Вспоминается еще одно событие, происшедшее в нашей России во дни первых Романовых. Один из царских сокольничих потерял любимого царского сокола. Опасаясь царской опалы, несчастный не мог найти себе места и скитался в тех рощах, где он выпустил сокола, надеясь, не вернется ли сокол в эту рощу. После долгих и бесплодных поисков он слезно стал молиться мученику Трифону, в которого имел большую веру, и, изнеможенный, уснул. Во время этого сна явился сокольничему чудотворец Трифон в виде юного отрока со светлым, приветливым лицом; на руке у него сидел сокол. Проснувшись, сокольничий увидал близ себя сокола, который позволил взять себя на руку.
Благодарный сокольничий воздвиг на месте сновидения, в благодарность своему избавителю, храм во имя мученика Трифона. В этом храме есть образ с частью мощей мученика Трифона, и редко, зайдя в эту церковь, вы не услышите в ней звуков молебна. По преданию, великомученик Трифон имеет благодать помогать в бедах, подобных той, от которой избавил сокольничего.
С детства отдаться Христу и в детских годах стать чудотворцем, безбоязненно исповедать Христа перед правителями и перед толпами народа, претерпеть лютейшую казнь и, быв при жизни милосердным ко всем, в предсмертной молитве подумать о будущих людях, которые станут звать его к себе на помощь, и в этот час мученической смерти, когда молитва мученика так высока и действенна перед очами Божиими, испросить услышания всем тем, которые призовут его в будущих веках на помощь, и затем остаться живым для людей, в этом ореоле сбывающихся обещаний, в этой непрестающей цепи чудес! Какое счастье, какой чудный удел!..
Страдания юной мученицы Фавсты и обращенных ею ко Христу мучеников Евиласия и Максима
В городе Кизике во дни нечестивого императора Максимилиана жила юная дева Фавста. Родители ее, люди богатые, воспитали ее в христианских догматах. Тринадцати лет от роду Фавста схоронила отца и мать и стала жить уединенной праведной жизнью. Она упражнялась в посте и молитве, в чтении Божественных книг, соблюдала себя в непорочности, презирала все прелести и все приманки мира – богатство, удовольствия, плотоугодие – и проходила скорбный, трудный путь отреченной жизни.
Все окрестные христиане знали и прославляли добродетели Фавсты. Знали их и язычники, и, во исполнение слов Писания: «не может град укрыться, на верху горы стоящий», – слух о ней дошел до самого царя Максимилиана.
И царь послал в Кизику первого жреца Евиласия, чтобы отыскать невесту Христову, Фавсту. При этом он дал ему завет: если она согласится принести жертву богам, то осыпать ее всякими наградами; если же откажется, то бросить ее в пучину морскую.
И вот Евиласий в Кизике. Он увидел деву, совершенно юную годами, но старую и верой, и разумом. Поставив ее на суд свой, жрец принуждал ее принести жертву суетным богам.
– Не принесу я, – отвечала ему святая, – жертвы тем богам, которые и глухи, и слепы, и не имеют ни одного из чувств, так как сотворены руками человеческими. У меня есть отец и жених – Христос – на небеси. Не могу я оставить Его; не откажусь от того наследства, которое ждет меня у Господа моего.
– Принеси, Фавста, жертву богам, – настаивал жрец, – иначе умрешь ты лютой смертью.
– Не считай меня, – возражала Фавста, – безумной: я молода годами, но сердце мое много пережило и чует Бога.
Крепость мученицы привела Евиласия в невыразимый гнев. Он велел, для бесчестия и поругания, остричь голову мученице, повесить ее на дерево и крепко бить.
Наступили те минуты в жизни Фавсты, которых со страхом и с нетерпением, с некоторым призывом ждет всякий истинный христианин, – она страдала за Христа.
Как часто раньше мечтала она об этих муках!.. Мечтала о них с детства, когда в доме их говорили о страданиях мучеников… Мечтала о них у гроба родителей, когда чувствовала, что самое тяжелое для нее, что могло ее страшить, – жалость расстаться с родителями, – теперь миновало и что переход родителей в вечность сильнее будет разжигать в ней желание скорого конца… Мечтала в одинокие часы молитвы, когда, стоя духом перед Богом, не находя слов для выражения того, что теснилось в душе ее, пылала, горела, изливалась, благоговела, звала, преклонялась перед Создателем своим.
И вот эти часы наступили. Пытка коснулась ее тела. Открыт небесный чертог, и на пороге его с улыбкой на лице, протягивая к ней руки, стоит Он, Божественный Жених, и шепчет ее сердцу: «Терпи, Фавста, Я жду тебя: претерпи, и воцаришься со Мною…»
В жестоких муках, словно раздвоенная, снедаемая болью и полная в то же время невыразимого счастья, Фавста молилась… И вдруг появилась в небе яркая блестящая молния, сверкающая из голубого безоблачного неба, и многих эта молния поразила насмерть.
Смятение охватило площадь, и, когда Евиласий пришел в себя, он воскликнул:
– Скажи мне, Фавста, кто ты? Я вижу, что ты творишь волшебные дела.
– Я объясню тебе, почему я так равнодушна к мукам, – отвечала дева. – Если хочешь послушать меня, вели живописцу написать мое изображение и поместить там те муки, которым ты меня подвергаешь.
Художник, по приказанию великого жреца, наспех исполнил это изображение.
– Ну вот, – сказала дева, – слушай теперь: как это изображение мое не может страдать и болеть, так и тело мое не ощущает тех пыток, которые ты мне наносишь, ибо душа моя утверждена в Господе моем. Вот тебе мой ответ, а далее делай, как хочешь.
Мучитель приказал положить ее в тесный деревянный ящик вроде футляра и, забив ящик гвоздями, перепилить его и помещающуюся в нем Фавсту пилой.
Страшно было слышать визг пилы по сухому дереву, которое она разрезала. И вот, притаив дыхание и образовавши у ящика круг, люди ждали нечеловеческого крика мученицы. Но в ящике было все тихо: Фавста не страдала.
Сильней и сильней налегали на оба конца пилы мучители, но тщетно: совершилось знамение – тело Фавсты вдруг окаменело и пила не брала его. Несколько часов тщетно трудились палачи и, наконец, от усталости попадали на землю.
Некоторые из них бросились к Евиласию и взмолились: «Эту деву, которую ты предал нам на муку, мы пилили забитую в ящик от первого до шестого часа и ничего не могли сделать. Мы затупили шесть пил, но ни одна из них не повредила ей. Мы бросали огонь на ковчег, чтобы сжечь его с ней вместе. Но огонь не коснулся ее и не опалил ковчега».
Как новая некая Неопалимая Купина[4], юная мученица стояла невредимой и в огне и воспевала слова из Исаии-пророка: «Если сквозь огонь пройду, не сожжет меня, и пламень не опалит меня».
Елубоко поражен был Евиласий. Он приказал привести святую деву и сказал ей: «Дева, твои чудеса удивляют меня: мне восемьдесят лет от роду, и не видал таких дел… Заклинаю тебя тем Богом, Которому ты веришь, открой мне всю истину».
Может быть, чудным даром провидения, который нисходит на душу, озаренную лучом света Божественного, предвидела дева, что великая душевная работа творится в старом жреце, что истина должна озарить то сердце, которое столько лет заблуждалось, и, призвав Бога на помощь, святая начала:
– Слушай меня прилежно, я открою тебе мою тайну… Сила Божия сохраняет меня целой в муках, как ты видел сам. И если ты внимательно выслушаешь слова мои, то скоро станешь другом моей веры.
– Расскажи мне скорей всю истину, – отвечал с нетерпением жрец, – я буду слушать со вниманием.
– Бог, – повела свою речь мученица, – бессмертен и вечен, и истинны все дела Его, и праведен суд Его и свят. Бог соблюдает и хранит на всяком месте рабов Своих, праведно живущих и несущих на себе подвиги духовные. Бог укрепляет тех людей, которые посрамили дьявола, отвергли и презрели идолов, почитаемых вами за богов, и победили злые дела мира сего. Мы презрели все земное, возжелали небесного и живем в чистоте, соблюдаем непорочно заповеди Божии, и вышний Бог хранит нас от всякого зла. Мы знаем, что мы во власти Единого Бога и что нет иного, кроме Него, сошедшего на землю, вселившегося во Святую и Пречистую Деву и родившегося от Нее неизреченно… Скажу вкратце: Христос, придя в возраст, сотворил много преславных чудес, научил нас чудным научением, а Сам взошел на крест, пострадал плотью, чтобы спасти нас, и, быв погребен, воскрес в третий день и во славе вознесся на небо. И с этого неба снова придет Он судить живых и мертвых и воздать каждому по делам его. И мы, следуя примеру Его, отдаем себя на раны и муки ради славы небесной, чтобы не погибнуть навеки: здесь умрем, там же будем жить нескончаемой жизнью.
Не в словах человеческих, которыми трудно выразить всю веру пламенеющую, благоухающую, волнующуюся в душе человеческой, а в чудном выражении лика святой девы, когда она исповедовала своего Христа, в музыке ее голоса была вдохновенная сила, покорявшая старого жреца.
Что-то творилось в нем. Что-то расцветало в его сердце. Что-то лучшее, громадное открывалось перед ним. И, внимая чувству своего опытного старческого сердца, он знал, что он изменился. Он сделал рукой знак палачам снять с мученицы Фавсты узы и отпустить ее на свободу.
Один из рабов его бросился с доносом к царю Максимилиану:
– Великий царь, Евиласий презрел милости твои. Он хочет сам стать христианином. Скорей спасай его от христианской прелести, пока он окончательно не уклонился в христианство.
Задумался царь. Он знал уже на деле эту заразу христианства, которая втягивала в себя самых, казалось, недоступных для христианства людей, людей ему близких и нужных…
«Евиласий… Евиласий, – шептал царь, – верховный жрец».
Царь решил действовать круто.
Он призвал епарха Максима, жестокого и бесчеловечного мужа, и, закляв его именем богов, послал его в Кизику к Евиласию.
Горя негодованием, решив действовать беспощадно, Максим, придя в Кизику, стал допрашивать Евиласия:
– Как смел ты, злобная голова, оставить великих богов и, презрев их, отдаться безумным христианам и перейти в их мерзкую секту?