В конечном итоге источником самого глубокого разочарования для советских пропагандистов атеизма стал сам советский народ, поскольку им так и не удалось воплотить в жизнь атеистический идеал идейной стойкости, научного мировоззрения и социалистического образа жизни. Как сформулировал один участник круглого стола в обществе «Знание» в 1985 г., посвященного вопросам научного атеизма,
это люди не очень высокого духовного уровня, которые думают, что чем больше торжественности, тем лучше, прочнее семья. Стараются взять все больше и больше. Мировоззренческая позиция – понятие, неприложимое к этим людям. Мы свой собственный духовный мир выдаем за мир этих людей. Они учились в школе, наши люди, хорошие люди. А остаются на бытовом уровне, где нет мировоззрения. Там повседневное стихийное сознание. Я не считаю, что здесь требуется очень глубокий анализ. Начальник ОБХСС в Бухаре при аресте обнаружил около ста телевизоров. Убеждение – надо тащить к себе как можно больше этих «побрякушек» и так далее. Побрякушка – наш обряд – я возьму, религиозный – тоже возьму. Это тип людей. Здесь не при чем убеждения. И Бог и не Бог919.
В отличие от убежденных пропагандистов научного атеизма, большинство советских людей так никогда и не смогло впустить атеистические убеждения в свой внутренний мир и принять идеологическую концепцию социалистического образа жизни – что оставило коммунизм недостижимым.
Заключение
Осиротевшее дитя утопии: советский атеизм и конец коммунистического проекта
С 5 по 12 июня 1988 г. в Москве широко отмечалось тысячелетие крещения Руси; на территории СССР юбилейные мероприятия продолжались в течение всего месяца. Юбилейные торжества были отмечены всеми символическими атрибутами политического покровительства: как и мероприятия, имеющие отношение к важным советским учреждениям, они проходили в Большом театре, где присутствовали видные официальные лица и общественные деятели, в том числе председатель Президиума Верховного Совета СССР Андрей Громыко, председатель СДР Константин Харчев, курировавший дела религий в ЦК КПСС Вадим Медведев и, наконец, супруга Горбачева – Раиса920. Харчев даже вызвал лимузин марки ЗИЛ – автомобиль, закрепленный за советской политической элитой, – чтобы доставить на юбилейное торжество патриарха Пимена. Тем самым он дал понять публике, что новый курс в отношении религии официально санкционирован921. Юбилейные торжества широко освещались в печати и на телевидении – к большому удивлению советской аудитории, привыкшей, что религия изображается как мир отсталых старушек и фанатиков-сектантов922. Впервые после Октябрьской революции религия стала считаться полноправной частью прошлого страны и – что, возможно, было еще важнее – нормальной частью настоящего923.
Возвращение религии
Трудно противостоять искушению рассматривать поворот официального курса советского государства по отношению к религии и атеизму как часть более широких процессов либерализации советского общества в ходе перестройки, но это было бы ошибочно. На самом деле, когда Горбачев в 1985 г. был избран на пост Генерального секретаря ЦК КПСС, он не дал партии повода усомниться в искренности своей веры, что коммунистический строй является лучшей из всех возможных общественных систем и что текущая политическая задача состоит в том, чтобы устранить препятствия, мешающие идеалам коммунизма наконец воплотиться в жизнь. Но перестройка была не только экономической и политической программой; это был призыв к моральному и духовному обновлению. Когда Горбачев подвергал критике застой брежневских времен, он имел в виду не только снижение экономических показателей, но также всепроникающую коррупцию, цинизм и падение нравов, ставшие негласной нормой жизни советского общества. Настоятельные требования партии преодолеть индифферентность и воспитывать идейную убежденность означали, что к 1985 г. самой партии стало ясно: она утрачивает влияние на советское общество, а экономические и политические реформы смогут принести результат только в случае, если советские граждане смогут вновь поверить в систему, – цель, которую партия обозначила как «активизацию человеческого фактора». Когда Горбачев приступил к перестройке, его позиция в отношении религии и атеизма оставалась той же, что и у его предшественников. Даже когда Горбачев диагностировал падение нравов и духовное нездоровье советского общества, первоначально он не предлагал религию в качестве лекарства. Партия ослабила контроль в сфере экономики и общественной жизни, но не отказалась от приверженности атеизму.
Несмотря на то что для православной церкви празднование юбилея крещения Руси имело огромное значение, вопрос, насколько этот юбилей привлек внимание общества, остается без ответа. Хотя церковь еще в 1980 г. сформировала Юбилейную комиссию, чтобы планировать праздничные мероприятия, а советское государство в 1983 г. сделало в высшей степени символический жест, возвратив церкви Данилов монастырь в Москве, официальная линия предполагала, что празднование тысячелетия христианства на Руси должно быть исключительно религиозным делом. Тем не менее партийная элита продолжала вести закулисные споры о том, как позиционировать себя по отношению к тысячелетнему юбилею, особенно поскольку идеологические противники на Западе постоянно указывали, что крещение Руси в 988 г. ознаменовало рождение не только русского православия, но и Российского государства. Это ставило партию в затруднительное положение, поскольку ей нужно было либо признать политическую преемственность между советским строем и дореволюционным прошлым России, либо отречься от священных истоков российской государственности. Когда в 1986 г. Горбачев провозгласил курс перестройки, он никак не высказывал своей позиции по отношению к событию, которое многие в стране считали краеугольным камнем российской истории, и многие наблюдатели за рубежом сочли это своеобразным тестом на искренность реформаторских намерений924.
В первые годы после избрания Горбачева на высший партийный пост партия не давала повода думать, что она планирует привлечь общественное внимание к приближающемуся тысячелетнему юбилею. Напротив, она старалась минимизировать такое внимание. В марте 1985 г. на заседании ЦК КПСС обсуждались меры контрпропаганды, которые должны были отвлечь внимание преимущественно зарубежных кругов от юбилея. Александр Яковлев, заместитель заведующего отделом пропаганды и будущий идеологический «архитектор» перестройки, проинформировал собравшихся:
Через три года исполняется 1000-летие введения христианства на Руси. Противник пытается использовать эту дату в подрывных целях. Такая работа ведется уже сейчас. На Западе издается 10-томная «История Русской Православной Церкви». Широкая пропаганда ведется по радио. Осуществляются нападки на нашу демократию. Стремится усилить свое влияние Ватикан. Войтыла мечтает приехать в СССР с политическими целями. Украинская буржуазно-националистическая клерикальная эмиграция муссирует вопрос о восстановлении униатской церкви в Украине, способной якобы защитить украинский народ от «угрозы русификации». Не следует преувеличивать возможности влияния на население нашей страны зарубежной клерикальной пропаганды, но в то же время нельзя и недооценивать действия идеологического противника.
Если Яковлев подчеркивал опасность зарубежного внимания к юбилею, то Николай Рыжков, занимавший пост председателя Совета министров СССР, выступал против организации широкой кампании контрпропаганды: «С одной стороны, мы не можем недооценивать зарубежную клерикальную пропаганду и должны давать должный отпор враждебным акциям против нашей страны. С другой стороны, нужно проявить взвешенный, спокойный подход, чтобы не привлекать к этому событию особого внимания». Харчев, который недавно, после ухода в отставку Куроедова в 1984 г., был назначен председателем Совета по делам религий, также отмечал угрозу политизации юбилея: «Объектом своей пропаганды зарубежные антисоветские, клерикальные центры избрали не только верующих, но и церковь, стремясь воздействовать на ее иерархию, чтобы столкнуть ее с лояльных позиций в отношении государства»925.
Готовясь к тысячелетнему юбилею, советская политическая элита пыталась найти баланс между конкурирующими целями партии и правительства внутри страны и учесть деликатный характер религиозного вопроса на международной арене.
Пока партия пыталась нейтрализовать «буржуазно-клерикальную пропаганду», значимость приближающегося юбилея выходила из-под ее контроля. 2 июня 1985 г., когда папа Иоанн Павел II издал энциклику «Slavorum Apostoli» («Апостолы славян») – в память святых Кирилла и Мефодия, которые принесли христианство на славянские земли в IX в., – партийное руководство отметило, сколь изобретательно папа использует этот повод для обращения к современной ситуации. В своей энциклике Иоанн Павел II рассуждал о том, что Европу объединяют общие христианские корни, говорил о Кирилле и Мефодии как об «отцах их [славян] христианской веры и их культуры» и подчеркивал различие между нацией, или народом, и государством, которое он считал искусственной целостностью и моральная легитимность которого основывается на обеспечении достойного существования народа (а не наоборот). Партийное руководство также обратило внимание на то, что папа уделил особое внимание религиозным юбилеям, вспомнив о тысячелетней годовщине крещения Польши в 1966 г., но отдельно упомянул «тысячелетие крещения киевского князя святого Владимира», которое, как он педантично указал, будет праздноваться «через несколько лет, а именно в 1988 году»