Недолго поговорил с ними царь. Подивясь их благородному виду, он послал их на несколько дней к одной вдове, по имени Палладия, а через три дня велел представить их на суд.
Кто перескажет всю ту заботу, которую приложила София к тому, чтобы за эти дни укрепить ревность своих дочерей!
Она говорила им еще и еще о той несказанной муке, которую принял Христос за людей, о том безоблачном счастье, которое ожидает их на небе после кратковременных мук, о том, как Христос взирает на них, ожидая от них великого подвига. Она рисовала им, как все вместе они соединятся у Христа в нескончаемом ликовании… И речи эти падали на добрую почву: дочери Софии определили себя на муку.
И вот настал час суда. Адриан предлагал девицам всевозможные почести, если они принесут жертвы богам, иначе угрожал им смертью.
– Богу одному кланяемся мы, – отвечали подсудимые, – угроз твоих не боимся. Нам сладко будет пострадать ради любви нашей ко Христу.
Царь спросил у матери о возрасте детей.
– Первое дитя мое называется Верой, и ей двенадцать лет. Вторая – Надежда, и ей десять лет. Имя третьей – Любовь, ей девять лет.
Подивился царь разуму таких юных девиц и стал по очереди уговаривать их.
Веру он принуждал совершать жертву богине Артемиде и за отказ велел бичевать ее, а потом отрезали ей грудь, и тогда из раны истекло молоко вместо крови. Потом была принесена железная решетка, которую раскалили огнем и в течение двух часов палили на ней мученицу Веру, но она, взывая к Богу своему, не была опалена. Ее бросили в кипящий смолой чан, но и там она чувствовала себя, как в прохладной воде. И, наконец, не зная, что делать с ней, мучитель велел казнить ее мечом.
Услыхав этот приговор, Вера в радости воскликнула к матери: «Молись за меня, чтобы не скончалось течение мое. И приду к желанному концу и увижу любимого Господа и Спаса моего».
– Помните, сестры, – сказала она им, – Кому вы обещались верностью и Кому вы себя уневестили! Помните, что мы назнаменованы святым крестом Господа нашего. Будем же терпеть до конца! Одна мать нас породила. Одна воспитала и учила… Пусть будет у нас и один конец. Идите за мной к ожидающему нас к Себе Жениху!
И девушка обнялась с матерью и сестрами и радостно пошла под меч. Не скорбела мать о кончине ее, ибо любовь к Богу победила в ней сердечную печаль и тоску по детям. Боялась она только одного: чтобы не изменил кто-нибудь из ее дочерей Богу. Вере она говорила:
– Все, что я вытерпела ради тебя, – все ты мне воздала, пролив за Христа твою кровь. Иди же, возлюбленная дочь моя, обагренная кровью своей, словно одетая в багряницу. Явись перед очами Жениха своего и помяни перед Ним меня, убогую мать твою, и помолись о сестрах твоих, чтоб сошло на них то мученическое терпение, которое показала и ты.
И, склонив голову, мученица Вера была усечена мечом. А мать обняла многострадальное тело ее, славя Христа Бога, принявшего дочь ее Веру в небесный чертог.
Не мог сокрушить мучитель твердости также и второй сестры, Надежды.
Ее бичевали, скоблили с нее тело железными когтями, и тогда от потоков истекавшей от нее крови шло чудесное благоухание.
Со светлым лицом, сиявшим благодатью Святого Духа, она смотрела на мучителя и говорила ему: «Вот ты не можешь победить малую отроковицу, а я принимаю страдания, как райскую сладость». Тогда ее бросили в котел с кипящей смолой. Котел растопился, и смола обожгла палачей. Наконец, и ее император велел казнить мечом. Радостно кинулась она в объятия матери, обняла сестру, подошла к замученной Вере и бесстрашно преклонила молодую голову под меч.
Осталась девятилетняя Любовь.
Все силы убеждения своего употреблял мучитель, чтобы она исполнила его волю, а потом стал изощрять на ней свою жестокость. Ее тело вытягивали на кресте, ударяя ее в это время жезлом, и члены рук и ног выходили из суставов. От ударов текла с тела кровь, и земля под ней напоялась кровью отроковицы, как от дождя.
– Произнеси только: «Велика богиня Артемида», и я отпущу тебя, – взывал мучитель.
– Велик Господь мой Иисус Христос, – был ответ мученицы.
Тогда ее подвели к раскаленной печи, и она сама вбежала в нее и ходила в ней, как в прохладном месте; пламя, вырывавшееся из печи, стало опалять народ и самого царя, который спасся бегством.
Стали сверлом провертывать тело мученицы, но Господь укреплял ее, и мучители были посрамлены. Страдая от ожогов, император осудил Любовь на казнь, и она прославила Бога за то, что Он дал ей пострадать за Него вместе со своими сестрами.
А все время страдания ее мать укрепляла ее своими молитвами. И по совершении казни ее мужественная София соединила тела Веры, Надежды и Любви и на колеснице отвезла их за город и схоронила их на высоком месте.
Три дня провела она у гроба их, восхваляя и благодаря Бога, и уснула в Господе сном смерти, погребенная верными вместе со своими дочерьми. Вместе унаследовала она с ними и Царство Небесное: не телом, а своим сердцем в дочерях своих она пострадала за Христа.
Так скончала мудрая премудростью София жизнь свою, принеся Троице в дар трех дочерей своих – Веру, Надежду и Любовь.
О святая и праведная София, какая из жен так спаслась через чадородие, как ты, родившая таких детей, которых уневестила Спасу и которые, пострадав за Него, с Ним теперь царствуют и прославляются!.. Смотря на лютые муки и смерть любезных чад твоих, ты подавила в себе естественное страдание за них как мать, но радовалась и сама молила их, чтобы они не щадили для Христа временной жизни своей!..
Семья мучеников (дивная судьба детей Евстафия Плакиды)
Эти чудные события развернулись в конце первого и в начале второго веков христианской эры.
Плакида был знаменитый воевода императоров Тита и Траяна. Он был одним из тех язычников, которые, еще не зная истины христианской, ведут жизнь добродетельную: накормить голодного, прикрыть одеждой нагого, помочь бедствующему, выкупить из темницы неоплатного должника – вот какие радости влекли к себе Плакиду.
Он жаждал красоты. Душа его старалась подольше быть сам-друг с природой, наслаждаясь ее неизменной и вечно обновляющейся красотой. И тут порой, забыв захватывающее увлечение охоты, он становился задумчивым, точно душа его жаждала, искала чего-то, чего он назвать еще не мог: сам того не зная, он тоской тосковал по неведомому, но чуемому Богу…
Как-то раз Плакида тешился охотой на серн. Любо было ему скакать по мягким лугам с зеленой нежной муравой, углубляться в прохладную чащу леса, где путь прорезал неожиданный ручей, тихо журча по наклонному руслу… Тогда воевода сходил с коня и, набрав в пригоршню холодной воды, утолял ею жажду от долгого движения.
Великолепный олень привлек к себе внимание Плакиды, и он погнался за ним. Было что-то бесконечно прекрасное в этом сильном беге гордого животного, которое бежало, словно стелясь по земле, не касаясь ее копытами, загнув кверху голову с великолепными ветвистыми рогами. И этого царя лесов преследовал Плакида на великолепном арабском коне. Благородный конь соревновался в быстроте с оленем; в неудержимой силе бега все менее и менее пространства оставалось между оленем и лошадью.
Порой расселина в скале, в которую страшно было заглянуть по ее глубине, порой ручей попадались на пути. Легкими и быстрыми скачками и олень и лошадь переносились через эти препятствия все вперед и вперед. Ветер свистел в ушах Плакиды, надувал складки его легкой шелковой одежды… Вот-вот сейчас настигнет: участь оленя решена!
Олень вскочил на высокую скалу и быстрым взором окинул бывшее перед ним пространство.
Все было кончено: бежать дальше было нельзя, скала обрывалась круто над пропастью. Там, на страшной глубине, вставали вершины деревьев, виднелась луговина, но это было далеко – бежать было некуда. Олень остановился. Охотник уже ликовал.
Но тут совершилось необычайное дело. Олень обернулся головой к Плакиде, и в громадных ветвистых рогах его появилось знамение креста из световых лучей… И казалось, что Кто-то распятый на этом кресте смотрит на воеводу любящим взором, в котором виден был и укор… И голос раздался к охотнику:
– Зачем ты гонишь меня, Плакида?..
Опустив голову на грудь, еле видя дорогу, по которой он ехал, возвращался домой Плакида… В ушах все звучали, отдавались в сердце эти слова таинственного голоса, который он слышал.
Та сила, к которой он стремился, еще не зная ее, сама шла к нему навстречу. Он трепетал, чувствуя на себе теперь избрание этой силы. Жизнь открывалась перед ним – новая, таинственная, прекрасная, захватывающая. У испытанного в боях воеводы блестели в глазах слезы. Счастье переполняло грудь и рвалось из нее.
А в мыслях мелькало у него: «Все отдать Ему, призвавшему меня, доказать Ему мою верность, пожертвовать всем, пострадать, пострадать и в Нем одном найти награду за это страданье».
Когда Плакида вернулся домой и рассказал о том, что с ним было, жена поведала ему виденный ею сон. Во сне ей кто-то говорил: «Завтра ты, твой муж и твои сыновья придете ко Мне и познаете Меня. Я Иисус Христос, истинный Бог, посылающий спасение тем, кто Меня любит…»
И в ту же ночь Плакида был крещен с супругой и двумя сыновьями, Агапием и Феопистом, во Христа и наречен Евстафием.
Мальчики Евстафия были веселые, здоровые дети. Они любили слушать рассказы отца о его походах, о дальних странах, куда ходил он в поисках воинского счастья, о смертельных опасностях, которым он подвергался, и тогда дети с каким-то страхом смотрели на глубокую впадину над плечом отца, – остатки смертельной полученной им раны.
Дети и сами мечтали о том, как, подросши, они станут воинами, как сами увидят новые, чудные страны. Порой во сне они видели жаркую битву и просыпались, встревоженные, горя от восторга.
Не благополучие, а великое несчастье принесло Плакиде принятие веры. Одно за другим стали поражать его страшные бедствия. Он в скором времени совершенно раз