А между тем час от часу ситуация на рынках становилась все напряженнее. И, вместо того чтобы навещать в больнице своих вот-вот могущих отойти к богу старушек, священник, подобрав полы рясы, метался от инстанции к инстанции, слушал, убеждал и впитывал новую информацию. А ее была уйма.
Прежде всего, как результат исчезновения обвесов, поползли вверх цены. Собственно, по-другому и быть не могло. Это ведь лишь «снаружи» кажется, что продавец установил цену от балды. А то, что за каждым лишним рублем стоят дизтопливо и взятки гаишникам, доля «крыши» и компенсация убытков после разбойничьего налета санэпидстанции... а еще хуже, если налоговой... да кого это, собственно, интересует?! Народу ведь что важно? Чтобы цена была приемлемой. А как ты этого добьешься, как выкрутишься с арендой, поборами и налогами, никого не касается – вынь да положь мне на рубль дешевле!
И тогда началось брожение умов. Поначалу продавцы с обоих базаров устроили нечто вроде конференции, на которой признали, что, если они не выдавят сопляков с рынков, им всем хана. Законов эти щеглы не нарушают, а если бы и нарушили, так и привлечь нельзя – возраст не тот. И вообще, пока что никому из продавцов даже морду не набили, и тем не менее трясло всех: психологическое давление, которое испытывали торгаши, когда их метили, словно выбракованный скот, было чудовищным.
Но главная беда была в том, что ни одно охранное предприятие области не соглашалось принять ни от Фарида, ни от Шишмаря предложение о работе в Усть-Кудеяре, ссылаясь на отсутствие людей, огромное, просто невероятное количество внезапно свалившихся на них заказов – один другого заманчивее, и вообще... на обстоятельства. И тогда, не откладывая дела в долгий ящик, торговцы назначили дежурных, которые будут препятствовать этим соплякам диктовать свои правила.
Но все оказалось сложнее, чем они думали. Скорее всего, произошла какая-то утечка информации, и на следующее утро оба базара оказались оцеплены подростками и юнцами – от двенадцати до двадцати лет. Причем в слободке стояли шанхайцы, а в Шанхае – слобожане, и было их столько, что в глазах рябило.
Позже, анализируя происшедшее, отец Василий придет к выводу, что ключевых моментов поражения продавцов и победы Бачурина было несколько. Возможно, сказалось численное превосходство «оцепления», отчасти могло повлиять и то, что на всех пацанах, от мала до велика, были нацеплены солдатские ремни с увесистыми латунными бляхами. Вроде и не оружие, а случись что, еще как поглядеть... Разумеется, сказалось и полное невмешательство милиции. Менты ходили кругами, зевали и не выражали ровным счетом никакой заинтересованности ни в чем.
Но не в этом был главный прикол. Пацаны стояли час, второй, не выказывая никаких признаков агрессивности, но ни один покупатель так и не отваживался пройти сквозь этот молчаливо стоящий под палящим солнцем строй. Мужики и бабы, старики и старухи – все вели себя совершенно одинаково: сначала удивлялись, потом, вздохнув, шли вперед, но с каждым новым шагом меж двух шеренг сплошного, без единого просвета, оцепления начинали сбоить и в какой-то момент поворачивали назад.
Возможно, если бы кто-нибудь смеялся над боязливостью ни в чем не замешанных покупателей, подкусывал и подкалывал, все повернулось бы иначе. Но обе шеренги двойного оцепления были молчаливы и сосредоточены, почти как охрана Кремля, и вот это было непереносимо.
К одиннадцати Шишмарь и Фарид созвонились, и через пять минут охранники обоих базаров вышли на разборки. Они принялись выяснять, кто здесь главный, тыкать пацанву под дых, провоцируя хоть на одно «телодвижение», но их просто игнорировали. И только иногда старшие становились вперед и оттесняли слабых духом и маленьких назад. Это было вполне по усть-кудеярски.
И охрана сломалась.
Да, физически они могли спровоцировать драку, но психологически ни один из крепких, бывалых мужиков не был готов к тому, чтобы противостоять этому молчаливому бойкоту. Да и перспектив у драки, положа руку на сердце, не было. Это была абсолютно и изначально безнадежная ситуация.
К двенадцати оба хозяина рынков выслали парламентеров, а еще через десять минут оцепление было снято, и лишь немногочисленные сопливые «патрули» вновь ходили между рядами со своими дурацкими контрольными гирьками и проверяли каждые весы на базаре на точность.
Священник за развитием событий следил и вскоре после обеда побежал по инстанциям. Но только в этот раз все было еще хуже.
– Батюшка, – дружелюбно смотрел на попа своими карими щенячьми глазами руководитель местного РУБОПа Андрей Макарович Пасюк. – Там все честно, по-мужски. Пусть сами разбираются. А потом, самое-то главное достигнуто! Вы хоть знаете, что полчаса назад из города всех до единого «чеченцев» убрали? Вы понимаете, что это значит? Да Бачурину за это памятник в центре города надо ставить! А то, что с тех пор, как Бача за дело взялся, ни одной серьезной разборки в городе не произошло, знаете? То-то же! А он всем нос утер: и мне, и вам, и даже Карнаухову! Никто не смог, а Бачурин смог!
Священник снова побежал к главе администрации района, но там его мнение и вовсе уже ничего не значило.
– Нам нужна ответственная молодежь! – гордо задрав подбородок вверх, заявил Щеглов. – А эта ваша страусовая политика ни к чему хорошему не приведет... Мы должны смело смотреть в будущее! И нечего ругать Бачурина! Его и налоговая хвалит, и в области его поддерживают... вы что, хотите меня с областью поссорить?
Вот так.
После этого цены на обоих базарах, формально оставаясь теми же, реально упали и держались на этом уровне целых два дня. И народ ликовал.
В один день все участники этой масштабной акции стали героями.
– Правильно пацаны сделали! – возбужденно делились между собой мужики. – Твой-то там был?
– А то как же! – хмыкали в ответ. – Прибежал вчера, кричит: па, мы их конкретно в позицию поставили!
– Правильно! Так с ними и надо! А то обнаглели вконец! Где это видано, чтобы на Волге сушеный окунек три рубля стоил?
– В области пять... – Так то в области! Там народ ваще ловить рыбу разучился!
А 29 августа к отцу Василию прибежал диакон Алексий и сообщил, что и Шишмарь, и Фарид продали свой бизнес.
– Кому?! – охнул священник.
– Не знаю, – пожал плечами диакон. – Я спрашивал, никто не знает... типа того, коммерческая тайна...
Отец Василий горько усмехнулся. Он так и знал! Как всегда, за красивыми лозунгами и персональным мужеством отдельных не слишком далеких исполнителей скрывалась обычная человеческая корысть. И если он правильно все понимает, то только ради этого все и затевалось.
И, как подтверждение этой догадки, 30 августа Бача снял патрули, а 31 августа цены ненамного, но скакнули-таки вверх. И лишь 1 сентября, в День знаний, снова сами по себе упали, и это означало одно: весы снова отрегулированы в нужном направлении. Но никто этим уже не интересовался.
Священник махнул на все рукой и принялся наверстывать упущенное – ходить к своим старушкам в больницу, навещать неходячих дома. Он крестил младенцев и венчал, причащал и отпускал грехи. Но покоя в душе уже не было, и каждый раз, когда он видел на улице возбужденно переговаривающуюся стайку пацанов с солдатскими ремнями в широких петлях драных выгоревших джинсов, а то и прямо поверх линялых шорт, в душе его все переворачивалось, и он вспоминал, что за всем этим стоит человек не просто неприятный, но опасный. Священник чуял это всеми фибрами души.
Второе сентября началось традиционно, все шло по давно «расписанному» сценарию. Уже с утра, еще по прохладце, по всему городу пошли гулять парни в тельниках, голубых беретах, а некоторые, невзирая на жару, еще и в парадках с аксельбантами, вставками и чуть ли не газырями. Они собирались на ключевых площадках районов, а затем группками по шесть-восемь человек потекли в центр, в сквер Борцов за революцию.
Часа два они пили пиво, курили, сыпали армейскими байками и приколами, устраивали шутливые спарринги – короче, общались. А затем, когда стало ясно, что все, кто мог прийти, пришел, построились в колонну по четыре, знаменосец поднял над собой бог весть где добытый алый стяг, и все двинулись в сторону центральной площади.
Колонна прошла мимо памятника Ильичу, мимо бывшего райисполкома, ныне по-провинциальному амбициозно именуемому «Белый дом», мимо кинотеатра «Родина» и вышли на бывшую улицу Ленина, ныне Конституции. И здесь впервые давно установленный порядок был нарушен. Потому что на повороте с улицы Кирова к хвосту колонны пристроилась вторая колонна, состоящая из юных «приемышей» Бачурина.
Эту сцену отец Василий видел целиком. Десантники были, вероятно, предупреждены о возможном «пополнении» и отнеслись к «хвосту» благодушно. Из наполовину полосатой от тельников колонны десантуры раздался веселый разбойничий посвист, и, видимо, показывая пример, десантники по команде старшего перешли на строевой шаг. Пацаны моментально попытались скопировать команду, но так слаженно, как у старших, ни у кого, конечно, не получалось.
Но не в этом было главное. Священник стоял у перекрестка и непроизвольно считал идущие с небольшой дистанцией взводы по двадцать четыре человека. Восемь, девять, десять... Потом двадцать два, двадцать три... Подростки все шли и шли, и никогда прежде священник не думал, что их в городе так много. И лишь на сорок втором взводе Бачина колонна завершилась. Отец Василий мысленно перемножил количество взводов на двадцать четыре и охнул. Получилось одна тысяча восемь человек, не считая идущих сбоку взводных из ребят постарше. Никогда прежде Усть-Кудеяр не видел такой силы, собранной вместе.
Не соображая, что делает, отец Василий пошел вслед за гигантской, на несколько кварталов, колонной и лишь у самой Волги, куда по традиции приходили десантники в этот знаменательный для них день, понял весь масштаб замысла. Потому что у нового причала стоял теплоход.