авдания» для Господа, чтобы придать кампании видимость «крестового похода», было решено основать там «идеальную» религиозную колонию. И в Карибское море отправились 30 кораблей с десантом из 3 тыс. солдат под командованием Пенна.
Кромвель был настолько уверен в своем могуществе, что одновременно чуть было не начал еще несколько войн. Стало известно, что берберские пираты захватили несколько английских судов. И лорд-протектор послал в Средиземное море эскадру Блейка. В апреле 1655 г. она предприняла дерзкую атаку на Порт-Фарин, разгромила тунисский флот. Но в это же время в Альпах, во владениях герцога Савойского, была обнаружена община вальденсов (остатки древней манихейской секты, примкнувшей к кальвинистам). Всех пойманных еретиков, 200–300 человек, савойские солдаты перебили. Узнав об этом, Кромвель разбушевался. Разослал по европейским дворам ноты, что считает своим долгом спасать сектантов и мстить, грозил войной Савойе и Риму. Адмирал Блейк получил приказ готовиться к нападению на них и договориться о союзе… с теми же берберскими пиратами. А они после Порт-Фарина Блейка зауважали и выразили полную готовность сотрудничать с англичанами.
Однако в Вест-Индии дела пошли совсем не гладко. В полном смысле по-пиратски, без объявления войны, эскадра обрушилась на Эспаньолу. Впрочем, Кромвель ввел в обиход формулу «Сила есть право». Объяснял, что силу одной из сторон дает Бог – и тем самым подтверждает правоту этой стороны. Англичане высадили войска и развернули наступление на Санто-Доминго. Но оказалось, что хваленая «армия нового образца», умевшая лихо громить неопытных в военном деле «кавалеров» и резать ирландских крестьян, против профессионалов не стоит ничегошеньки. Ничтожные силы испанцев нанесли ей позорнейшее поражение. А отступление по тропическим лесам и болотам довершило катастрофу, погибла половина англичан. И испанцы, естественно, отреагировали на нападение – арестовали в своих городах суда и товары британских купцов. Провал был полный. Правда, Пенн постарался компенсировать неудачу и захватил незащищенные острова Ямайка и Тортуга. Но важности этих приобретений Кромвель не оценил. Командиров, Пенна и Венебласа, отозвал и заточил в Тауэр. Ведь для диктатора это было не просто поражение – это был первый удар по его гордыне. Раз Бог «отвернулся» от него, то получалось, что где-то он отошел от высших предначертаний… а вдруг он и вовсе не «избранник»?
Но как бы то ни было, а разрыв с Испанией произошел. И подтолкнул Кромвеля к союзу с Францией. Боевые действия между выдохшимися французами и испанцами велись уже очень вяло. На пиренейском, итальянском, восточном фронтах они заглохли. Лишь во Фландрии маневрировали армии Тюренна (на стороне Франции) и Конде (на стороне Испании). У каждого было около 15 тыс. наемников, жалованье они получали нерегулярно и жили грабежами. Для чего периодически брали приграничные города. Внутреннее положение Франции оставляло желать лучшего. Произошло очередное восстание, в Анжу. И усилилась новая оппозиция – ортодоксальные католики. У них существовала вполне легальная организация, Общество Святых Даров, которая пользовалась покровительством папы римского. И тайно действовала в пользу Испании. Эти «благонамеренные» имели свои структуры во многих городах. Мутили воду, например, под флагом борьбы за нравственность – в Бордо по одному лишь подозрению и доносам о «дурном поведении» арестовали многих женщин и девушек и заключили в монастыри. Ну а союз с Кромвелем стал еще лучшим поводом для атаки на власть. На сторону «благонамеренных» встало духовенство, проклиная пуритан. Но пуритане были далеко, и оппозиция обрушилась на своих, французских гугенотов. Кровавые столкновения католиков с протестантами произошли в Бордо, Руане, Пуатье.
Тогда Мазарини сделал неожиданный политический маневр и стал налаживать отношения с Римом. Тут надо отметить, что, несмотря на разрекламированные успехи Контрреформации в «лечении» католической церкви, эти достижения были весьма относительными. Рим оставался более светским государством, чем духовным центром. Церковные должности по-прежнему оценивались только по доходам, власти, правам. И их раздаривали родным, давали в награду, продавали. Поэтому были 10-летние аббаты, 5-летние настоятели храмов. А за «святой престол» и его окружение вели борьбу представители крупнейших банкирских домов Италии – Сакетти, Барберини, Памфили. Папа Александр VII, только что занявший этот пост, вел очень активную внешнюю политику, но она получалась весьма запутанной.
С одной стороны, Александр был настроен антифранцузски и поддерживал Испанию. С другой, оказывал большую помощь Яну Казимиру в войне с русскими и шведами. Но продолжалась и война Венеции с Турцией. Потеря Крита пресекла бы пути восточной торговли не только для венецианцев, а и для других итальянских государств. Затрагивались интересы тех же банкирских домов. И папа поддерживал войну против Порты (невзирая на то, что Польша считала турок и татар союзниками против России). К борьбе с турками Рим подталкивал и императора Фердинанда III. Габсбургам идея нравилась. После Тридцатилетней войны они утратили влияние в германском мире, а развал в Османской империи сулил возможность компенсировать это на Востоке. И Австрия начала поглядывать на Балканы.
Но и Париж подобная политика Рима и Вены вполне устраивала! Мазарини по-прежнему вынашивал планы французской гегемонии в Европе. А для этого следовало оторвать германские княжества и Польшу от Габсбургов и перетянуть под собственное влияние. Поворот Австрии на Балканы (да еще чтобы увязла там посильнее) как нельзя лучше соответствовал данным замыслам. Поэтому Людовик согласился вступить в альянс с папой и императором. Вместе с ними начал оказывать помощь полякам. И венецианцам тоже. Хотя старую дружбу с Турцией Франция разрывать не хотела и средства выделила небольшие – 100 тыс. экю, 3 тыс. солдат и разрешила набор добровольцев. Но сражаться они должны были не под французским, а под папским или венецианским знаменем. А за это Александра VII попросили приструнить «благонамеренных» и посодействовать заключению мира с Испанией. Дескать, тогда и больше получится дать.
Кстати, дополнительную головную боль принесла папе и европейским монархам Христина Шведская. Она продолжала эпатажное турне с буйной толпой фаворитов и из Бельгии отправилась в Вену. На прием к императору явилась в турецком костюме, в чалме и шароварах. Фердинанд и местное духовенство еще не знали о ее переходе в католичество, обрадовались шансу «обратить» высокопоставленную лютеранку и предложили принять крещение. Что ж, ей было без разницы, каким образом развлекаться. А тут открывалась новая возможность побыть в центре внимания. И Христина была крещена во второй раз. Потом двинулась в Венецию – и въехала в город в совершенно невообразимом наряде с коротенькими панталонами. А оттуда прибыла в Рим. Папа принял ее радушно – вдруг получится вернуть окатоличенную шведку на престол? Она поселилась во дворце Фарнезе, объявила, что собирается «изучать искусства». И началось…
Вообще-то Рим был городом двуличным. Кардиналы и епископы окружали себя поэтами, художниками, актерами, устраивали фривольные балеты. Пиры с танцами и карточной игрой проводились и в папском дворце. Но все это допускалось лишь за закрытыми дверями. А на улицах насаждался подчеркнутый аскетизм. По папскому указанию женщинам даже предписывалось носить особые накидки, дабы не сверкать голыми руками. Христине на эти ограничения было плевать. Ее «изучение искусства» ограничивалось художниками и обнаженными натурщиками. Со своей свитой она врывалась в грязные таверны на Тибре, ставя на уши все окрестности. Каталась по городу верхом полураздетой, в обличье «амазонки», выставив на всеобщее обозрение голые груди. Сам папа неоднократно приглашал ее к себе и увещевал унять сумасбродства. Куда там! Благие пожелания пропускались мимо ушей.
Наконец, ей наскучил Рим, и она покатила в Париж. Где тоже произвела фурор. Современники отмечали, что все разговоры «северной Минервы» сводились к сексуальной тематике и скабрезным анекдотам. И хотя французское дворянство славилось распущенностью, с экс-королевой не мог сравниться никто. Писали, что «не только скромные женщины не могут долго слушать Христину, но и порядочные мужчины стыдились разговаривать с ней». Ругалась так, что у боцмана уши завяли бы, нарочито презирала правила приличия. Например, в театре, развалившись в кресле, вываливала ноги на барьер ложи. Поведение сочли слишком уж возмутительным, и ее спровадили. Однако вскоре Христина вернулась. Поселилась в Фонтенбло – «изучать искусства». Но один из фаворитов, некий Мональдески, изменил ей с француженкой. И экс-королева приказала его зарезать на своих глазах. Людовик XIV возмутился таким самоуправством на своей территории и через Мазарини выразил Христине неудовольствие. Она в ответ нахамила. За что была выдворена окончательно и осела в Риме.
Положение воюющей Испании было не лучше, чем у французов. В итальянских владениях Филиппа IV вспыхнула чума, добавился неурожай и голод, в одном лишь Неаполе умерло 130 тыс. человек. А вступление в войну Англии резко изменило обстановку на море. Блейк начал охоту за испанскими «серебряными эскадрами» и разгромил одну из них у Канарских островов – в Тауэр привезли 38 телег трофейного золота и серебра. Капитан Стейнер одержал победу у Кадиса, отправил на дно несколько кораблей с грузами стоимостью 2 млн. фунтов и захватил галеон с 300 кг серебра. А американские драгметаллы определяли способность Испании нанимать солдат…
Но обстановку внутри Англии победы не разрядили. Наоборот – индепенденты, левеллеры, анабаптисты осуждали союз с католической Францией. Другим встала поперек горла сама война и связанные с ней тяготы. Начались оппозиционные выступления, заговоры. В обстановке разочарования действительностью множились ряды квакеров – они в политику не лезли, но отказывались платить налоги, служить в армии, снимать шляпы перед вышестоящими лицами, буянили, прерывая церковные службы. Их проповедник Нейер объявил себя новым воплощением Христа и въехал в Бристоль на осле в сопровождении толпы поклонников. Был обвинен в богохульстве, его клеймили раскаленным железом, прокололи язык, подвергли двукратной порке и отправили в пожизненное заключение. А эксперимент с генерал-майорами за год показал полную несостоятельность. Каждый из них стремился быть в своей провинции мини-кромвелем, одни наломали дров, другие погрязли в злоупотреблениях.