– Исмаил! – позвал он коллегу. – Эй, Исмаил!
Но мулла не слушал. Он возбужденно сыпал словами, от которых мужики суровели на глазах и начинали еще более возбуждаться, сверкать глазами и сжимать кулаки.
«Шишмарь», – явственно услышал отец Василий. Затем еще одно знакомое слово «коттедж», затем «балалар» – это, понятно, дети... Прямо сейчас мулла сливал мужикам информацию, которая категорически не должна была попасть на эту раскаленную и очень хорошо подготовленную предыдущими событиями почву.
– Ты чего делаешь, Исмаил?! – возмутился священник. – Ты головой, блин, подумай!
– Не мешай! – огрызнулся мулла. – Зло должно быть наказано!
Священника от этой патетической фразы аж покорежило.
– Остановись, Исмаил! – властно потребовал он. – Ты не смеешь этого делать!
– Еще как смею! – дернул напряженным ртом мулла. – Если вы беспредел остановить не можете, то почему я это должен делать?
– Потому что ты служишь господу, – сглотнув, напомнил отец Василий. – Потому что с тебя спрос иной.
– Объясни это тем, кто сейчас наш рынок «зачищает»! – зло отреагировал мулла. – Или тем, кто детей украл. Если сумеешь с ними договориться, приходи, потолкуем. А сейчас хотя бы не мешай.
Отец Василий заткнулся. Он видел, что происходит жуткая и бесстыдная провокация; он видел, как прямо на его глазах эта провокация дает первые плоды, и он даже подумать боялся о том, каковы будут ростки этих плодов.
В страстной речи муллы еще несколько раз мелькнули слова «Шишмарь» и «Шанхай», и священник сообразил, что задумывается ответная акция, причем адресная, возможно, лично против хозяина шанхайского рынка Анатолия Шишмарева. «Пора ментам подключаться...» – тоскливо подумал священник и в последний раз обратился к мулле:
– Короче, так, Исмаил, я пошел к ментам. Если не одумаешься бузить, пеняй на себя.
– Проваливай! – сурово откликнулся мулла.
«Ах как неправильно все выходит! – цокнул языком отец Василий и, не теряя времени, пошел, а затем и побежал прочь. – Ах как неправильно!»
Священник поймал такси и уже спустя несколько минут бежал через площадь к зданию РОВД, а затем, задыхаясь, ввалился в приемную начальника районной милиции.
– Скобцов здесь? – выдохнул он в лицо испуганной секретарши.
– Здесь... Куда вы? У него совещание!
Но священник не слушал. Он рванул высокую дубовую дверь на себя, толкнул вторую и понял, что попал на удивление вовремя. Потому что здесь были все: и Скобцов с начальниками отделов, и руководитель районного ФСБ Карнаухов, и даже заместитель главы районной администрации.
– Аркадий Николаевич! Беда! – прерывисто дыша, объявил он.
– Извините, батюшка, но у меня совещание, приходите завтра, – жестко посмотрел на него Скобцов.
– Завтра будет поздно, – покачал головой священник, схватил стул, отодвинул его от стола и сел. – Слободские, кажется, с Шишмаревым хотят разобраться...
– Это нам известно, – кивнул Скобцов. – У вас все?
Его выпроваживали, холодно и технично.
– Нет, не все! – стукнул по столу кулаком отец Василий. – А если Шишмарева убьют?!
– Никого не убьют, – усмехнулся Скобцов. – Шишмарев у нас в СИЗО отсиживается, за тремя решетками... Ну как, батюшка, полегчало? А теперь идите и отдыхайте... не мешайте работать.
– И впрямь, Михаил Иванович, – назвал священника мирским именем руководитель ФСБ Карнаухов. – Шли бы вы домой. Мы, конечно, вас еще пригласим показания давать, но не сейчас. Да и вы, поди, оголодали за четыре-то дня...
– Четыре дня? – ужаснулся священник.
Отец Василий понимал, откуда у Карнаухова информация о том, что он все это время сидел в подвале, – наверняка Журавлев доложил. Он, поди, по этому поводу уже целую стопку бумаг написал. Но четыре дня? Это же все службы сорваны! Ольга места себе не находит! Елки зеленые! Только теперь до священника дошел весь масштаб происшедшей с ним катастрофы. Но он тут же вспомнил, что эти четыре дня принесли неприятности не только ему.
Он поднялся со стула, вздохнул, медленно повернулся к двери, и в этот самый миг селектор на столе начальника РОВД проснулся и заговорил дребезжащим металлическим голосом:
– Аркадий Николаевич! Слободские в овраг идут!
– Твою мать! – ругнулся главный городской мент. – Сколько их?
– Человек сто пятьдесят!
– Блин! – вздохнул Скобцов. – А шанхайские, как я понял, уже там?!
– Ага, – с идиотским простодушием подтвердил селектор. – Что делать будем, Аркадий Николаевич?
– Жди дальнейших указаний, – мрачно проговорил Скобцов.
Священник застыл на пороге. Усть-кудеярский овраг всегда был тем самым главным местом, где все поколения местных пацанов выясняли, кто круче. И где-то там, прямо сейчас, готовится грандиозная бойня, способная перерасти в затяжной, многомесячный конфликт.
– Ну, что вы стоите? – страдальчески вопросил у отца Василия Скобцов. – Идите, ради бога, без вас разберемся!
– Не уверен, – покачал головой священник и вышел в дверь.
Здесь и впрямь делать было нечего: Скобцов и Карнаухов не из тех людей, что принимают решения быстро и добиваются успеха бескровно. Старая формация – все думают, как бы чего не вышло да как бы зад свой понадежнее прикрыть, если что-нибудь все-таки произойдет.
Он спустился на первый этаж, нашел кабинет знакомого следователя и, предварительно постучав и убедившись, что дверь не заперта, вошел.
– О-о, батюшка, – поднялся со стула следователь. – Какими судьбами? Опять кому-нибудь рожу начистили?
– Нет, Сережа, – отрицательно мотнул головой священник. – С этим я давно завязал.
– Может быть, хотя бы статую какую расколошматили? – засмеялся следователь. – А то у меня все дела – сплошная скука: то пьяный дебош, то разбитая витрина... С вами повеселее будет.
– От тебя позвонить можно? – сразу приступил к делу священник.
– Звоните. Только недолго. Телефон спаренный, не стоит надолго занимать.
Священник снял трубку и задумался.
Формально разобраться с пацанвой могли и менты. Не ахти как, но могли. Проблема заключалась в другом. Ментам не остановить противостояние; не в авторитете местная милиция у местного же населения. Даже поп с муллой не обладали достаточным весом, чтобы просто сказать «нет», и все сразу бы замерло. Здесь нужны были другие фигуры. И лучше всего, если это будут такие ребята, как в Союзе ветеранов.
Отец Василий быстро набрал номер Союза и с облегчением узнал голос председателя.
– Это отец Василий, – представился он. – Есть проблема.
– Слушаю, – коротко отозвался председатель.
– Прямо сейчас шанхайские со слободскими отношения выяснять в овраг идут. Их надо остановить.
– Зачем? – удивился председатель. – Пусть разомнутся пацаны...
– Там одних слободских полторы сотни, – пояснил священник. – Вы представляете, что будет, если позволить им схлестнуться?
Председатель задумался. Было слышно, как дышит он в трубку, пытаясь оценить ситуацию.
– Ладно, – через некоторое время сказал он. – Я пошлю своих, пусть потолкуют с пацанами.
Священник бросил трубку, торопливо поблагодарил сыскаря за предоставленное «право на звонок» и вышел в коридор. Он не хотел пускать это дело на самотек, а значит, надо было ехать к оврагу.
«Эх, Исмаил, – подумал он. – Ну, когда у тебя детство в заднице играть перестанет? Ведь мог же остановить их! Еще в слободке мог... Так нет же, все, блин, понты поросячьи! Ну как же удержаться, если наших бьют!»
Он добрался до оврага быстро. Остановил тачку, слез прямо на мосту, оперся руками о перила, и вот теперь, на месте, смог оценить масштабы готовящейся акции самолично.
Шанхайские парни – от двенадцати до двадцати лет – были уже здесь. Они плотно обсели весь левый склон оврага, курили, смеялись; некоторые пили пиво, кое-кто баловался обрезками труб, лениво играл нунчаками или велосипедными цепями. Отец Василий на взгляд прикинул число бойцов и присвистнул – здесь было человек двести, не меньше. Никогда прежде он не видел столь массовой подготовки.
В его время общее количество пацанов в одной стычке редко переваливало за пятьдесят-шестьдесят. Хотя он слышал из рассказов отца, что в конце сороковых годов случилась одна драка, где с каждой из сторон было как раз по две сотни человек. Но то был конец сороковых...
«Ну да, теперь же интересы капитала подключились!» – горько вздохнул он.
Отслужив в спецназе почти три года, да еще и в ОМОНе около полутора, он четко усвоил: в наше время ни одно крупное столкновение не происходит само по себе, просто потому, что кому-то нечаянно наступили на мозоль. А значит, видишь кипеж, ищи его источник; лучше, если финансовый источник. Тогда и всю гадину раздавишь. Но он не понимал, где находится источник сегодняшних событий. Толян Шишмарь? Вряд ли. Ну, не такой дурак Шишмарь, чтобы самому, без мощной подмоги в такое дело вязаться! Но подмоги-то не видать! Фарид? Тем более нет; все, что делает Фарид Хабибуллин, это уже следствие происшедших по воле иных людей событий.
Раздался разбойничий посвист, и священник поднял глаза. С правой стороны оврага показались передовые отряды слобожан. Отец Василий вгляделся и кивнул – муллы среди них, естественно, нет, и понятно, почему. Мулла сейчас вместе с остальными мужиками Толяна Шишмаря по всему Шанхаю ищет.
Слобожане все шли и шли, и вскоре весь правый склон оврага был обсижен соплеменниками и соседями Фарида, словно лужица патоки муравьями. Отец Василий прикинул, их было уже порядка полутора сотен человек, а пацаны все шли и шли. Да... Битва готовилась грандиозная...
Он вздохнул и направился к шанхайскому краю моста. Хочешь или не хочешь, а делать что-нибудь надо.
Старшего он отыскал не сразу. Пацаны с явным подозрением посматривали на переступающего через их ноги священника и отвечать на его вопросы не торопились. Но вскоре отец Василий увидел-таки отдельно сидящую группку парней лет двадцати—двадцати двух и направился прямо к ним. Переростки играли в картишки.