«Был он некогда с товарищем своим по торговым делам на океане. Во время плавания их поднялась сильная буря: карбас их понесло в открытое море и кругом заметало льдом, так что судно их готово было погрузиться. Тогда они со слезами начали умолять Господа Бога и Пресвятую Богородицу, и великого святителя Николая, и так призывали его на помощь себе: «о, великий святитель Николай Великорецкий! Избавь нас от потопления сего, подай нам, бедствующим рабам твоим, руку помощи». В тот же час явилась на льду расселина подле судна их и начала расширяться, как улица: и понесло их из пучины морской к островам. Так получили они спасение молитвами великого святителя Николая, Великорецкого чудотворца».
Или вот еще несколько случаев чудесного покровительства Угодника православным в борьбе их с дикими инородцами вятского края. В 1661 году некто Хрисанф, с сыном своим Памфилом, с Малмыжа, села Бурца, показали в соборе протопопу с братией, как их освободил святитель от калмыков.
«В прошлых годах, — говорил Хрисанф, — взяли в плен калмыки его, Хрисанфа, жену его, Христину, и детей их, Памфила и Егора. До плена жили они, Хрисанф с женою и детьми, в Уржумском уезде, в пяти верстах от города. Три года находились они в плену. Много раз покушались бежать, но не могли, и зато много беды, скорби и тесноты перенесли от зловерных калмыков. А родом они, Хрисанф с женою и детьми, вятчане и потому слыхали о чудотворном Великорецком образе святителя Николая, что много чудес бывает от этого святого образа. Когда они обещались, если Бог вынесет их из плена, идти на Вятку помолиться чудотворному Великорецкому образу святителя и справить молебен, то в тот же день побежали и, по молитвам святого Николая Угодника, не встретили от безбожных никакой опасности. Таким образом, в добром здоровьи освободились они из плена, благодаря Господа Бога и угодника Его, святителя Николая».
В 1662 году другой человек, Иван Ерофеич, рассказал там же, в соборе, протопопу Маркеллу с братией о подобной же милости Чудотворца, оказанной ему.
«Шел он дорогою из Сибири, заблудился и зашел в жилища уфимских башкирских татар, вверх по реке Бисерди. Эти зловерные обступили его, стеснили, заговорили между собою своим языком и зверски смотрели друг на друга. Видя злой умысел их и конечную беду свою, он стал призывать на избавление свое великого чудотворца Николая, святителя Тихона Чудотворца, святителя Великопермского Стефана, Герасима, Питирима и Иону, и святую великомученицу Екатерину, чтобы избавиться ему от насильственной смерти. Из глубины сердца воздохнул он и, молясь святителю Николаю об избавлении своем от зловерных татар, обещался в душе своей идти на Вятку и совершить молебен Николаю пред Великорецким чудотворным его образом. В этот час со стороны леса выехал черемис, увидел татар и услышал речи их, как они говорят между собой своим языком и хотят ножом зарезать его, Ивана. Тогда черемис начал всячески грозить им, татарам, взял его из рук их, направил его на дорогу и еще пищи дал ему».
Еще поразительнее следующее чудо избавления Угодником от такой же опасности служивого человека, стрельца Ивана, Петрова сына, Слободиных, из Тобольска. В 1695 году он пришел в Вятку из Сибири, по обещанию своему, поблагодарить святителя у его образа, и здесь в соборе рассказал протопопу Иоанну Симеонову вот что.
«В прошлом, 1694 году, — говорил он, — в месяце августе десятого числа, послан был он, Иван, из Сибири, из города Тобольска в провожатых до Москвы к царскому величеству, за послом из степи от татарского князя Буштухана с дарами в Москву к великим государям. Побывши в Москве, посол тот с товарищем своим, иноземцем же, отпущен был, по указу великих государей, из Москвы до Казани, а от Казани в Сибирь до города Тобольска. В провожатых указано быть тому же служивому человеку, Ивану.
Когда они втроем поехали из Казани в Сибирь степью, то на них наехали калмыки и, схватив, начали их грабить. Связали им руки и ноги и шеи стянули арканами. После того посла с товарищем связанных оставили в стороне от дороги, а его, Ивана, завезли в болото и тоже оставили связанным. Затем они стали между собою говорить калмыцким языком: «Убьем-де этого русака». Один же из калмыков оспаривал эти речи: «Погодим-де, убьем прежде двоих иноземцев, а после их убьем и русака, чтобы-де на нас некому было сказать». И немного отъехав от него, Ивана, они думали и переговаривались между собой часа с три и больше. Он же, Иван, те калмыцкие их речи понимал и даже умел кое-что говорить на их калмыцком языке. Затем калмыки обратились к нему, Ивану, и начали приготовлять луки свои и стрелы на смерть его. Видя их ужасную решимость и познав приближение смерти своей, Иван вспомнил в уме своем о чудотворном Великорецком образе святителя Николая, так как он и прежде этого на Вятке бывал и о том многочудесном Великорецком образе слыхал. В такой окончательной беде своей он обещался идти на Вятку помолиться с теплою верою и со слезами пред чудотворным Великорецким образом — лишь бы ему, Ивану, избавиться горькой смерти и остаться живым помощию и молитвами великого чудотворца Николая. В этот самый час, заступлением его, великого чудотворца Николая, на зловерных калмыков напал страх: они собрали луки и стрелы свои и пустились в бегство степью, а его, Ивана, оставили в болоте связанным. Когда Иван увидел бегство зловерных, то начал опять с теплыми слезами молиться Господу Богу, Пресвятой Богородице и угоднику Их, великому чудотворцу Николаю, усердно обещаясь в уме своем идти на Вятку в Хлынов, в соборную церковь, молебствовать великому чудотворцу Николаю, пред чудотворным его образом Великорецким, при этом написать себе список, сходный мерой и начертанием с чудотворным Великорецким образом, и везти его в Сибирь, в дом свой. В тот час явился ему, Ивану, некоторый человек, лицом молодой, приехав из степи на коне. Он сошел со своего коня, вынул нож свой, разрезал веревку, освободил Ивана и пустил на волю здоровым, ничего ему не сказавши. Когда Иван был развязан, то встал из болота, был здоров и пошел искать двоих иноземцев, товарищей своих. Он нашел их связанными, развязал их своими руками и также освободил их. А тот молодой человек, который развязал Ивана, сел на своего коня, пустился в степь и скрылся из глаз их.
Дивились они такому чуду и прославили Господа Бога и великого угодника Его, святителя Николая Чудотворца.
После того они сели на коней своих и опять отправились в путь свой степью. Дошедши до калмыцких улусов, они взяли от них подводы и так продолжали путь свой. Калмыки из своих улусов дали им от себя провожатых двадцать человек и проводили их с великою честию двадцать поприщ, до иных улусов».
Таково славное прошлое дивного образа. Обратимся далее к описанию его чествования.
Первый деревянный храм — собор во имя святителя, в который поместили свою святыню хлыновцы, — скоро сгорел. Несчастье это послужило к новому проявлению славы образа: дивная икона, по преданию, сохранилась невредимой в пепле пожара. Кроме того, оно навсегда останется памятно тем, что вместе с этим храмом сгорела и новая древнейшая запись о более замечательных чудесах от явленной иконы. Так как в записях описание чудес начинается с 1554 года, то можно поэтому думать, что это несчастье произошло до этого года. В 1679 году та же участь постигла и новый Николаевский храм, построенный вместо того, первого. Позже образ находился в Вятском кафедральном соборе с приделом святителя, заложенным в 1760 году вместо предшествовавшего ему каменного храма, также оказавшегося непрочным. В течение пяти веков сюда стекался весь христианский вятский край — к Чудотворцу, здесь он изливал свои чудеса, и отсюда-то совершался обетный крестный ход со списком чудотворной иконы на место его обретения, в село Великорецкое. Сам чудотворный образ был утрачен в 1930-е годы.
Русские поселенцы вятского края, вспомоществуемые дивными знамениями угодников Божиих и святителя Николая, несли с собой свет истины в громадные дикие массы окружавших их инородцев. В то же время, история гласит, что оставались еще язычники в ближайших к Москве и ее пределам городах даже среди коренного русского населения. Задача всякого верующего в истинного Бога — учением и жизнью просвещать блуждающих во тьме греховной, и постыдно было нашим предкам, в половине уже пятого века со времени своего крещения, иметь рядом с собой людей, кланявшихся идолам. Сознанием этого стыда объясняется, вероятно, следующее повествование одной древней рукописи о просвещении светом христианства остатков язычества среди древних вятичей и, вместе с тем, о новом содействии великого Чудотворца русскому народу в его христианской жизни.
«В лето 6923 (1415), правящу скипетры великого княжества Василия Дмитриевича и брата его Андрея Дмитриевича, в пределах и градех и во всех весех неверующих просвещаху во Христову веру». Между прочим, и «во граде Мценске мнози (беша) неверующи во Христа Бога нашего. Тогда послани быша от князей великих вои, со многим воинством, и от митрополита Фотия — пресвитер. Живущие мценяне устрашишася и ратоваша на них, и одержими бяху слепотой. Ови же прихождаху, и увещеваху и ко святому крещению. Десятыя недели по пасце, в пяток прием святое крещение мценяне — Ходаны, Юшинки и Зикии, и прозреша. И обретоша крест Господень, яко камень (из камня) иссечен, и образ святителя Николая, яко воин, в руце имущ ковчег, в немже залог Тела и Крови Господни. Во граде вероваху, всяких недуг освобождавшеся; окрест страны живущии прихождаху, всякие болезни свобождахуся, и создаша церковь десятыя недели пятка».
Итак, заботясь об обращении к свету истины ближайших своих подданных, пасомых и руководимых, князь и митрополит послали в город Мценск пресвитера в сопровождении большого войска. Военная сила нужна была, конечно, не для насилия над язычниками, а для защиты православного проповедника от насилия их. И духовная слепота — язычество, идолопоклонство, как и всякая привычка, была дорога ослепленным ей людям; поэтому ранее, нежели голос проповедника-иерея дошел бы до душ их, они могли бы посягнуть на жизнь его. Теперь же, как ни неприятно было закоренелым в язычестве мценянам слышать новое учение, охраняемое оружием, увещание проповедника невольно действовало и проникало в души их. Не будучи в состоянии сопротивляться голосу истины, несколько семейств мценян: Ходаны, Юшинки и Зикии