Больше ста лет честные мощи пребывали в Свято-Духовом храме. Когда патриарх Никон основал Иверскую обитель, он пожелал перенести мощи праведного отрока Иакова в эту новую обитель.
Перенесение мощей было устроено с необыкновенным торжеством. Патриарх лично переложил в новую раку из серебра, сооруженную на собственные его средства, мощи праведного отрока, а самые мощи окутал в новую, белую камку и накрыл их богатым покровом.
Мощи праведного Иакова, Боровичского чудотворца, покоятся в левом крыле, в раке чеканного серебра, под вызолоченным балдахином. На верхней части раки изображен лежащий праведный Иаков, а по стенам – явление святых мощей на льдине, перенесение в церковь Святого Духа в Боровичи, явление святого Иакова старшинам боровичским. Тут же вырезан тропарь Божию угоднику: «Божественной благодатью просветився, и по смерти даруеши исцеление притекающим к раце мощей твоих, премудре Иакове. Тем же и ныне чтим честных мощей твоих перенесение, веселяще вкупе души и телеса. Тем вопием: слава Давшему тебе крепость, слава Венчавшему тя, слава Действующему тобою всем исцеления».
У раки теплится неугасимая серебряная лампада, принесенная жителями города в память переложения святых мощей в серебряную раку в 1858 году.
Память праведного отрока Иакова совершается 23 октября, на день святого Иакова, брата Господня, имя которого, как он сам открыл старшинам, носил праведный отрок.
Младенец-мученик (страдания мученика Арефы и иже с ним)
Мученик Арефа пострадал в начале шестого века в большом городе Негране, лежавшем в нижней, или так называемой «счастливой», Аравии. В то время этой землей завладел иудей Дунаан, человек злобный и враг имени Христова.
Город Негран, просвещенный христианством при сыне Константина Великого, возрос в вере. В нем было много монастырей и набожных людей. Жители Неграна, получив от Дунаана приказ отречься от Христа, ответили отказом. Царь, с великой силой обложив город, не мог взять его осадой, так как город был прочно укреплен и имел в себе продовольствия на несколько лет. Царь поклялся жителям Богом и законом, что, если ему отворят ворота города, он не сделает жителям никакого вреда, а только потребует с каждого известную подать. Но, войдя в город, надсмеявшись над своим словом, приказал немедленно арестовать всех старшин, старейшим из которых был девяностопятилетний муж Арефа. Это именно он руководил столь удачной защитой города, так же как в мирное время наблюдал за всем благоустройством.
Затем начались пытки и казни христиан. Тут разыгралась поразительная картина христианского мужества. Когда стали казнить женщин, дети теснились у места казни с матерями и кричали: «Мне отсеките голову, меня казните».
Еврей Дунаан не мог прийти в себя от изумления при виде этого бесстрашия, спрашивая, какими чарами мог околдовать людей этот Галилеянин, что они смеются над смертью и сами лезут ей в пасть.
До царя дошел слух о молодой еще женщине знатного происхождения. Ее звали Синклитикия. Рано лишившись мужа, она посвятила себя благочестию и воспитанию своих двух дочерей. Призвав ее к себе, царь, отдав должное ее красоте, разуму и добродетели, стал уговаривать ее отречься от Христа. Она отказалась подчиниться его воле. Тогда царь велел, сняв покрывало с ее головы, что в той стране считалось позором, ее и ее дочерей в том же виде водить по городу.
Весь город знал благородную вдову, и женщины рыдали, смотря на ее позор и унижение. А она в мужественных словах просила их успокоиться, говоря о том, с каким счастьем принимает она муку за Христа.
Когда Синклитикия снова предстала Дунаану и он начал угрожать ей, ее младшая дочь, которой еле исполнилось двенадцать лет, подойдя в упор к царю, плюнула ему в лицо. Царские слуги, обнажив мечи, на месте казнили ее и ее сестру. Исступленному Дунаану пришла в голову дикая мысль. Он велел собрать кровь казненных девушек и насильно влить ее в уста матери.
– Господи, – воскликнула Синклитикия, когда ее языка коснулась кровь дочери, – славлю Тебя, что Ты сподобил меня вкусить кровь дочерей моих, за Тебя пролитую. Прими от меня эту жертву. Я была матерью этих отроковиц, которые ныне в венцах мученических вошли в чертог Твой…
Вслед за тем и она была казнена.
Потом царь принялся за старейшин, и за первого из них – Арефу. Долго пламенными речами обличал Арефа царя и был казнен над той большой могилой, где сложены были тела ранее отошедших мучеников. С ним были казнены еще триста сорок человек, и многие из христиан обмакивали свои пальцы в кровь обезглавленного тела мученика Арефы и помазывали ею себе чело. Тут снова просиял на поучение миру пример того, какой христианской ревностью могут дышать воспитанные от младенчества в вере дети христианские.
На месте казни находилась одна христианка. Она держала за руку своего маленького сына, которому было не более пяти лет. Среди других она обмакивала свои пальцы в мученической крови и мазала этой кровью себя и своего сына. Вид обезглавленных мучеников возбудил в душе ее святое негодование, и она, осуждая царя, громко воскликнула: «Да постигнет этого жидовина участь фараона Египетского!»
За эти слова воины схватили ее и поставили перед царем, повторяя ее слова. Царь, не вступая с ней в разговор, велел жечь ее огнем. Когда костер был разведен и мучители стали связывать ее, чтобы бросить на костер, ребенок ее стал плакать. Понимая, что царь заставляет страдать его мать, он подбежал к нему и, смотря на него сквозь слезы, капавшие из глаз, схватился за его ноги и стал упрашивать, чтобы он отпустил его мать.
Красивый, смелый и ясно говоривший ребенок понравился царю. Он посадил мальчика на колени и спросил: «Кого ты больше любишь, – меня или мать?» Ребенок отвечал: «Я люблю мать, и ради нее я пришел к тебе. Отпусти ее и вели ее развязать, чтоб она и меня взяла с собой на муку, так как она подготовляла меня к муке».
– О какой муке ты говоришь? – спросил царь.
Мальчик, полный благодати Божией, действовавшей в нем, отвечал царю: «Мука христианская в том состоит, чтобы умереть за Христа и воскреснуть и жить с Ним».
– Кто Христос? – спросил царь.
– Пойдем со мной в церковь, и я покажу тебе Христа.
Потом ребенок снова посмотрел на мать и с плачем сказал:
«Царь, оставь меня, пусти к матери!»
– Зачем же ты, – заметил царь, – оставил мать и пришел ко мне? Не возвращайся к ней. Останься со мной. Я дам тебе яблок, орехов и вкусных плодов.
Очевидно, царь предполагал, что перед ним простой, глупенький ребенок с детским разумом. Но сын христианки был несравненно разумнее своих лет и разумно отвечал царю:
– Не хочу я оставаться с тобой. Пусти меня к матери. Я ведь думал, что ты христианин, и пришел тебя просить за мою мать. Ты же жидовин, и потому не хочу у тебя оставаться или принимать что-нибудь из твоих рук; пусти меня к матери.
Царь удивлялся такой настойчивости малого ребенка. Когда мальчик увидел, что мать брошена в огонь, он больно укусил царя. Содрогнувшись от боли, царь отбросил его от себя и велел одному из стоявших около него вельмож взять мальчика к себе, чтобы воспитать его в еврейском законе и в отречении от Христа. Тот, взяв ребенка за руку, повел его за собой и по дороге, встретившись с одним другом, стал рассказывать ему, как достался ему этот мальчик.
Они стояли неподалеку от того костра, в который была брошена мать. Увидев, что он не может ее освободить, и вспомнив ее речи о том, какое счастье умереть за Христа, сын почти не жалел ее, но словно чувствовал, что он не разлучится с ней и соединится с ней навеки.
Во время разговора тех двух людей мальчик вырвал из руки взрослого свою руку, и стремительно подбежал к костру, вскочил в него и, обнимая свою горящую мать, сам сгорел с ней. И душа матери в великой победе, ликуя, вознеслась к Богу с душой маленького сына.
Слава Господу, Который так умудрил малого младенца, что сбылись над ним пророческие слова: «Из уст младенец совершил еси хвалу».
Великомученик Димитрий Солунский, воевода, и юный мученик Нестор
Город Солунь – нынешние Салоники – родина святых равноапостольных Кирилла и Мефодия, учителей словенских, представляется христианскому миру как место дивного страдания и упокоения святого великомученика Димитрия Солунского.
Все в этом мученике: знатность его происхождения, бесстрашное исповедание им имени Христова, сияющая красота его духа и его внешнего образа, его чудеса – делает его одним из самых лучезарных воспоминаний той благодатной поры, когда христианство росло и умножалось в чистых, святых потоках мученической крови.
Начальником города Солуни, отличаемым императором, был отец великомученика Димитрия. Он был тайный христианин и скрывал свою веру. Сокровище ее он носил в сердце, как некий многоценный бисер.
Внутри палат его у него была устроена тайная молельня, и в ней он хранил два изображения, богато украшенных драгоценными каменьями: одно изображение воплотившегося Господа Спаса нашего, другое – Пресвятой Богородицы. Перед ними он всегда теплил лампады и кадил фимиам. В эту молельню он часто ходил со своей супругой и горячо молился в ней Богу.
Он жил христианской жизнью, сияя добродетелями. Был милостив к нищим, оказывал всякие благодеяния нуждающимся людям. Одно омрачало их жизнь – что у них не было детей. Неотступно и прилежно молились они Богу – послать наследника их имени, их благочестия. Желание их исполнилось: Господь, помянув их молитвы и милостыни, дал им святого до стоблаженного сына, Димитрия.
По всей Солуни разнеслась весть о рождении у воеводы сына. Он учредил пир на весь город и излил щедрую милостыню на нуждающийся народ.
Димитрий рос, отражая в облике своем знатность своего происхождения. У него был великодушный характер. Он не кичился своим положением и первый кланялся людям, встречающимся с ним на улице. Заботливый и предупредительный к родителям, ровный со всеми, великодушный со слабыми товарищами, он учился хорошо и отлично усвоил себе тогдашние воинские упражнения. Был одинаково ловок в метании лука и в лихой езде на коне. Родители любовались им, как любовался им весь город