— Знаю, — кивнул Слободян. — Мне генерал советовал задраить люки с асбеститовыми прокладками.
— Но моторные щели, или как их там, жалюзи не законопатишь! Впрочем, я в вашей технике не очень… Так вот, начало штурма в пятнадцать ноль-ноль. Химики дыму напустят — как ночью будет.
— Твое любимое времечко, — скупо улыбнулся Шеметов.
Он и Слободян с батальоном Кострецова штурмовали школу, бились за центр города. Комбат отдавал предпочтение ночному бою.
— А что? Ночью меня ни бог, ни черт не берет! Раненный дважды, и оба раза днем. Вот тебя, Павел, когда ранили?
— Утром, — сказал Шеметов.
— Утром! А тебя, Иван?
— И днем, и ночью, — неохотно отозвался Слободян. Мысли его были заняты другим. — Генерал мне раз десять повторил: «В осиное гнездо пойдете».
— Надо — значит, пойдем, — спокойно произнес Шеметов. — Сигналы — ракетами?
— О сигнализации договоримся, время еще есть, — отмахнулся Кострецов. — Гареев, замполит мой, придет к вам. Да вы его знаете!
— Знаем, конечно, — подтвердил Слободян и близко к глазам поднес часы со светящимся циферблатом.
— Сколько? — поинтересовался Кострецов. — Ого! Рассвет скоро, надо выбираться из этой Долины смерти.
Сверху дробно ударил крупнокалиберный пулемет. Над головами пронеслась огненная трасса.
— Из северного выступа, — определил Кострецов. — Вал там самый крутой, но зато и мертвая зона большая. Оттуда и будем наступать.
Могучие пятидесятитонные машины тараном расширили брешь в воротах и, ведя огонь из пулеметов и пушек, ворвались в крепость. Свинцовый ливень с флангов сразу отсек пехоту, и танки остались одни.
Кострецов предупреждал: «Если заляжем, посмотрите, как там, и — назад». Посмотреть означало выяснить огневую систему врага внутри крепости.
В поле зрения триплексов и перископов качались серые стены тюрьмы, приземистая старинная церковь; в откосах вала зияли черные дыры капониров. Густые облака дыма заволокли гребень вала. Оттуда, сверху откуда-то, и справа били немецкие орудия. По броне барабанили пули. От косых попаданий снарядов высекались снопы багровых искр. Один снаряд врезался в башню головного танка; изнутри откололись мелкие кусочки брони.
Шестнадцать таких «окалок» и поныне сидят в теле подполковника запаса Ивана Трофимовича Слободяна. Тогда он не думал о них.
Машина стояла на разрушенной баррикаде с перекосом, обнажив слабо защищенное днище. Слободян принял решение перевалить через баррикаду и пройти дальше вперед, но в ведущий каток ударил снаряд, гусеница провисла и танк самопроизвольно сполз назад. Слободян по рации сообщил Шеметову о случившемся, велел отходить, а заодно и отбуксировать поврежденную машину.
…Кострецов пришел на исходную позицию с начальником штаба старшим лейтенантом Дивиным. Оба хмурые, озабоченные.
— Разведку боем сделали, — сказал Кострецов. — Через три часа опять на штурм. Или опять на разведку боем — называй как хочешь.
Слободян забеспокоился:
— Мою машину починить не успеем.
— Откладывать не могу, — отрубил Кострецов и повернулся к Шеметову: — Придется тебе в одиночку, Павел.
Это была просьба, а не приказ. Командир батальона понимал, что́ значит идти тяжелому танку, одному, без пехоты, в огневой мешок крепости.
— Хорошо. Не подведите только.
— Не подведите! — вспыхнул Кострецов. — Головы поднять не дают! Сами видели! А в батальоне людей — раз-два и обчелся.
Шеметов слушал с таким спокойствием, что комбат скоро утих.
— Дивин, повтори приказ командира дивизии, — устало закончил он.
— «К исходу третьего первого сорок третьего крепость должна быть взята. Доносить о ходе боя каждый час», — наизусть процитировал Дивин.
— Буду ждать в крепости, — просто сказал Шеметов, словно речь шла об обычном свидании.
— Жди.
Экипаж подбитого танка менял траки, ставил новый каток, а командир, старший лейтенант Слободян, ходил следом за Шеметовым.
— До ворот не стреляй. Экономь боеприпасы, там пригодятся. В осиное гнездо идешь. Я с места огнем поддержу. До ворот. Дальше отсюда ничего не видно… И связь, связь держи. Все время на приеме буду сидеть. Слышишь?
— Хорошо.
— Проклятый каток!..
— Не последний бой, Ваня.
Подошел старшина Гуков.
— Письмишко бы отправить, — попросил Слободяна. — Мое и лейтенанта Ребрикова, вот.
Шеметов улыбнулся.
— Опять, наверное, страниц тридцать накатал? Все в экипаже знали, что Гуков не силен на письма.
Груз. ССР
Исполком Ульяновского сельского
Совета депутатов трудящихся
Лагодехского района
Сообщаем: Гуков Семен Иванович проживал в селе Ново-Ульяновка. В колхоз вступил при первой организации колхоза. Сначала работал рядовым, в дальнейшем трактористом. В 1941 году с первых дней войны мобилизован в ряды Красной Армии.
Жена Гукова проживает в селе, колхозница, сейчас не работает ввиду болезни, председатель товарищеского суда.
Сын Гукова Александр Семенович работает в г. Рустави на Металлургическом заводе. Дочь Евгения закончила институт в Тбилиси.
Гуков отмолчался, но Шеметов не отступал:
— А все-таки, Семен, сколько накатал?
— Мне еще клин протереть надо, — проворчал Гуков и забрался в танк.
Все, что нужно, главное, старшина вместил в две строчки:
«Майя, я жив, пишу письмо в танке. Сынок Шура и Женя, слушайте маму. Ждите второго письма».
Вдова солдата Мария Ивановна Гукова тридцать три года читала последнее письмо мужа по памяти.
Каждый день.
Все строчки.
В предвечернее небо взметнулась ракета. Белый танк с цифрой «33» на башне рывком стронулся с места, тяжело покачиваясь, спустился на исковерканное шоссе и помчался в гору к крепостным воротам. У самых ворот он приостановился, выбросил из длинного ствола рваное пламя и ринулся под каменную арку.
— «Петя»! Я — «Коля»! Как у тебя?
«Пошел!» — услышал Слободян, и связь оборвалась.
— «Петя»! «Петя»! Чего молчишь?
— Антенну, видимо, сшибли, — предположил радист.
Слободян сразу позабыл кодированные позывные.
— Паша! Чего молчишь? Паша! — все кричал и кричал он, и кругляки ларингофона вжимались в горло…
Крепость взяли тринадцать суток спустя.
Боевое донесение № 6/20 штадив 357 Безым. Поселок 500 м юго-вост. свх Богдановский 16.1.43 23.00
В результате ночного штурма в 7.00 16.1.43 1188 сп овладел «Крепостью» г. Великие Луки. Взято в плен 152 солдата и два офицера противника, из них ранено 101. Всего за время штурма уничтожено 336 солдат и офицеров противника.
Захвачены трофеи: тягачей — 7 шт, машин грузовых — 2 шт, машин грузовых подбитых — 5, машин легковых подбитых — 5, пушек зенитных исправных — 1, то же разбитых — 3 шт. Винтовок, пулеметов, минометов…
«Крепость» приводится в порядок. Организована ее оборона…
Решил: 1188 сп ввести в «Крепость» и составить ее гарнизон.
Начальником гарнизона крепости стал Дивин. Командира полка отправили в госпиталь вместе с комбатом Кострецовым. В этот раз его ранили ночью.
Обгорелые развалины тюрьмы и казарм, церковь с обрушенным куполом. Беспорядочное нагромождение техники, покореженной, раздавленной, расстрелянной в упор.
Озеро в полыньях, пробитых бомбами и снарядами. Над черным льдом белый пар.
Танка КВ не было.
Дивин пожимал плечами:
— Не в землю же они его зарыли!
Слободян с непокрытой головой, черный шлем — в руке, потерянно бродил по крепости.
Раненых и больных военнопленных грузили на машины и санитарные повозки. Здоровые, пережив момент животного страха, уже фамильярно картавили «Гитлер капут!» и выпрашивали курево. И те, кому посчастливилось пересечь Долину смерти или вскарабкаться на ледяную стену крепости, охотно угощали табаком подобострастных и жалких немецких солдат. Тех самых, что еще час назад стреляли в них, забрасывали термитными гранатами, старались убить.
На перегретых германских пулеметах еще таяли снежинки, а пулеметчики, закатывая глаза, уже нахваливали крепкую русскую махорку и папиросы «Звездочка».
Слободяна толкали со всех сторон свои и чужие, и он, выбираясь из людской гущи, оказался в дальнем конце крепости, у озера.
Наметанный глаз сразу увидел припорошенные отпечатки траков и коряво смерзшееся крошево льда. Через свежий снег, как сквозь бинты, проступала йодными потеками дизелька, дизельное масло…
Он бросился назад, к своей машине, за экипажем.
Притащили к озеру противотанковые трофейные мины и подорвали одну на льду.
На темной воде радужно плавала нефтяная пленка.
Вокруг молча стояли люди. Наши.
— Достаньте их… Похороните, — попросил Дивина Слободян и натянул шлем. Надо было догонять свой полк, 13-й гвардейский отдельный тяжелый танковый полк. В списках безвозвратных потерь его уже значилось пятеро — экипаж танка № 33.
Командир дивизии выделил Дивину саперов. Танк нащупали металлическими стержнями на середине озера. Вытащить не удалось, торопились дальше — вперед, на Запад.
Война была такой долгой, горькой и героической, что одному экипажу затеряться в людской памяти было проще простого. Но рассказ о подвиге в крепости не умер. Народная молва превратила быль в легенду, в балладу о пяти неизвестных танкистах.
Великолукский учитель, офицер запаса Петров опять написал в газету, напомнил о святом деле.
Уважаемый тов. Петров!
Мы не забыли про Ваше письмо, в котором Вы пишете о подвиге советских танкистов при освобождении г. Великие Луки. Редакция поручила эту тему ленинградскому писателю. Он собрал необходимый материал, для чего побывал в ряде городов: в Великих Луках, Москве, Гродно и других. На это, естественно, потребовалось время. Предстоит еще работа, новые поиски. И нужны подтверждающие документы. С приветом.