Криминальный инспектор посмотрел на пластиковый пакет, в котором лежал окровавленный нож, коим, по словам судового офицера, воспользовался Корсин Вебер. Затем сунул руку куда-то под стойку и вернул ее уже с ключами. Связка тяжело шлепнулась на панель стойки.
– Хорошо. Я вас понял, вахтенный офицер. Пусть ваши люди сопроводят преступника Корсина Вебера в камеру.
Брови Демида взлетели. Нахлынуло жутчайшее deja vu. Инспектор явно издевался над ними. Ключи на стойке один в один напоминали те, что Демид получил от диспетчера.
«Либо у них здесь всё централизованно – ключи, туман, праздник, – подумал он, – либо у старика Демида просто-напросто едет крыша».
– А где ваши люди, господин инспектор? Не иначе как на Празднике, угадал?
Водянистые глаза Нильса строго уставились на Демида.
– Мы обеспечиваем безопасность всех мероприятий. В том числе Праздника.
– И как это я сам не догадался? – Демид махнул рукой Акимову. – Заприте этого скунса в самой вонючей камере.
– Это третья, – неожиданно подсказал Нильс. – Пахнет как в заднице. Там в прошлом месяце пьяного Хуго держали. Пока он дрых, показания давали его мочевой пузырь и кишечник. До сих пор всё толком не вычистили.
– В третью его, парни. Где мне расписаться, господин криминальный инспектор?
На стойку лег полупустой бланк заявления, какие обычно используются в международной морской практике, когда капитан судна заявляет о происшествии на борту. В глаза Демида бросилась надпись, сделанная инспектором от руки: «ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ВЫЯСНЯЮТСЯ».
«Да и черт с тобой, – внутренне поморщился Демид, ставя подпись. – Только избавь нас от этой компании, а там что хотите, то и делайте».
– Вы ведь понимаете, что должны экстрадировать Корсина в Россию?
– Разумеется. Приятно попасть домой, не так ли?
– Да, наверное, – ответил Демид, не вполне понимая, о чём инспектор толковал.
Нильс опять склонился к бумагам. Не поднимая головы, произнес:
– И не забудьте о погребении. Ровно в три. Всего доброго.
– Ага, всего, – попрощался Свиридов, избавляясь от пустого пластикового стаканчика.
Когда Акимов и Нечаев вернулись, Демид вывел всех наружу. В густом тумане их дожидалось последнее дело, принявшее облик двух свертков в повозке.
6.
Как только двери полицейского участка закрылись, криминальный инспектор Нильс Эрнман поднялся со своего места и вышел из-за стойки. Взяв оставленные моряками ключи, запер парадные двери. Потом встал на цыпочки и убедился, что торцевой ограничитель выдвинут. Немного поглазел на туман за окном. Наконец опустил жалюзи, погасил свет и, точно привидение, поплыл в туманном полумраке к камерам.
Корсин сидел на койке в третьей камере, где ему и полагалось, и пялился в стену. Просто сверлил взглядом зеленоватую штукатурку, точно желал, чтобы она осыпалась. Пахло здесь и впрямь скверно. Обнаружив инспектора, Корсин слез с койки.
Некоторое время ключ упрямился, не желая попадать в уготованную ему замочную скважину. За это время никто не проронил ни слова. Наконец ключ и замок нашли друг друга, и решетчатая дверь отъехала в сторону.
Корсин Вебер шагнул в коридор и уже собрался было пойти дальше, но его остановил Нильс. Инспектор взял оператора за подбородок и впился глазами в его тощую шею. Жаберные щели, тонкие и багровые, покрывала корочка подсохшей крови.
Глаза Нильса в иступленном восторге распахнулись. Он потянул кожу на шее Корсина вверх, и жабры открылись, пустив несколько капель крови. То же самое Нильс проделал и с другой стороны шеи Корсина.
Когда любопытство было наконец удовлетворено, Нильс Эрман погасил в коридоре свет и вернулся в основной зал участка. Там еще раз удостоверился, что ничто не нарушает темноты здания, этой куцей попытки воссоздать океаническую тьму. Перед носом инспектора проскользнула тень. Как только Корсин Вебер скрылся в задних помещениях участка, Нильс повернулся к стене, на которой ничего не было. Даже ориентировок.
То, что он видел, наполняло его восторгом.
То, что он чувствовал, заставляло кипеть кровь.
Хлопнула задняя дверь, но криминальный инспектор не шелохнулся.
Он ждал.
7.
Домики Истада по-прежнему не внушали доверия. Взгляд Демида непрерывно отслеживал любое изменение на улице, любое движение. Как назло, умер последний ветерок. Туман, густой и удушающий, лежал на городке, точно огромный грязный сугроб. Погрузившись в мрачные размышления, Демид не сразу заметил, что к нему обращается Нечаев.
– Демид, послушай. – Нечаев зябко поежился, наматывая йо-йо на кулак. При его крупных плечах это выглядело почти невозможным. – Не мне судить о таких вещах, как порядок, но тот тип из участка поглядывал на Корсина как на родного.
– Вот как?
– Да.
Демид оглянулся. Полицейский участок уже поглотил туман. Истада позади словно не существовало. Реальность утрачивала зыбкость и вновь становилась собой лишь на жалком клочке вокруг Демида и остальных. Он посмотрел на Нечаева. Тот нахмурился и скрестил на груди ручищи. Штормовка закрывала татуировки на предплечьях (в основном готические якоря), но Демид доподлинно знал, что они там.
«Если уж наш Якорь заволновался, то мне и подавно впору завизжать», – заключил Демид.
Он остановился, давая похоронщикам протащить повозку чуть дальше.
– Мне тоже это не нравится, здоровяк. Но в чертовом Истаде всё так странно, что я скорее удивлюсь чему-то обычному.
Свиридов всплеснул руками, показывая наигранное удивление.
– Например?
– Ну, если бы ты, Гордей, вдруг охмелел и затянул «Бескозырку».
Механик насупился, но потом его лицо разгладилось и он пропел:
– «Я тебя, лишь тебя надеваю. Как носили герои. Чуть-чуть набекрень».
Исполнено было до того бездарно, что все рассмеялись. Даже Василь хрюкнул, пытаясь совладать со смехом. Теперь Истад уже не казался таким угрюмым и безнадежно утопленным в сером молоке.
– Эй, на «Гийоме», – позвал из тумана кто-то из похоронщиков. – Мы прибыли на кладбище.
Демид поспешил на дребезжащий голос и едва не налетел на столб высоких ворот. Черные, покрытые капельками, те были гостеприимно распахнуты. «Заходи и занимай места, пока всё не началось», – подумал Демид. Над воротами шла кованая арка. Вензеля на ней складывались в непонятную надпись: «Även de bästa kan göra misstag»1.
Демид подождал остальных и вполголоса спросил:
– Кто-нибудь знает шведский?
– Там что-нибудь про смерть и тлен, – безразлично отозвался Акимов. – Ну или про шоколад и пацифизм. Это же шведы.
Они прошли за вестовыми похоронного бюро на кладбище. Двухколесная повозка здесь казалась гармоничным дополнением туманных лужаек, на которых тут и там торчали надгробия и кельтские кресты.
– Это так странно, – пробормотал Василь. Заметив, что на него смотрят, пояснил: – Я про погребение за границей. Можно ведь дома, разве нет? Почему кто-то вообще выбирает быть похороненным не пойми где?
Улыбнувшись, Демид по-дружески приобнял парня:
– Ты верно мыслишь, приятель, но не учитываешь одного маленького нюанса.
– Не такой уж он и маленький, – заметил Нечаев.
– Это так, Данил, не такой уж он и маленький, – согласился Демид. Опять посмотрел на Василя. – Это первый шаг к виду на жительство. Ты получаешь слабину во всём, что касается путешествия в другую страну. И лишь по одной причине: здесь похоронена твоя родня. А там недалеко и до всех остальных благ. Скажем так, это особенность конкретно нашей компании.
– А почему мне такого не предлагали подписать?
– Потому что у тебя преддипломная практика. А на преддипломной практике о смерти не говорят, так?
– Многие даже составляют список стран, с территории которых их должны вывезти домой во что бы то ни стало, – добавил Акимов. – Хоть с мороженым горошком. И прям конкретно указывают, где хотят, чтобы их точно прикопали. Списки «Да» и «Нет».
Озадаченный Василь притих и больше вопросов не задавал.
Дорожка из влажного камня привела их к часовне с низким романским куполом. Имелась даже небольшая сцена с кафедрой. Перед сценой стояли ряды черных скамеек. Всё говорило о том, что прощались с усопшими именно здесь. По мнению Демида, это напоминало эстраду в дождевом облаке.
Один из похоронщиков скрылся в часовенке. Загремел чем-то. Второй выставил распорки, чтобы повозка не наклонялась, и положил руки на борт. Повернул плоское рыло к морякам.
– Погребение ровно в три пополудни. Теперь вы можете сообщить капитану и старшему помощнику, где их будут ждать, – сказал он невыразительным голосом.
– Явится кто-то один, не оба, – раздраженно напомнил Демид. Втянув голову, шагнул в темень часовни. – Но сперва я хочу убедиться, что наши товарищи дождутся своего часа в надлежащих условиях.
Изнутри часовня выглядела как кладовое помещение, оборудованное широким и надежным столом. У стен разместилась разнообразная похоронная утварь: раскладные стульчики, подставки под гробы, свечи, несколько грязных перелин на случай холода и прочее. В углу валялся сверток, из конца которого торчала головка щипцов.
– Что это? – Демид указал на сверток.
– Это для сада. У нас на кладбище есть прекрасный сад. Только сейчас его некому показать, потому что все на Празднике.
– Ясно. На празднике сейчас даже вы.
Похоронщики действовали почтительно, но без лишней медлительности. Они перенесли тела на стол в часовне, заперли ее и снова впряглись в повозку, намереваясь откатить ее к туманному силуэту сарайчика.
– Где их похоронят? – спросил Демид.
Один из вестовых похоронного бюро выпустил оглоблю из рук. Оглянувшись, махнул куда-то за угол часовенки.
– А прямо вот здесь. Могилы уже готовы. Для христиан, как и требовалось.
На том можно было бы и закончить, но Демид всё равно решил взглянуть. Хоть одним глазком. За ним потянулись остальные. За углом обнаружился холм. Он терялся в тумане, но от часовни еще можно было разглядеть, что на вершине стоит человек, облаченный в пышные одежды священнослужителя. Рядом находились двое субъе