- Крестана вас нет!
- А зачемон нам? Посторонись, мамаша! Люди в космос вовсю летают, а ты до сих пор –крест… крест… Кстати, Иван Петрович, с крестом-то что делать будем?
- Как что?Зацепи тросом, и – трактором вниз!
-Трактором я могу, а на купол найди, кого помоложе, лезть. Вон – хотя бКапитона!
- Эй,Капито-о-он, иди-ка сюда!
- Ну, чегоеще?
- Кончайиконы рубить! Давай, лезь на купол!
- Самлезь! Не видишь, я руку поранил?
- Еще нехватало, чтоб председатель колхоза пятками перед вами сверкал! Ну что, ниодного смелого, что ли, во всей Покровке нет?
- Есть,дядя Вань, есть!
- Васька,куда? Стой, оглашенный! Сто-ой!..
Скрипнула входная дверь, в палату пахнуло свежим ночным воздухом, и в полнойтемноте послышались чьи-то осторожные шаги.
- Ктоздесь?
- Этоя, отец Тихон, Валентина!
- Апочему свет не включаешь?
- Васне хотела будить. И потом, я ведь тут каждую вещь на ощупь знаю! Сейчас толькотаблетки возьму…
- Чтошмыгаешь носом – маме?
- Нет,теперь уже мне! Маме больше никакие лекарства не помогут…
- Что…Пелагея Васильевна… Бабушка Поля – умерла?!
- Нет!Но… «Скорая» только что приезжала, и просили – больше не вызывать. Сказали,чтобы я дала умереть ей спокойно. А как это – спокойно, если она всё времясвященника из города просит привезти, а тот, как нарочно, в отъезде… Не могубольше смотреть на ее муки. Ну, я пошла!..
-Погоди… постой! А я тут зачем?
- Таквам ведь нельзя!
- Ну,это еще, как сказать? Ты мне только…подняться помоги, а там уже Сам Бог нампоможет!
- Но,отец Тихон… отец Тихон!! Отец Тихон!!!
- Вотвидишь, и встали… и идем!
- Вамне плохо? Не больно?
- Нет,всё хорошо. Всё хорошо будет! Воздух-то здесь какой, а? Соловьи поют… Вот ипришли… Вот и калиточка ваша… И дверка. А вот и бабушка Поля. Ну, здравствуйте,Пелагея Васильевна!..
-Васенька? Вася!!
- Мама,какой же это Вася? Это я тебе батюшку привела! Как ты просила… Сейчас он тебяисповедует, причастит! Не обращайте внимания, отец Тихон. Это у нее отлекарств…
- Отец…Тихон?
- Да,бабушка Поля, да… Ты готова?
-Конечно, сынок! Уж столько ждала… Конечно…
Валентинатихонько вышла из комнаты и вошла, когда ее мать, уже счастливая иумиротворенная, лежала после исповеди и святого причастия…
ОтецТихон сидел рядом с ней, гладя ее руку…
Они очем-то разговаривали, и, увидев вошедшую, быстро закончили свой разговор.Собственно, прерывисто и едва слышно говорила одна бабушка Поля:
- Этохорошо, что ты не успел сказать всего Капитону... И другим открываться нестоит… пока! Тебе надо, чтобы люди и поверили, и доверили тебе сделать то, радичего ты приехал. А узнают, кем ты был, не поверят даже тому, кем стал. Не все,конечно… Но есть еще такие, которые опять станут мутить народ…
- Всёхорошо… все хорошо будет, баба Поля! И храм в Покровке поднимем. И службу снованачнем!
-Дай-то Бог! Моя мама ведь за него жизнь положила… Поехала в город просить,чтобы храм не закрывали, а ее вместе с батюшкой нашим, отцом Григорием за это…
- Знаю,бабушка, помню – расстреляли… Но теперь они – святые, молятся за нас, и намнужно только радоваться этому!
- Вот яи радуюсь… Гляжу на тебя и совсем умирать не страшно… Жив Господь!
- Ну,может, и ты еще поживешь!
- Нет,мне уже уходить!.. Пора… И теперь слушай самое главное… ради чего, может, Ондал мне дожить до этого дня… Когда всё будет готово, Валя – слышь, дочка? -откроет тебе дверь в комнату… куда не входила ни одна живая душа, после того,как её закрыл отец Григорий… Но – только, когда всё будет готово, и ни днемраньше! Это его последний наказ… Там ты найдешь всё, что тебе будет нужно. Атеперь всё, ступай!.. Иди… Не знаю, и чего я такого хорошего… сделала в жизни,что Господь… так утешил меня… в самом её конце?..
Главашестая
1
- Ванька! - ахнул Стас, бросаясь к окну...
Стас,проснувшись, приоткрыл один глаз и тут же зажмурился. Солнечный луч, которыйвсе утро досаждал ему, норовя пролезть под ресницы, сделал свое дело. Спатьбольше не хотелось.
Онзевнул, сладко потянулся и замер, силясь припомнить, как это бывает иногда впервые мгновения после сна, где он и что ожидает его сегодня. Помнится, что-товажное! Но - хорошее или плохое?..
Стасобвел взглядом голые, без привычных плакатов с футболистами и певцами, стены...услышал кудахтанье кур, полаивание собак...
Ах, да -он в деревне!
Набежавшая на солнце тучка проглотила озорной луч.
Так чтоже все-таки: плохое или хорошее?
Всоседней комнате негромко переговаривались родители.
Стасприслушался.
-Хоронить-то когда теперь будут? - спрашивал мамин голос.
Бесцветный от усталости папин отвечал:
- Как иположено, по обычаю, на третий день.
-Значит, в воскресенье?
Стаснасторожился: неужели отец Тихон уже умер?!
Но нет,речь шла о какой-то Пелагее. А после - и вовсе о нем:
- Чтонаш?
- Спит!Жалко его... Может, выпустим сегодня?
- Пустьсидит дома, ума-разума набирается!
«Вот оно- наказание!» - вспомнил, наконец, Стас.
Луч,вырвавшийся на свободу, словно утешая его, теплым солнечным зайчиком сталтереться о щеку. Но вскоре и он оставил его. Солнце закрыла большая, под статьнастроению, туча.
Стаспонуро встал и, не спеша - куда, собственно, теперь торопиться? - сталодеваться. Но не успел он застегнуть рубашку, как в стекло осторожно постучали,и послышался знакомый голос:
-Стаси-и-ик!..
-Ванька! - ахнул Стас, бросаясь к окну. - Хорошо, что ты пришел!
Но Ваняпочему-то не разделял его радости. Глаза у друга были покрасневшими. Онбеспрестанно шмыгал носом.
- Тычто, заболел?
- Нет,у нас горе! - Ваня неожиданно всхлипнул и трудно, будто губы у него были изкамня, выдавил: - Баба Поля умерла!..
«Ещеодна смерть! Да что же это делается?!» - простонал про себя Стас, но вслух, какэто бывает принято в подобных случаях, сказал:
- Тыэто... как его… не переживай!
- Такведь - бабушка! Знаешь, какая она добрая... была?
Ваня стаким трудом выговорил слово «была», что Стасу действительно стало жаль его.Пытаясь отвлечь друга, он спросил:
- АЛенка где?
- Дома.Забилась в дальний угол и плачет...
- Побабушке?
- Нет -по себе!
- Какэто? - не понял Стас.
- А онатолько сейчас узнала, что когда-нибудь тоже умрет!
Ваняеще немного постоял под окном и заторопился:
- Яведь на минутку! Мамка послала к плотникам - гроб заказать. Вот здесь всеразмеры! - показал он сжатый в кулаке листок.
Стасиспуганно отшатнулся, а невысокий крепыш Ваня продолжал:
-Представляешь, человек, после того, как умирает, вытягивается на десятьсантиметров. А некоторые - даже на пятнадцать! Вот бы при жизни так было!..
Забывпро поручение, он принялся рассказывать о предсмертных словах бабы Поли и какона умирала, от чего Стасу вконец стало не по себе. Насколько он рад былприходу друга, настолько теперь хотел, чтобы тот поскорее ушел. И когда Ваня,наконец, скрылся за поворотом, не вникая в смысл сказанного, - так он обычноприговаривал, освобождаясь от тяжестей, выдохнул:
- СлаваБогу!
Выдохнул и... не почувствовал облегчения!
Хужетого, представил Лену и вспомнил, как сам первый раз в жизни узнал о смерти. Нетой, что по телевизору, в газетах, или когда хоронят на улице, а собственной,неминуемой, вместе с которой, умирая, навсегда исчезает самое дорогое и ценное,что только есть в жизни - родное, собственное «я»...
2
Итогда тихо-тихо, едва слыша самого себя, он спросил...
Этослучилось шесть... нет - семь лет назад. Он еще не ходил в школу, и у них тогдажил серый пушистый котенок Марсик.
В тотдень мама принесла из магазина несколько мелких рыбешек. Схватив одну, он сразуже кинулся кормить своего любимца. Мама, как назло, велела ему хорошенькозакрыть входную дверь. Он так спешил, а та никак не закрывалась! Мешало что-тоупругое, мягкое - как выяснилось вскоре... сам Марсик.
Бедныйкотенок с придушенным хрипом вдруг выскочил из-под двери и, извиваясь, сталбиться о пол, словно резиновый мячик.
Они смамой так и застыли на месте.
Постепенно Марсик успокоился и затих.
- Всё!- вздохнула мама. - Отмучился бедняга...
Онначал горько плакать, жалея котенка.
- Неплачь! - сказала мама.
- Новедь ему же больно! - сквозь слезы, возразил он, и услышал:
- Нет,он уже ничего не чувствует, никого не видит и не слышит, он - умер!
Стас вспомнил, как обошелтогда вокруг котенка, не понимая, как это он не видит и не слышит его, инедоуменно спросил:
-Ничего-ничего?
- Да, -подтвердила мама. - Как бы тебе это объяснить... Его больше нет!
- И небудет? - не поверил он.
- Ну даже!
-Никогда-никогда?
...Потом они сидели вдвоем на балконе.
Папа,как обычно, задерживался в клинике и ничего не знал о случившемся. Небо быстротемнело, обсыпаясь звездами, и начинали летать ночные бабочки. Они подлетали кпахучим маминым петуньям, но, заметив людей, испуганно удалялись. Былоочень-очень грустно.
- Мама!- осторожно позвал он. - А бабочки тоже умрут?
- Да! - думая о чем-тосвоем, рассеянно кивнула мама.
Через двор пролеталавспугнутая кем-то ворона.
- И птицы?
- И птицы!
Залаяла собака.