– Не надо, Демид Степанович, не туда. Налево. – Парень скреб шею и мотал головой так, словно хотел вытрясти засевшую там назойливую песенку или жучка. – Только умоляю, ничего не спрашивайте.
– А мне сейчас и не до викторин, знаешь ли.
Свиридов с интересом посмотрел на них:
– Ишь, как запели. Чего замер, повелитель сельди? Забирай влево.
Так они и поступили. На новой развилке Василь выбрал направление еще раз. Следующий ход вывел их к подобию открытой галереи, сделанной в толще скалы. Они прижались к скользкому бортику и заглянули за него.
Внизу простирался грот – огромный, набитый светящимся туманом, будто ватой. Море матово блестело. С высоты обнаружились аккуратные кучки гниющей рыбы, задававшие зловонный тон всему гроту. Они находились левее скопища истадцев, так что Демид и остальные, пока торчали внизу, попросту не могли их увидеть.
Среди гниющей рыбы слонялись плоскорожие горожане. Часть их проверяла качество рыбы. Другая направлялась к каменной стене грота, проникая в нее и не возвращаясь. На горожан покрикивал Корсин Вебер, почесывая под толстовкой и указывая куда-то рукой. Горожане шипели в ответ. Без сомнений, то снаряжалась самая ленивая погоня на свете.
– Они его выпустили! Корсина! – изумился Акимов. – И он у них теперь вроде нашего Демида! Что за хрень? Корсин ни разу не бывал в Истаде, я уверен в этом!
– Он быстрее и сообразительнее остальных, – сказал Василь. – Его мутация… более чистая.
– Мутация?
– Мутанты они и есть, – брезгливо проворчал Свиридов. – Я это сразу понял, как только стало ясно, что сухой док нам не светит.
Демид слушал их вполуха. Да, свободно разгуливавший Корсин оскорблял прекрасные виды местного протухшего ада, но он оставался всего лишь человеком. Или пародией на такового. В отличие от монстра, обитавшего в гроте.
Вид с галереи проливал свет на многое. Например, там, где Долорес стала добычей чудовища из глубин, лежал огромный плоский камень. Сейчас на нем отдыхала омерзительная остроносая гусеница – почерневшая и раздутая. Ее более толстая половина исчезала за мокрыми валунами.
Демиду показалось, что он различает черно-розовые присоски и росший в них жесткий волос, напоминавший крючья. По раздутому почерневшему телу «гусеницы» пробегала дрожь удовольствия, как обычно ежится человек, когда ему удается отведать любимое лакомство.
«Это не гусеница. И не прут. И не палка для битья крапивы, – сказал себе Демид. – Это щупальце, вокруг которого жители Истада водили хоровод, напевая "Маленькой елочке". А потом они пригласили мальчика из зала. Обычного паренька с татуированными руками и страстью к йо-йо».
– Василь, это Йиг-Хоттураг?
Услышав имя, парень напрягся. Его запавшие глаза опустились.
– Нет, Демид Степанович. Боюсь, это далеко не самое худшее, что ожидает нас и «Святой Гийом». По крайней мере, не сейчас.
– Сейчас? А что сейчас? Что ты имеешь в виду?
Василь пожал плечами и показал на волны внизу. Слабые, пришедшие издалека, они захлестывали острый берег грота. В пенистых разводах сжимались и разжимались концы щупалец. Они напоминали отвратительные лапы, которые в жадном предвкушении опустились на обеденный стол. Но показывал Василь именно на волны.
«Неужели море опаснее того, что в нём живет? – подумал Демид. – Будь осторожнее, парень. Рубище пророка еще никому жизни не красило».
Демида кто-то коснулся, и он напрягся, готовясь к чему угодно. К чему угодно, но только не к физиономии Свиридова. В испуганных глазах механика отражался его собственный страх.
– Демид, ты как хочешь, а я сойду с ума, если мы сейчас же не уберемся отсюда.
Акимов поднял руку в знак согласия. Здоровяка мутило.
Не вставая, они отлепились от бортика и покрались дальше. Через пару минут натолкнулись на странную и мерзкую комнатку, больше напоминавшую дикую смесь из кладовки и пункта пропуска в морге.
На полках стояли почерневшие корзины с остатками рыбьей чешуи. На единственном стуле расплылось застаревшее бурое пятно. Такими же пятнами изобиловал стол. Но больше пятен скопилось в глубоких выемках столешницы, явно оставленных тесаком. Пол покрывали какие-то застиранные тряпки.
На них, наполовину завернутые, лежали три мертвеца – кто-то местный и доставленные для погребения два моряка с Папаши.
Демид вдруг понял, что местным был тот самый мужик, который не побоялся обронить спички с посланием. Вероятно, попытка помочь чужакам стоила ему жизни. Как и Долорес. Или же дело было совсем в другом. Например, в расписанном по часам приеме пищи тем монстром.
Демид снял свою штормовку и накрыл ею моряков. Подумал, что никто так и не догадался приодеть их для похорон. Они так и были в рабочей одежде, в которой их застал Корсин, – теперь уже изрядно запачканной кровью. А сюда их принесли, чтобы они хорошенько разморозились перед тем, как их подадут к столу.
– А я всё гадал, почему Корсин так неумело пытался пробить Папаше дно, – промолвил Демид. – Он бы мог просто усвистеть со статуэткой на одной из шлюпок, раз она ему так нужна. Мог бы, но не стал. Уверен, в открытом море с ним бы ничего не случилось. Так для чего портить судно? А теперь я всё понял. И это приводит меня в бешенство.
– Что ты понял, Демид? Что это? – спросил Свиридов благоговейным от ужаса голосом.
– Корсин доставил в нашем лице корм для местной зверушки – если она, конечно, местная. А так здесь скармливали своих. Или потчевали той тухлой рыбой. В любом случае у Корсина всё складно получилось.
Он замолчал. Молчали и остальные, оглядывая жуткую комнатушку. Горела лампа, словно покойники боялись темноты и тумана. Демид взглянул на экран спутникового телефона. Сообщение не доставлено. И скорее всего, уже никогда не будет.
– Возможно, ничего этого не случилось бы, не найди мы то чертово яйцо, – продолжил он. – Или случилось бы что-то похуже. Мы не знаем. Но я знаю, что хочу сделать. И пусть все моря не обижаются на меня за это.
С этими словами он нагреб тряпок и разжег их, используя весь спичечный коробок, как крошечный яркий факел. Подобранные тряпки были сухими и потому занялись сразу. Демид покидал их на тела, нагрузил сверху корзин. Те яростно затрещали.
Раздался неожиданный и протяжный хруст. Это Акимов выворачивал столику ножки, подкидывая их в огонь. Трупную заволокло вонючим дымом. Сизые струи скапливались под потолком и там растворялись, говоря о наличии кустарной вентиляции.
Вооружившись тлевшей ножкой столика, Демид накинул на нее горевшую тряпку, потом покачал головой и швырнул всё это в огонь. На миг ему почудилось, что он видит обозленного и порядком напуганного мужчину, размахивавшего фальшфейером где-то в странном и темном месте, где по потолку струилась вода. Неизвестный, сам того не осознавая, берег руку с обручальным кольцом.
– Нет времени проверять, – сказал Демид.
– Что проверять? – тут же переполошился Свиридов.
Вместо ответа Демид взглянул на Василя. В отблесках огня его лицо казалось осунувшимся и пустым.
– Ты точно знаешь, куда ведешь нас, парень?
– Я просто бегу подальше от того, что чувствую.
– И что же ты чувствуешь?
– Что я хочу к ним. Как будто… утонуть желаю. Это вы хорошо с огнем придумали. Пасынок Йиг-Хоттурага и не подумает преследовать нас.
Свиридов и Акимов обменялись странными взглядами. Василь к этому времени уже побрел дальше. Вскоре он замер в коридоре смущенной фигуркой.
Наверх вели сразу несколько ходов.
3.
Приложение с картой утверждало, что они на месте. Правда, само место еще предстояло отыскать. Иван Родионов, старший помощник капитана, задрал голову. Надпись на арке кладбищенских ворот, казалось, увязла в тумане. Готические буквы едва просматривались.
– Кто-нибудь знает шведский? – буркнул он. – Или хотя бы околошведский?
– Как-то ютился я у одной шведки, – начал Сергей Колотько. Вид у моториста был при этом самый что ни на есть серьезный. – Лезу к ней, значит, с торпедой. Ну, наперевес. А она выставляет ручки, вот эдак, – он показал, как именно, – делает губки сердечком и молвит: «Погоди, красавец Сережа, я не хочу, чтобы тебя посадили».
Все двенадцать человек, включая Родионова, заржали. Серая хмарь кладбища уже не казалась такой недружелюбной, а сам Истад – полным скисших призраков. Моряки, как и команда Демида, были облачены в судовые штормовки.
Родионов еще раз взглянул на сообщение от Марзоева. Глаза сами вычленили фрагменты «взять побольше людей» и «в хреновом городе неспокойно». Старпому почему-то казалось, что где-то в сетях плохой связи бьется еще одно сообщение. Которое бы поставило точку. Или прояснило бы судьбу вахтенного.
– Я, естественно, отшатнулся от мадам, – заявил Колотько, вольготно вышагивая по кладбищу. – Ну, думаю, попалась рыбка, что лишь выглядит как акула, а на деле – только из садка выплыла.
– Несовершеннолетняя, что ли? – уточнил один из моряков.
– Да ты дослушай-то сперва! Я ей и говорю: «А сколько тебе лет, милая? Можно ли твой паспорт увидеть?» Сам-то я ни бельма в этом шведском, зато она по-нашему вполне. Ясное дело, обиделась. На грудь замок из лапок навесила. И говорит: «Я, мол, согласна». А моя-то чукча – не понимаю, о чём речь. «На что согласна, милая?» А она в ответ: «Переспать согласна. Если хочешь, можем обратиться в круглосуточную юридическую службу».
Туман прорезал хохот двенадцати глоток. Родионов тоже рассмеялся, хотя и был уверен, что лишь посмеивается. Вообще-то, Исаченко сам собирался посетить похороны, но Демид своими сообщениями нагнал жути. А капитан был довольно чувствителен ко всему, что могло ему навредить. Даже если только на словах. Так что честь провожать мертвых выпала Родионову. Разумеется, не ему одному.
Из тумана проглянул мрачный силуэт часовенки, и все направились к ней.
– Ну, я так и сел! – между делом повествовал Колотько. – Торпеда, ясное дело, обвисла и ушла на глубину. Думаю, какие юристы? Что вообще происходит? А шведочка всё давит на больное: «Я согласна. Согласна хоть на всю ночь. Теперь тебя никто не обвинит». Я вскочил, вещи – в охапку. Кому ж охота, что б его в чём-то там обвинили! А оказывается, в Швеции нужно получить четкое и ясное согласие от партнерши, если не хочешь прослыть насильником! «Да, мсье, я готова к сексу с вами! Вот подпись!» «Да, дорогой мужчина! Даю юридически заверенное согласие на почитание всех миссионеров мира! А заодно и всех собачек!»