Забыт IV век, а с ним забыт и знаменитый поединок с драконом, все кануло в Лету, в эту удивительнейшую реку, напитанную тайнами, о которых люди уже не знают и не узнают никогда. По слухам, где-то на дне ее покоится Сокровенная история человечества. Книга без купюр и без цензуры, в ней истина. Как найти ее?..
Я смотрел на гору, приютившую селение Джалган, и думал, а ведь никто не хранит тайну лучше того, кто ее не знает. Дербент не знает, это точно. Память здесь хранят не люди, а горы, немые свидетели былого:
Мы не знаем. Но они знают.
Камни знают. Даже знают
деревья. И помнят.
Помнят, кто назвал горы и реки.
Кто сложил бывшие города.
Кто имя дал незапамятным странам.
Неведомые нам слова.
Все они полны смысла…
Но молчат горы – не побывал еще здесь Археолог, не «разговорил» их, вот они и безмолвствуют. А им есть что рассказать.
Карло Кривелли. Святой Георгий. 1472
У подножья горы лежала дорога, по которой когда-то в IV веке прошел юный воин за веру, будущий святой, «обреченный» на бессмертие и всеобщую любовь…
Маленькая речка Гюргенчай, что у Нюгди, хранит память о том великом событии. Знаю, она-то помнит, кто дал ей имя и в честь кого была названа.
Созвучие с именем святого Гюрги (Георгия) я, знакомый с правилами топонимики, не считал случайным. То был один из «знаков на местности», которые искал. Он стал завершающим в длинной цепочке рассуждений.
Григорис и Георгий – одно лицо, к такому заключению пришел я.
Часть II
Без вины пострадавший Диоклетиан
Тот, кто известен как мучитель Георгия, не знал свою жертву! Не видел ее. Они жили в разное время. Их жизненные пути не пересекались
Этот вывод родился не сразу. Сведения искал в разных источниках. Одни были чище родниковой воды, из них черпал знания. Другие откровенно пахли болотной жижей, их обходил стороной.
То далекое время открывалось по-разному, порой удивляя точностью наблюдений, а чаще докучая нелепым вымыслом.
Редкая книга вызывала радость, таких было меньше, чем пальцев на руке. Необыкновенную, иначе не назову, монографию Александра Ивановича Кирпичникова «Святой Георгий и Егорий Храбрый», читал ее с упоением, разбирая «по косточкам».
Профессор, истинный служитель науки, он еще в XIX веке собрал воедино едва ли не все известное о Георгии, в том числе и из мусульманских источников. Подобного обзора в России, пожалуй, не было и нет.
Скрупулезный исследователь обнаружил удивительные факты. Например, при императоре Константине человека по имени Георгий никто не знал, даже не слышал о таком. И в списках христиан-мучеников его нет. Напрасно искать упоминания в древних гимнах и в похвалах мученикам – там тоже нет Георгия. Ни одного!
Кирпичников замечает: «Обосновать вывод о культе Георгия в Константинополе при Константине Великом я не решаюсь». Нет-нет, возразил бы я профессору, был именно культ, но… другого человека! Епископа Григора… Как тут быть? Не знаю. Два имени теперь в моем сознании жили рядом, составляя одно неделимое целое.
Читателю трудно принять эту непривычную мысль, но факты меняют сознание. Факты вещь упрямая, я выбирал самые упрямые. Да, имя Георгий не было знакомо его современникам, человека с таким именем нет в архивах Истории… Звучит неожиданно, не правда ли?
Но еще неожиданней оказалось свидетельство церковного писателя Евсевия Кесарийского (Евсевия Памфила). Его «Церковная история» и «Житие императора Константина» поныне едва ли не единственный источник сведений о событиях, современником которых и был писатель. Что же говорит он о Георгии? Ничего!
«Евсевий молчит», – суховато замечает Кирпичников.
Вот хороший повод призадуматься над собственными знаниями истории! Профессор приходит к однозначному выводу: «официальные» знания о подвиге святого Георгия – не более чем миф. И не в силах совладать с эмоциями, сдержанно возмущается хитростью переписчиков, удивляясь ловкости и вольности, с которой сочиняли они житие святого{103}.
Слова о хитрости переписчиков настораживали. Они заставили еще раз обратиться к общеизвестному варианту событий.
Согласно давно и всеми принятой версии погиб Георгий в 303 году во время кровавых гонений на христиан, устроенных римским императором Диоклетианом. «Официальное» житие сообщает, что по его приказу «велено было повсюду разыскивать христиан и заставлять их отрекаться от Христа и принимать язычество, а не соглашающихся на это подвергать самым страшным истязаниям и пыткам и казням»{104}.
Александр Фальгьер. Христианский мученик. 1868
Кем же был «жестокий деспот», повелевший казнить Георгия? Историческая литература при всей своей разноречивости, как ни странно, передает светлые воспоминания современников о нем. Человек по имени Диоклетиан имеет мало общего с тем палачом, которого рисует житие Георгия.
Ему выпала редкая жизнь: он родился в семье раба, получившего вольную, родился в рубашке – судьба провела его по жизни до трона императора. Еще в молодости он славился мудростью, избегал лишней крови – слово уважал больше, чем меч, постоянно демонстрируя «превосходство ума над грубой силой»{105}. Двадцать с лишним лет огромная Римская империя прислушивалась к его тихому, но твердому голосу.
Говорить о «неравнодушии» императора к христианам даже нет повода – за двадцать лет его правления в империи не было конфликтов на религиозной почве. Рим при Диоклетиане жил обычной, веками размеренной жизнью: подавлял, примирял, завоевывал.
К христианам, собой абсолютно ничего не представлявшим, относился не лучше и не хуже, чем к митраистам, халдейским астрологам или носителям других верований – спокойно. А сект в империи было предостаточно{106}. Христиане занимали высокие должности при дворе. И – ничего.
Что же заставило мудрого и опытного политика вдруг решиться «истребить христианство силою меча и ужасами казней»? Ответы, которые предлагала церковная литература, смущали очевидной нелогичностью. Тем с большею благодарностью читал я работу профессора А. П. Лебедева «Эпоха гонений на христиан». В этой книге показаны взаимоотношения христиан и Диоклетиана глазами современников{107}.
С удивлением читал, что в Римской империи любой человек открыто, не таясь, заявлял о своем вероисповедании. Никаких ограничений власть не оказывала. Согласитесь, звучит непривычно. А далее и вовсе неожиданно: «Благорасположенность Диоклетиана к христианам была так велика, что возникала мысль: а не перейдет ли он и совсем к христианству?»{108}.
В 303 году в Империи начались волнения. Зачинщиками были сектанты разных мастей, а потому вышел знаменитый императорский указ, лишавший бунтовщиков гражданских прав. Казней не было, только поражение в правах. Потом еще два указа: один – «религиозной» природы, другой – об изоляции активистов восстания.
Мудрым император оставался и в этот раз – новым своим указом он помиловал бунтовщиков. Его жест доброй воли мятежники опять проигнорировали. В 304 году беспорядки приняли угрожающий характер. Тогда смолкли слова и заговорили топоры палачей.
Выходит, преследовали не за веру, а за «революционную деятельность» – за измену, за подстрекательство к мятежу. Но когда, в какой стране, власти предержащие поступали иначе? Утверждения о «страшных истязаниях и пытках» не больше чем преувеличение, считает Лебедев.
Действия римских властей не были из ряда вон выходящими. Очевидцы отмечали, что «гонение не было жестоким и кровопролитным». Иными словами, не будет натяжкой утверждение: «гонение» власть вела спустя рукава – таков вывод исследователя{109}.
Но главное здесь все-таки не сами гонения… Допускаю мысль, что время было жестоким и кровавым. Однако, даже если принять за правду все, что говорят и пишут о зверствах, даже если не знать, что «кровавые» гонения начались в Риме через год после «официальной» даты казни Георгия, упущено самое важное в этой истории. Тот, кто известен как мучитель Георгия, не знал свою жертву! Не видел ее. Они жили в разное время. Их жизненные пути не пересекались.
Справедлив вопрос – кто мучил Георгия? Кто отдал его в руки палачей?
Ответ известен. И давно. Он записан в упомянутом выше палимпсесте. Там сказано: мучителем святого Георгия был персидский правитель Дадиан{110}. И средневековый историк Фавст Бузанд тоже указывает на Дадиана. Правда, называет его Санесаном, разночтение восточных имен обычно, в нем свои оценки, свои тайны. У нас еще будет повод поговорить об этом.
Святой Георгий перед царем Дадианом. Фреска. Монастырь Высокие Дечаны. Сербия. XIV в.
Но разве не интересно, что Дадиана – и только его одного! – проклинают грузинские легенды о святом Георгии. То же сообщают сербо-хорватские и болгарские предания. Даже латинские тексты жития святого Георгия в IX веке говорили о злодействах именно персидского шаха, а не римского императора.
Ясно, Диоклетиан пострадал без вины. Греческая версия, не заботясь о достоверности, даже отправила Георгия на войну Диоклетиана с персами, не считаясь с тем, что Георгий в ту пору был совсем мальчиком, офицером он быть ну никак не мог. У греков мучителем выступает ненавистный им римский император, не забыт и перс, его сделали родственником Диоклетиана…
И так страница за страницей, книга за книгой, мифы, мифы, сплошные выдумки, одни страшнее других.