он окончательно помягчел, но на всякий случай все же спросил:
-Крисп, это так?
Меньшевсего уже ожидавший, что его будут о чем-то спрашивать и тем более не готовый ктому, что придется лгать, Крисп растерялся и промолчал.
-Крисп? – не понял Марцелл.
- Что,отец?
- Яспрашиваю, то, что сказал этот господин – правда?
Крисп струдом, словно его шея вдруг стала каменной, кивнул. Но отца это не устроило.
- Неслышу! – повысил он голос.
Криспвнутренне сжался, мысль его лихорадочно заметалась в поисках выхода, однаковремени на раздумье не было. Марцелл уже с возрастающим подозрением смотрел насына. И тогда Крисп, пытаясь оправдать себя тем, что защищает отца Нектария итого же Плутия, не в состоянии противиться страху перед разоблачением, черезсилу выдавил:
- Да…отец!
Сказал,и… ничего не изменилось вокруг.
Морскаяпучина не разверзлась и не поглотила Криспа вместе с отцом и вынудившим его наложь Плутием. С неба не обрушился черный смерч и не унес его за собой. Неподнялась над судном грозная волна, чтобы навсегда смыть его с лица земли…
Наоборот – всё также ярко горел, потрескивая фитилями светильников, канделябр…тихо плескалась о борт игривая волна… И Марцелл уже почти дружелюбно говорилПлутию Аквилию:
- Все впорядке. Можешь идти. Прости за то, что подверг тебя допросу – сам понимаешь,служба! А донесение свое можешь написать в капитанской каюте. Я отдамраспоряжение Гилару!
ПлутийАквилий незаметно подмигнул Криспу, давая понять, что их договор остается всиле, и вышел из каюты. Оставшись наедине с сыном, Марцелл, вспомнив тохорошее, с чем пришел, с улыбкой сказал:
- Аведь у меня приятная для тебя новость, сынок! Этот Плутий Аквилий прав – завтраутром мы действительно приходим в порт. И не в какой-нибудь, а - в Афины! И унас с тобой будет целый день на осмотр этого величайшего, после Рима, конечно,города всех времен и народов.
- Но,отец…
- И слушатьничего не хочу! Я проведу тебя по самым интересным и красивым местам, мы зайдемв лучшие лавки, посетим амфитеатр…
- Отец…
- … Якуплю тебе всё, что попросишь, ты сможешь посмотреть на всё, что захочешь,отведать всё, что пожелаешь! Лучшая одежда, развлечения, яства!.. - не слушая,продолжал Марцелл. – Пойми, я хочу, чтобы ты знал, от чего отказываешься! Ведьбоги или, как ты там говоришь – Бог, для чего-то же дали людям всё это!
Последние слова отца показались Криспу убедительными. Конечно, отец Нектарийнашел бы, что ответить на это Марцеллу. Да так, что тот и думать забыл бы просвоих богов! Но сейчас он был далеко. К тому же, в голове Криспа вдругмелькнула лукавая мысль.
Онбыстро взглянул на отца и согласно наклонил голову:
-Хорошо. Я… согласен!
- Что?– с подозрением посмотрел на него Марцелл, никак не ожидавший столь быстрогосогласия сына.
-Согласен! – повторил тот. – Но… при одном условии. Когда мы вернемся, тыпоговоришь с отцом Нектарием. Я тоже хочу, чтобы ты знал, от чегоотказываешься!
- И очем я должен с ним говорить?
- Ни очем! Тебе даже не нужно будет ничего говорить! Просто придешь и поглядишь… тоесть, послушаешь!
- Ну,если так, то ладно… Приду и посмотрю! – усмехнулся Марцелл.
-Правда? – обрадовался Крисп.
-Обещаю! Хотя, думаю, после нашего возвращения в этом уже не будет никакойнадобности! – предупредил Марцелл и протянул сыну золотую монету. – Бери! Этотебе - на мелкие расходы!
- Чтоэто? - не понял тот, никогда не державший в руках ничего больше серебряногоденария...
-Римский ауреус. На него ты и сам сможешь купить в Афинах все, что захочешь! Явыбрал для этого самую полновесную, красивую монету и подписал ее тебе насчастье. На счастье и держи!
Золотоослепительно красиво блестело, притягивая взгляд. На одной стороне былизображен император. На другой – стоящая в скорбной позе женщина. Над ней былонаписано – «Дакия». В те времена не было газет, и информацию черпали из монет.По ним узнавали, кто стал новым императором, над кем он одержал очереднуюпобеду, а также о том, что он заболел, выздоровел или наоборот… Судя по этомузолотому, Деций только что победил Дакию. Крисп принял монету, удивляясь еёприятной тяжести, поднес ближе к канделябру и с благодарностью оглянулся наотца. Прямо под суровым профилем императора Деция на ней и правда былавыцарапана небольшая «F» - первая буква латинскогослова «счастье»…
7
ОтецТихон с недоумением и ужасом взглянул на Валентину…
- Почемутак болит сердце? Что меня душит, мама?
-Васенька, родненький, не умирай!
- А развея… умираю?
- Нет, тыбудешь жить! Ты проживешь еще долго-долго! Ты еще переживешь нас с папой!Только, пожалуйста, не умирай…
Валентина набрала полный шприц и подошла к отцу Тихону.
-Благослови, Господи, руки врачующих! – с улыбкой кивнул он ей.
- Ишприцующих! – прошептала Лена, с ужасом глядя на происходящее.
-Ленка, марш отсюда! – коротко приказала Валентина.
Хлопнула дверь.
-Валентина! А почему ты мне о муже своем ничего не говоришь?
- Ачего говорить – что толку?
- Нупочему? В любом правом деле есть толк!
-Может, и есть, да не про нашу честь! Кому горе, а кому море!
- Ну икому это – море?
-Кому-кому… Григорию Ивановичу! Когда сына бывшего губернатора на охоте убили,так всё это дело на моего Лешку и списали.
ОтецТихон с недоумением и ужасом взглянул на Валентину:
- Какэто списали? Зачем?!
- А,чтобы сынка другого большого начальника, министра, который, действительно,убийца, спасти. Лешка-то водителем тогда у них был. Вот Григорий Иванович, вугоду губернатору с министром, и написал, что видел, как Лешка… что он… ну,одним словом – убил…
- А он?
- Ну,не убивал же, конечно! Он, как говорится, и мухи не обидит, не то, чточеловека! Любого в Покровке спросите... Нам бы, отец Тихон, хорошего адвокататогда!.. Да где ж его было взять? И чем платить? Я ведь одна с двумя, не считаяматери, на руках осталась…
-Ничего, всё хорошо… всё хорошо будет… Вот что, Валентина! Хороший адвокат уменя есть. И даже отличный. Ни одного процесса не проиграл. И денег он с тебяне возьмет. А что касается Григория Ивановича… Ты вот что! Ты позови-ка его комне.
- Да яи видеть его не могу! И не пойдет он сюда…
-Пойдет, Валентина. И не просто пойдет – побежит! Ты только скажи ему вот что…
Главадевятая
1
Наконец,показался и сам порт…
«Теньмолнии» стремительно приближалась к Афинам.
О том,что скоро крупный порт и длительная стоянка, теперь можно было догадаться и безслов Плутия или отца.
Несмотря на ранний час, команда корабля повеселела. Оживились и пассажиры.Матросы приводили в порядок палубу, надраивали до красного блеска медные частисудна. Повар, накормив всех раньше обычного, чистил большой котел накерамической плите у основания мачты. Гребцы более энергично, чем всегда,налегали на весла. И, тем не менее, келевст поторапливал их, хотя и не пускал вход свой сыромятный бич.
Наконец, показался и сам порт, с видневшейся издалека статуей Афины,позолоченное копье которой блеснуло в первых лучах восходящего солнца.
Капитансказал что-то кормчему, и тот налег на рулевое весло, давая паруснику новыйкурс.
Одна задругой слышались команды:
-Убрать паруса!..
- Малыйход!..
-Налечь на вёсла!..
-Полный ход!
-Сушить весла по правому борту!
-Убрать весла!
-Отдать якорь!
И,наконец, самое долгожданное:
-Спустить трап!
Крисп шелследом за отцом, сжимая в кулаке подаренную монету. Всю ночь и утро он провелнеспокойно. У него было такое ощущение, будто кто-то столкнул его с высокойгоры, и теперь он делал то, чего не надо было делать, и самое странное – былсовсем не против этого! Он не мог понять, что происходит с ним, и это ещебольше раздражало его. Закончилось всё тем, что, проходя мимо юнги, который,уже не глядя на него, старательно мыл поручни, Крисп вдруг вспомнил, сколькотот заставил его мучиться, ждать, страдать, и с такой злобой пнул медное ведро,что оно, разливая грязную воду, покатилось по палубе…
Марцеллшел впереди и не заметил этого. Зато отец Нектарий прекрасно всё видел. Потерявосторожность, он захотел окликнуть, вернуть Криспа. Но тот уже ступил на верхнююступеньку трапа, и пресвитеру осталось лишь проводить его запоздалым, не нашутку встревоженным взглядом…
2
…Вдруг– в кустах сирени, по направлению к окну, мелькнула какая-то тень.
Какрано начинается утро в деревне!
Вгороде, на каникулах, Стас бы еще последние сны досматривал, а здесь и почитатьуспел, и позавтракать, и на кухне насидеться, и вокруг дома вдоволь погулять.
А всёгости. Сначала доярка ни свет ни заря принесла банку парного молока, дазадержалась, чтобы показать отцу больные ноги. Потом незнакомый мужчина принеслукошко клубники и пожаловался на донимающий его с самой зимы кашель. Он такдолго и надсадно хэкал горлом, что Стасу даже захотелось выкашляться за него.Затем пришли две говорливые женщины, которых Стас видел у колодца. Эти простожаловались на жизнь.
Ипошло-поехало!
Стас толежал и читал, то сидел на кухне, куда один за другим приходили посетители. Онивыкладывали на стол свои приношения, и он ждал, когда закончатся разговоры оприроде и погоде и начнется самое главное, то, ради чего они, собственно, ипришли. Тогда можно было и полакомиться чем-нибудь новым, и чуть-чуть погулять…
Но всёэто, объевшись и нагулявшись в одиночку, он давно уже делал безо всякогоинтереса.
Единственное, что всерьез занимало его – это мысль, как прямо сейчас начать