В полночь великий свет заблистал в темнице, и был голос: «Вы – святые исповедники Божии, вы оставили отечество и имение и страждете со Христом».
Настало утро. То был Великий четверг – день Тайной Вечери Христовой.
Каллиопий был приговорен к распятию. Когда его распинали, мать его дала воинам золота, чтобы распяли они ее сына стремглав, потому что считала его недостойным быть распятым, как Христос.
Все время мучения его она стояла при кресте, укрепляя его своими словами. В третий час дня, в пятницу, с неба раздался голос: «Приди, согражданин Христов, сонаследник святых», – и тогда душа Каллиопия отошла к небу.
Мать приняла на руки его тело по снятии со креста. Она прильнула к его груди, обняла его голову и, прославив Бога, предала дух…
Из детства преподобного Даниила, Переяславского чудотворца
Бывают праведные души христианские, неутешимо и горько скорбящие.
Скорбят они от великой муки, которую принял за людей воплотившийся Сын Божий, Господь Иисус Христос, и хотят они сами на земле нести муку во имя умученного Христа. Эти люди с раннего детства так же мечтают о муках, как другие дети мечтают о жизненном счастье, радостях и утехах.
К числу таких скорбных избранников Божиих принадлежит один из великих русских подвижников – преподобный Даниил, Переяславский чудотворец.
Преподобный Даниил звался в миру Димитрием и родился в Переяславле около 1460 г., в дни княжения на Москве великого князя Василия Васильевича Темного.
Родители его – Константин и Фекла – были переселенцы из города Мценска (ныне уездный город Орловской губернии), откуда они выехали вместе с воеводой Григорием Протасьевым, переезжавшим на службу в Москву.
Духовная жажда, склонность к подвигам разжигали с юности душу отрока Димитрия.
Подолгу всматривался он в вечернее небо, точно ожидая, что звезды небесные тихим миганием своим расскажут ему о Боге Творце, точно ожидая, не нашепчет ли ему тихий ветер ночной несказанных тайн духовных. С замиранием сердца внимал он рассказам старых людей о великих подвижниках лавры Киево-Печерской, о дивном отроке Варфоломее, ставшем чудотворцем земли русской, преподобном Сергии Радонежском, об учениках его, подобно птицам сладкогласным, разлетевшихся из Троицкого монастыря по северным лесам и проводивших там жизнь как бы вне плоти, ютившихся, подобно птицам, в дуплах деревьев и вместе с птицами сливавшихся молитвами своими в служении Богу.
Отрок Димитрий не только не искал себе ни в чем покоя, но сознательно шел на всякое страдание. И невыразимое счастье переполняло его душу, когда он говорил себе: «Стражду со Христом и за Христа».
Случилось ему слышать о подвиге преподобного Симеона Столпника, который спасся тяжелым подвигом стояния на открытом воздухе на узкой вершине высокой башни. Этот подвиг поразил воображение мальчика.
Преподобный Симеон Столпник для усмирения плоти носил на теле туго стянутую волосяную веревку… И Димитрий, услыхав об этом подвиге его, тут же решил подражать ему.
В его время существовало судоходство по обильным тогда водой рекам Нерли и Трубежу. Тут мальчик увидал однажды великую ладью с товарами тверских купцов. Она была привязана к берегу волосяной веревкой.
Недолго думая, Димитрий отрезал себе конец этой веревки, обвил ею свой стан, да так крепко, что веревка со временем стала въедаться в тело. Терпеливо переносил маленький подвижник свои страдания днем, но ночью он невольно выдавал себя беспокойным сном и стонами. Таким образом родители узнали об этом и, несмотря на его просьбы и сопротивление, сняли с него веревку. Но они не могли, конечно, удержать его склонности к подвижничеству. Выучившись грамоте, Димитрий поступил в Никитский монастырь, где игуменом был родственник его, Иоанн. Здесь он воспитывался несколько лет, и тут созрела в нем мысль принять иночество.
Семнадцати лет молодой Димитрий тайно ушел из Переяславля и удалился в Пафнутьев Боровский монастырь, что в нынешней Калужской епархии, где и принял иночество. Прожив тут десять лет, инок Даниил, бывший Димитрий, вернулся к себе на родину опытным иноком и ознаменовал жизнь свою великими подвигами и милосердием.
В Древней Руси бывало много внезапно скончавшихся людей. Кроме разных стихийных бедствий, по дорогам гибло много путников от рук разбойников. Преподобный Даниил принял на себя подвиг подбирать убитых и умерших на дорогах, в лесах и полях. Он просил других сообщать ему о непогребенных трупах и даже платил за это. Нарочно выходил он тогда из монастыря, на своих руках переносил несчастно погибших на божедомье (общая могила таких людей), отпевал и погребал их и построил над их могилами храм.
Когда в той местности случился голод, преподобный стал принимать к себе больных, которых вылечивал и выкармливал.
Преподобный Даниил почил в возрасте за 80 лет, 7 апреля 1540 г.
Скорбная юность святителя Варсонофия, епископа Тверского
Великое торжество совершилось 1 октября 1552 года: рать царя Иоанна Васильевича взяла столицу царства Казанского – славный город Казань.
Еще так недавно татары угнетали Россию, свою данницу. А теперь русская рать победоносно входила в Казань, являвшуюся одной из значительнейших частей распавшейся Золотой Орды.
Значение этого события было необычайно велико. А по вере русских людей, само небо участвовало в событии покорения татарской Казани.
Когда еще до Казанского похода был заложен первый оплот русской силы в Казани – крепостца Свияжск с храмом Преподобного Сергия, у иконы которого совершались там многие исцеления, – пленные черемисы рассказывали:
– Лет за пять до основания города, когда это место было пусто, часто мы здесь слыхали русский церковный звон. В страхе мы послали легких молодых людей посмотреть, что такое происходит. Они слышали голоса, прекрасно поющие, как будто в церкви, и никого не видели, кроме одного вашего старого инока, который ходил со крестом, благословлял на все стороны, как будто размеривал то место, где теперь город, и все то место наполнялось благоуханием. Посланные нами покушались ловить его. Он становился невидим. Пускали в него стрелы – стрелы не ранили его, летели вверх, падали на землю и ломались. Мы сказывали о том нашим князьям, а они царицам и вельможам в Казани.
По иконе старца узнали: то великий Сергий отмеривал Руси Казанское царство.
Казанский поход царя Иоанна Васильевича имел вид великолепного духовного торжества. В рядах войска несли иконы, слышались постоянные молебствия. Из сел и городов по пути выходили встречные крестные ходы.
Взятие Казани было назначено на день Покрова Богоматери, 1 октября. Дьякон читал в походной церкви Евангелие и дочитал до слов «…и будет едино стадо, и един пастырь», когда раздался первый взрыв подкопов, подведенных русскими под стены Казани. А при словах сугубой ектении «О еже покорити и пособити под нозе его всякого врага и супостата», – второй взрыв поднял на воздух стены казанские. К концу Литургии примчалась весть: «Казань взята».
В новоприсоединенную Казань был послан епископ Гурий и два достойных ему помощника, архимандриты Герман и Варсонофий, игумен Песношский. Этому последнему была поручена новая обитель Преображенская, которую он должен был сам основать в Казани.
Судьба Варсонофия необыкновенна.
С ранней юности он перенес тяжелое испытание, и перенести его мог только силой своей веры. Когда же это испытание прекратилось, благоразумный юноша не захотел вернуться в мир и продолжал идти уже вольной волей по тому пути скорбей и лишений, на который поставила его так рано Божия воля.
Святитель Варсонофий происходил из окрестностей Москвы и был сыном серпуховского священника Василия. Отрок Василий был мальчик тихий, разумный, способный к книжному учению. Он рано и быстро усвоил себе грамоту. Псалмы Давида составляли любимое его чтение.
Быть может, с возрастом мир привлек бы Василия и явился бы помехой его исключительной любви к Богу. Но молодую душу сторожило страшное испытание.
В то время случались набеги на русские владения татар. В один из таких набегов крымские татары добрались до Серпухова и увели с собой в плен мальчика Василия. Такие события бывали в те времена не редкостью. Как раз в такой набег 1512 года, при великом князе Иоанне Третьем, правый берег реки Оки был опустошен полчищами хана Менгли-Гирея. Вероятно, тогда и был захвачен ими Василий.
Можно представить себе, что переживал бедный мальчик. В этом раннем возрасте, когда так необходимо жить среди любящих и близких людей, очутиться в тяжелом плену среди чуждого народа, не видать никогда той церкви, в которую привык ходить ежедневно, не слышать ни одного русского слова, не радоваться встающим со всех сторон Русской земли храмам и колокольням, чувствовать свою неволю, знать, что от родных отрезан, может быть, навсегда, – как все это тяжело!
Другой мог бы озлобиться на свою судьбу или возроптать. Но вера в душе Василия была слишком сильна и поддерживала его. В тихих покорных слезах он изливал свою тоску по родине. Эти слезы облегчали исстрадавшуюся душу. К счастью, Василий успел дома заучить наизусть многие псалмы Давида, и тут, в плену, он постоянно читал их, и в этом чтении душа его находила неизъяснимую сладость.
Молитва стала для него необходима, как воздух. В этой молитве он находил и силы, и подкрепление, и отраду. И, наконец, с этой молитвой, в которой он жил, он стал так счастлив, как не был счастлив никогда и в доме отца своего, в кругу дорогой цветущей семьи. Ему казалось, что то, что у него было раньше и что Господь отнял у него, теперь Господь вполне возместил ему той близостью к Себе, какую ощущал на молитве Василий.
Он не чувствовал теперь себя сиротливым: у него был в небе и близко-близко в нем стоял неотступно небесный Отец. И в том было великое счастье.
Без принуждения и без ропота работал Василий на своих хозяев. Он помнил завет: «Раби, послушайте по всему плотских господей ваших и всяко, еже аще что творите, от души делайте, якоже Господу, а не человекам».