Святой Георгий и гунны — страница 10 из 48

Меня же этот юный епископ-проповедник заинтересовал до чрезвычайности (Сегодня он известен под именем Григорис, хотя при жизни его, как и деда, звали Григор.)

Потомок парфянских царей, аристократ, внук основателя Армянской церкви, в пятнадцать лет – уже епископ. Непростая личность, не правда ли?

О его деянии известно из отрывочных сведений исторических хроник. Следуя наказу деда Григория Просветителя, основателя Армянской Григорианской церкви, он пошел с обращением к царю гуннов.

Фавст Бузанд пишет об этом так: «Пошел и представился… царю, повелителю многочисленных войск гуннов, встал перед ними и стал проповедовать Христово Евангелие»{28}.

И никто из исследователей, кажется, не обратил внимания на то, что слова юного Григориса соединяли тюркское Единобожие с вестью о Христе, Сыне Божием.


Медальон с портре-том парфянского царя. Серебро. I в. Государственный Эрмитаж. Санкт-Петербург


Проповедник


Гениальная мысль, посетившая деда юноши, воплощалась в жизнь! С мечты начинали Григорий Просветитель и его внук. Их подвиг сделал мир людей справедливее, добрее и чище…

Это кажется немыслимым сегодня. Невозможное, невероятное, непосильное задание выполнил мальчик пятнадцати лет от роду. Ему удался духовный подвиг, равного которому нет в истории человечества. Единственным оружием, которым он владел, было слово. Только оно… И было то слово – Бог.

Я словно воочию увидел картину былого.

Со словом Божьим пришел юный проповедник к царю гуннов. Он прочитал молитву на тюркском языке, которой научил его дед. «Ата чин аш ижеси» (Отец, Бог пищи духовной), – начал он. И был услышан!

Тогда и поведал юный епископ о новой вере, которая должна спасти мир. И гунны перестали быть врагами, они откликнулись на Слово, которое принес Григорис…




Питер Пауль Рубенс. Константин руководит строительством Константинополя. XVII в.


Не сразу осознал я важность сообщения Фавста Бузанда. Поначалу смутная догадка обожгла и исчезла, а потом вернулась болью. Я оказался на пороге тайны, той самой, разгадку которой искал так долго, тайны святого Георгия.

Наверно, такое же чувство испытывает реставратор, открывающий под слоями поздней живописи гениальную картину. Передо мной представало историческое полотно, на котором проступали скрытые сюжеты и новые герои.

Юный Григорис занимал здесь центральное место.

Он открыл европейцам Небо, и люди Европы узнали о Царствии Небесном, о котором прежде не слышали. Юный распространитель новой веры выполнил титанический труд, объединив по воле Бога мир Степи и нарождающийся мир новой Европы. За это поистине пророческое деяние внук Григория Просветителя стал святым.

Но небесный образ святого не дано было увидеть прагматичному правителю Византии. В проповеди Григориса перед гуннами расчетливый политик узрел волне земные выгоды – союз с могущественными степняками. В обретении покровителей, будь они на небе или на земле, император Константин находил удачный способ укрепить свою власть.

Вот почему, утверждая в Византии новую веру, он заложил в Константинополе храм в честь епископа Григориса (Григория).


Однако люди, следуя традиции, внесли уточнение, придав «степное» звучание имени святого – Георгий, то есть Степняк. Имя Георгий с годами закрепилось за святым, объединившим словом Божьим два враждебных мира – Великую Степь и языческий Запад. Так Григорис стал Георгием.

Во всяком случае, уже в конце IV – начале V века в Константинополе, а потом и в других городах Византии началась официальная смена названия храмов, построенных в честь Григориса, теперь их посвящали Георгию. Это новое имя в политической среде того времени оказалось более точным и знакомым, оно и получило на века права гражданства.

К V веку имя окончательно «прижилось» в Византии, на него наметилась мода: в каждой царствующей династии появились свои Георгии. Имя встречается от Грузии до Англии и Швеции – по всей Европе… Но кто помнит теперь о старой римской традиции четвертого имени. Неактуально?

А звучит убедительно: Григорис, внук основателя Армянской церкви Григория Просветителя, за духовный подвиг в среде степняков получил свое четвертое имя – Георгий, то есть «степняк».

И никаких натяжек. Эта версия тайны святого Георгия мне показалась интереснее других, но ее требовалось наполнить доказательствами.

Пока же я выделил для себя главное. Оружием епископа Григориса было Слово. У нашего святого Георгия тоже. Выходит, они оба победили одного и того же дракона словом! Одним и тем же – словом?

События требовали проверки. А вместе с ними проверялась моя гипотеза о Великом переселении народов. На горизонте замаячило конкретное историческое лицо. Реальный человек!

Он не был воином-всадником, как мои предки, но стал первым в Европе проповедником их веры. Так тюркское Единобожие шло в Римскую империю. Оно сделало Восток и Запад союзниками, братьями по вере. Иначе говоря, людьми одной духовной культуры.

Запад принял духовную культуру Востока, познал Бога Небесного, Творца всего сущего в этом мире, иначе говоря, Тенгри. Европейцы увидели Вечное Синее Небо.

То был ответственный момент в истории человечества, едва ли не самый решающий. Тогда от тюркского «древа жизни» отпочковался отросток – новая религия. Уже не тюркская, а европейская. Христианством, или, что точнее, «новым» христианством тогда назвали ее.

Единобожие тюрков

Люди знали: Бог видит все, а защитит или покарает, зависит от дел самого человека. Единое Благодетельное Всезнающее Правосудное Божественное Небо – вот что заключало в себе имя Тенгри. В нем – понятие и о Боге (Едином Божественном Небе), и о божественной Троице

Для современного читателя слова о тюрках и их Единобожии звучат непонятно. Однако без них не постичь историю Европы. Об этом народе принято говорить как о варварах, других оценок им нет. И как бы само собой «забывается», что до прихода варваров-гуннов европейцы не знали Бога Небесного. Даже не слышали о Нем.

Но если отбросить эмоции и спокойно взглянуть на факты, то следует признать очевидное. Именно «дикие гунны» – и никто другой! – принесли в Европу весть о Боге Небесном: их под своими знаменами собрала вера в Тенгри – Единобожие.

Напомню, религиозная традиция тюрков сложилась задолго до новой эры, а начало ее теряется в глубине столетий. Народы, жившие на Древнем Алтае, поклонялись «человеку-небу», «человеку-солнцу» – Тенгри. Так, китайские источники отмечают появление культа Тенгри самое позднее в V–III веках до новой эры. Наскальные рисунки с религиозными сюжетами подтверждают эти сведения.



Исток религиозной традиции тюрков возник задолго до новой эры, его начало скрыто в глубине тысячелетий


Естественно, Тенгри-хан не был духовной собственностью одного народа. Со временем он стал бесценным богатством народов Центральной Азии, это – мифологический образ Востока, ибо Он – Небесный дух. Хозяин неба и мира{29}.

Тюрки говорят «Тенгри-хан» или «Тэнгри», буряты – «Тенгэри», монголы – «Тэнгер». Есть еще несколько вариантов произношения его имени: от «Данъир», «Дэндыр» до «Донар» и даже «Тура» – у чувашей… Звуки вроде бы и разнятся, а смысл этого возвышенного слова один: дух, мужское божественное начало. Титул «хан» указывает на главенствующую его роль во Вселенной.

Для восточной культуры, как известно, обязательна иерархия небожителей. Как, впрочем, и иерархия хозяев преисподней. Небо у тюрков было поделено на девять ярусов, и в том виделся глубокий смысл. Отсюда иерархия в храмах, отсюда девять рангов у священнослужителей. Всё от Бога. Всё, как у Бога.

Каждый ярус неба отражал дихотомию (то есть деление надвое): светлого и темного, благожелательного и демонического{30}.. Это значит, что Бог может быть добрым и строгим, спасающим и карающим. Он все видит, а дальше судьба зависит от самого человека, каковы его мысли, поступки – таким и будет к нему Бог.

И в этом глубокая мудрость тенгрианской религии, не унижающей, а возвышающей людей, готовящей их к поступку, к подвигу. Выходит, ты сам, своим поведением, делаешь себя счастливым или несчастным. Горе и радость исходят от нас самих… Бога не обманешь. Он Высший Судия и дает по заслугам.

Эта простая, на первый взгляд, истина вела по жизни каждого тюрка с детства, на ней строилась философия народа, его нравственность и мораль.

Конечно, не сразу сложилась на Алтае религия, она развивалась постепенно, пока число ярусов неба достигло девяти.

Девять считалось цифрой Неба, цифрой Тенгри. В ней – три раза по три, здесь коренится образ божественной Троицы, единой в трех лицах.

Троицу тюрки понимали как пространство духа: Бог созерцающий, Бог защищающий и Бог карающий в одном лице. Он един, но проявляет себя по-разному. Люди знали: Бог видит все, а защитит или покарает, зависит от дел самого человека.

Единое Благодетельное Всезнающее Правосудное Божественное Небо – вот что заключало в себе имя Тенгри. В нем – понятие и о Боге (Едином Божественном Небе), и о божественной Троице.

В почитании у тюрков, кроме Небесного Тенгри, была Умай – земное женское начало, покровительница младенцев, мать плодородия. Ее изображали с младенцем на руках – то есть с даром Божьим, она для верующих была одним из воплощений Бога Небесного. Через Умай Тенгри передает свои дары людям. Ребенок в Ее руках – это и есть дар Божий. Тюрки называли его Майдар (Умайдар), то есть Дар Умай{31}.

Природные, сверхчеловеческие силы давались только по желанию Тенгри. Поэтому Всевышним назвали Его. Если Он захочет, то человек гору сдвинет. Даже чувства и страсти человеку даровались волей всесильного Тенгри – Владыки мира. Воистину всё от Него: «Добро и зло, бедность и богатство даются только Богом».