Еще в те годы нельзя было предвидеть того ужаса, какой представляло из себя нашествие Батыя, того позора, который придется переживать Руси под пятой татар. Но Александр молился за Русь. Вдумчивый мальчик чутко прислушивался к разговору бояр у отца, понимал, что земля слабеет в постоянных раздорах и междоусобицах князей. Ему так хотелось видеть всю землю сильной, счастливой.
И когда он стоял перед иконами в своем детском покойнике и трепетные огоньки лампады озаряли фигуру высокого не по летам мальчика, то замиравшего подолгу неподвижно, то трепетавшего всем телом в напряженной неотступной борьбе, тогда вся душа его рвалась к небу и просила Бога о том, чтобы Бог дал ему принести в великую жертву себя, чтобы Бог дал счастье русскому народу и, если это нужно, дал ему, княжичу Александру, пострадать за этот народ…
И молитва эта была услышана вполне.
В то время рано начиналась деятельность князей. Уже семнадцати лет в соборном храме Святой Софии – Премудрости Божией Александр Ярославин Невский, сын великого князя Ярослава Всеволодовича, посажен был на стол господина Великого Новгорода. И торжественно было в этом святилище Русской земли с его преданиями и воспоминаниями…
Око Спасово смотрело с высоты купола на народ, и сжатой[5] десницей своей Спас крепко держал судьбы Новгорода.
По углам собора в своих раках живым сном спали, все видя и все воспринимая в душу, хранители Новгородской земли – новгородские чудотворцы.
Какими чувствами волновалась душа князя-отрока, когда владыка, возложив руки на его голову, молился о том, чтобы Господь укрепил его, вдохновил и явил его защитником церкви!
Мечталось князю, отроку-богатырю, шумная битва. Виделись ряды обращаемых в бегство врагов и новгородские знамена, победно носящиеся по полю. Ему представлялся спокойно живущий, богатеющий народ, в счастливой жизни благословляющий Бога и землю Русскую… И тихий благовест благоволения и мира несся от церковных колоколов по широкому простору родины…
Новгородцы с радостью, широко открыв глаза, смотрели на князя-отрока, плененные умом, блестевшим в детском еще взоре… И сколько доверия к жизни было на его лице, как широк казался лежавший впереди путь!..
И вот обрушился первый удар… В следующий же год, как юный князь Александр был посажен в Новгороде на престол, произошло страшное нашествие Батыя на Русскую землю. Александру пришлось выслушать весть о гибели лучших русских городов, о многих его родственниках-князьях, сложивших головы на поле битвы, замученных татарами. И в эти юные годы радость жизни навсегда умерла для него. Рана родины глубоко проникла в чуткое сердце. И словно защищая попранную честь России, начал юный Александр греметь победами, которые современникам казались неимоверными. Всего двадцать один год минул Александру, когда он одержал славную победу над шведскими войсками на берегу реки Невы.
Два князя-отрока помогали Александру в этой победе. В утро битвы на берегу залива у устья Невы показалась большая ладья, двигавшаяся быстро под взмахом весел невидимых гребцов. Вверху ладьи, сияя в червленых ризах, стояли два русских витязя. И сказал один из них: «Брат Глеб, вели грести скорей, да поможем сроднику своему великому князю Александру Ярославину на неистовых немцев». Шведы были Александром разбиты наголову. Александр сам «возложил печать» на лицо их предводителя, зятя шведского короля Биргера.
Подвиги русских богатырей в этой битве были так изумительны, что новгородцы утверждали, что в их рядах сражались Ангелы Божии, что силы небесные избивали шведов.
Истинным предопределением Божиим являются подвиги князя Александра Ярославина, оборонявшего землю Русскую и от немцев-ливонцев. Прияв много веков назад на рамена свои этот тягостный подвиг, святой князь как бы предугадал в будущем славное дело своих потомков – освобождение Руси и всего славянства от все нарастающего, гнетущего немецкого ига. И удары славян немцам – отзвук старых ударов, гремевших на знаменитом Ледовом побоище…
Но не в победах Александра над шведами, немцами и литовцами заключается значение этого великого человека.
Когда Александр стал великим князем, он принес в жертву свою рыцарскую честь и достоинство непобедимого победителя. Для блага России ему пришлось не раз ездить в Орду и утолять ханский гнев просьбами и смирением перед ханом. В этом страдании вольнолюбивой рыцарской души, в этом медленном испивании капля за каплей кубка унижения и горя князь и сломил свои силы. Он умер в летах цветущей молодости, возвращаясь на родину из Орды.
И когда митрополит во Владимире за обедней вышел к народу и воскликнул: «Чада, солнце земли Русской закатилось! Нынче благоверный князь Александр преставился», – народ завопил: «Погибаем!»
Высокая жизнь благоверного князя Александра была отражением святой мечты его детства и юности.
Декабрь
Варвара-великомученица
В начале четвертого века, в царствование нечестивого римского царя Максимиана, к северу от Палестины, в нынешней Сирийской области азиатской Турции, в славившемся тогда финикийским богом Ваалом, а теперь бесследно исчезнувшем, городе Илиополе жил знатный язычник Диоскор. У Диоскора была страстно любимая им дочь Варвара.
Что-то необычайное было в этой девице, которая сияла своей красотой, как солнце сияет в небе. Отцу ее казалось, что люди недостойны видеть ее. Ему доставлял огорчение всякий людской взгляд, брошенный на его дорогую дочь. Он построил для нее башню с великолепными палатами внутри. В этой башне он и поселил Варвару с доверенной воспитательницей.
В этой сосредоточенной жизни, вдали от людской молвы, от шума житейского, тихо развивалась жизнь Варвары, жизнь, небогатая событиями, но обильная мыслями и чувствами.
Она смотрела и думала. Какие-то невидимые связи связали эту непорочную душу с той природой, на которую она не могла вдосталь наглядеться, в которой она чувствовала что-то живое. Как человек, восхищенный какими-нибудь произведениями искусства или литературы, начинает думать о том, кто сотворил эти произведения, возбудившие его восторг, и, если этот человек жив, желает вступить в общение с ним, точно так же, наблюдая красоту природы, юная Варвара все более и более разгоралась желанием узнать о Том, Кто измыслил и сотворил всю эту ее восхищающую и удивляющую красоту.
И вот как-то раз, когда до какого-то трепета, до какого-то счастья ее душа была потрясена видом расстилавшихся перед ней полей, покрытых зелеными всходами, рощами и садами с молодой зеленью, сиявшими по горизонту горами, водами, светлыми лентами прорезавшими поверхность земли, она спросила главную воспитательницу свою:
– Чьей рукой все это создано?
– Все это создали боги, – отвечала воспитательница.
– Какие боги?
– Те боги, которых чтит твой отец и которые стоят в его дворце, – золотые, и серебряные, и деревянные. Эти боги, которым он поклоняется, создали все то, что ты видишь.
Варвара со своим острым и глубоким умом стала обсуждать в себе полученные ею ответы.
– Те боги, которых чтит мой отец, сделаны руками человеческими, разными мастерами: золотых и серебряных делали золотых дел мастера, каменных – каменотесы, деревянных – резчики по дереву… Как же боги, сделанные руками человеческими, могли воздвигнуть это высокое светлое небо и такую красоту земную, а сами не могут ни двигаться, ни ходить, ни поднять рук?
И печальная сидела она, не получив ответа на волновавшие ее вопросы, и душа ее была полна неудовлетворенной жажды, и голова работала, искала, старалась проникнуть в недоступную тайну.
Как-то раз, когда, уложив ее, воспитательница оставила ее одну, Варваре не спалось… Вопросы, занимавшие ее все эти дни, особенно сильно тревожили ее в этот вечер. Ей казалось, что, смотря на творение, она за ними чувствует Творца. И тихо поднявшись с девического ложа своего, она тихо подошла к окну и глянула наружу.
Неполная луна лила серебристые снопы света с небосклона, и в полутемноте, озаренная ею, блестела река, синели смутно горы.
Мир лежал таинственный и тихий, охраняемый кем-то Великим… Она подняла глаза к небу. Там, в голубой, опрокинутой над землей бездне, горели, мигали, серебрились звезды. В них была какая-то жизнь. Они о чем-то говорили душе, старались пролить в нее какую-то несказанную заветную мысль. И в этой священной тишине ночи душа Варвары с такой силой затосковала о Боге, что Господь принял эту тоску как чудную молитву и открылся девственной душе.
Внезапно в сердце Варвары встал свет Божественной благодати. Отверзлись духовные очи ее в познании единства невидимого, непостижимого и неведомого Бога…
– Един Бог, – сказала она себе. – Его сделала не рука человеческая, но Он Сам, имеющий собственное бытие, создает все рукой Своей. Он Единый, простерший широкое небо, и Единый, утвердивший основания земли. Он один свыше посылает свет в лучах солнца на всю вселенную, сияние луне и блеск звездам. Украшает землю различными деревьями и цветами и наполняет реки и источники неиссякаемых вод. Единый Он Бог, все содержащий, всему дающий жизнь, обо всем промышляющий.
Никто не приходил к девице со стороны, и не у кого было ей поучиться истинной вере. Но Господь чудным образом насыщал эту жажду духовную: премудрейший учитель и наставник, Святой Дух, внутренним вдохновением невидимо поучал Варвару тайнам своей благодати и укреплял ее познанием истины.
Так жила девица одиноко на столпе. Жила, как птица, притаившаяся на кровле, и размышляла о небесном.
Ничто земное не привлекало ее. Она отвернулась от земли, еще не коснувшись ее. Столь любимые девушками ее возраста наряды, золото, дорогие жемчуга, драгоценные камни, уборы, девические украшения – все это было чуждо ей. Она не думала о браке. Одна нераздельная любовь наполняла ее сердце. Это была любовь к открывшемуся ей чудесно небесному Жениху.