– Я не знаю. Не помню. Телефонный звонок, а потом твой голос – вот и все мое прошлое.
Он еще сильнее стиснул ее руку.
– Ты делаешь мне больно.
Он виновато погладил затекшие пальцы Карен.
– Прости, я не нарочно. Я очень сильно переживаю за тебя. И хочу помочь тебе.
Карен доверяла ему. Безрассудно и слепо, не подвергая его слова и действия ни малейшему сомнению. Она верила в него с того самого момента, как он стал частью ее снов. Между ними установилась какая-то почти мистическая связь.
Даже когда до ее затуманенного разума наконец дошло, что Нико действительность, а не призрачный мираж, готовый растаять в любое мгновение, она не захотела расстаться ни со своими мечтами, ни со сказкой, которую Нико придумал для нее.
– Расскажи мне обо всем, что ты помнишь.
– Да ведь я ничего не помню, совсем ничего. Только какие-то обрывки, клочки прошлого, да и то слишком смутные и тусклые.
– Все равно расскажи мне, – настаивал Нико.
– Кажется, я помню свою мать. Когда я была ребенком, ее вечно не было дома. По-моему, она не была особенно счастлива. Ей не нравилось жить в… – Карен замолчала и нахмурилась. – Я не помню, где мы жили. Я даже не помню, где жила сама.
– В Нью-Йорке ты снимала квартиру, а про Миннесоту я ничего не знаю. Я сейчас подумал, что, может, надо было съездить к тебе домой перед нашим отъездом, хотя… тратить на это время, с преследователем на «хвосте»…
– Он назвался репортером.
– Репортером? Ты помнишь, о чем вы с ним говорили?
– Нет. Вернее, да. – Образ высокого худощавого мужчины на какую-то секунду возник у нее перед глазами, но потом так же быстро исчез, как и появился, не оставив следа. Она попыталась вспомнить его лицо, но не смогла. – Не помню, – наконец призналась она измученным голосом.
От напряжения у нее разболелась голова. Рядом с Нико она ни о ком не могла думать, кроме него.
– Наверное, это все еще травма дает о себе знать. Ничего не могу вспомнить. Только твой голос, когда ты говорил со мной еще там, в больнице. Ты – единственное мое воспоминание. Пожалуйста, не заставляй меня больше вспоминать.
Он молча посмотрел на нее.
– Хорошо, – проговорил он наконец, выпуская ее руку из своей. – У нас еще есть время. Не бойся, я тебя не съем. Пока, по крайней мере. – Нико решил развеселить погрустневшую Карен. – По твоей ладони я прочитал, что ты прекрасно готовишь, а я люблю поесть и не хочу расставаться с поваром, который будет мне готовить вкусные завтраки, обеды и ужины.
Поковыряв вилкой в недоеденном омлете, Карен откинулась на спинку кресла.
– Кто-то заставил тебя страдать? Тебе причинили боль, принцесса?
– Нет, – машинально ответила она, – не мне.
Ответ сорвался с ее губ абсолютно неожиданно, но она знала, что это правда.
– Я уже ничего не знаю, Нико, ни в чем не уверена, – произнесла она устало, – но вполне возможно, что тот, кто гонится за мной, теперь разыскивает и тебя тоже. Я чувствую, что отсиживаться где-то, скрываться – не по мне, и раз я уехала из Миннесоты, на то была веская причина.
Наступила тишина. Только ветер выл снаружи, налетая на стены, пытаясь забраться внутрь.
Нико и сам уже понял, что Карен сильная натура. Женщину, которая, едва держась на ногах, настаивает на том, чтобы идти самостоятельно, не так легко испугать.
– Я думаю, с одним репортером, если нужно, мы справимся. – Он поднялся и подошел к окну. – Но сегодня вечером битва нам не грозит. Пока шторм не закончится, никто не сможет попасть на остров.
– У меня уже глаза слипаются, – призналась Карен.
– Сегодня мы поспим на полу. Я постелю матрасы. А завтра, когда дом достаточно прогреется, поищем спальни.
– Спальни? Отдельные? – Карен лукаво посмотрела на него. – Но ведь мы же любовники.
Она флиртовала с ним. Подстегивала его воображение, используя тот же прием, который он применил в больнице.
– Это было во сне, Карен, – произнес он с трудом, едва владея собой.
– Я знаю и очень сожалею об этом. – Она скрестила руки, сжала локти пальцами. – Единственное, о чем я мечтаю, так это чтобы кто-нибудь обнял меня покрепче сегодня ночью. Ты обнимешь меня, согреешь?
Она знала, что Нико не сможет устоять. Что же еще он мог ответить, кроме: «Я постараюсь»?
7
Слэйд-Айленд
Нико постелил на полу два матраса и накрыл их пледом, сверху принес подушки и одеяла.
Сняв ботинки, Карен забралась под одеяло и стала устраиваться поудобнее.
– Я ожидала увидеть золотистые песчаные пляжи, – мечтательно произнесла она. – Но снег – это тоже достаточно романтично.
– Хорошо там, где нас нет, – лаконично заметил Нико.
Он задул свечу и подбросил поленьев в камин. Вид, открывающийся из окна дома, напоминал черно-белую гравюру. Темные ветви деревьев, опушенные искрящимся снегом, четко вырисовывались на фоне бледного лунного диска. Ветер гонял над землей обрывки серого тумана.
Нико отошел от окна и оглядел темную комнату. Поленья в камине занялись и тихо потрескивали, рассыпая вокруг огненные искры. Дальше тянуть было бессмысленно, и Нико со вздохом направился к импровизированной кровати на полу.
– Если ты не захочешь обнять меня, я пойму. – Карен отвернулась от него. – Двадцать лет никто не пел мне колыбельных, я уже взрослая девочка.
– А что тебе пела на ночь твоя мать? – спросил Нико, растягиваясь на матрасе.
– Мне пел папа. Он пел ирландские колыбельные песни.
– А что сейчас с твоим отцом?
После небольшой паузы Карен произнесла:
– Он погиб, когда мне было восемь лет. Его раздавило комбайном.
– Значит, он был фермером?
Карен ответила, но ее голос прозвучал неуверенно.
– Я… я не знаю. Наверное.
Нико почти физически почувствовал, какой одинокой и никому не нужной ощущает себя Карен, и порывисто обнял ее.
– Иди сюда, принцесса. Мне тоже очень хочется, чтобы меня кто-нибудь обнял. К тому же так нам будет теплее.
Она не сопротивлялась.
На Нико тоже нахлынули воспоминания. Вот он, худенький темноволосый мальчик, прижимается к матери, поющей ему на ночь ирландские колыбельные песни. Отец никогда не был ласков с ним, он не мог простить Нико того, что он отказался от жизни, предназначенной ему его цыганским происхождением.
Нико редко думал об отце – воспоминания причиняли ему боль, – но старый дом, в котором прошло его детство, навеял эти неприятные мысли.
Карен чуть заметно вздрогнула, очутившись в объятиях Нико, но потом доверчиво уткнулась в его плечо. От него исходил слабый аромат сандалового дерева. Этот едва различимый запах, как тихая колыбельная из детства, убаюкивал Карен, перенося в мир снов, где Нико превращался в страстного цыгана – ее любовника.
Нико запел что-то себе под нос, и Карен улыбнулась в темноту.
– Ты же говорил, что не поешь.
– А я и не пою, – проворчал он. – Спи.
Согревшись в объятиях Нико, Карен чувствовала себя в полной безопасности. Страх перед прошлым на время отступил. Карен закрыла глаза.
Нико, стиснув зубы, молча боролся с собой. С каким удовольствием он поменялся бы в эту минуту местами с осужденным на мучительную смерть. Карен была так близко от него, что Нико не мог расслабиться ни на секунду.
Как бы он ни повернулся, она все равно почувствует горячечный жар и дрожь его тела. Он не должен этого допустить. Если только она догадается о том, как сильно он ее хочет, то не замедлит ввести его в искушение осуществить желаемое. После долгих безуспешных попыток ему удалось наконец улечься так, чтобы не касаться ее бедрами. Нико перевел дух.
Ему казалось, что он не сможет заснуть: дыхание Карен обжигало ему щеку, грудь девушки касалась его руки, а пальцы сжимали его плечо, но усталость взяла свое, и он задремал.
К Карен вернулся ее сон.
Женщина дождалась своего цыгана на белом скакуне. Он скакал по болоту ей навстречу, ветер развевал длинные волосы, обтягивал мускулистую грудь ярко-алым шелком рубашки.
Осадив разгоряченного коня, цыган спрыгнул на землю, подхватил женщину на руки и стал целовать ее, прижимая к себе так, будто хотел слиться с ней воедино, вкладывая в поцелуй всю силу своей любви и своего отчаяния.
– Я думала, ты больше не придешь, – прошептала она, дрожащими пальцами перебирая его влажные от дождя черные волосы.
– Я не мог уехать, не попрощавшись с тобой, любовь моя, не поцеловав тебя в последний раз.
– Нет, – воскликнула она, в отчаянии припадая к нему. – Я не отпущу тебя. Ты не можешь бросить меня.
Карен понимала, что это всего лишь сон, но слезы градом катились по ее пылающим щекам.
Сон и реальность переплелись. Сильные мужские руки бережно обнимали ее, и она бессознательно потянулась к губам своего защитника.
– Пожалуйста, – прошептала она, гладя густые кудри.
– Проснись, принцесса, – осторожно коснулся Нико ее лица. – Тебе снится кошмар. Карен, ты меня слышишь? Просыпайся.
Она замерла, потом вытерла слезы и с трудом произнесла:
– Прости. Я думала, ты… ты…
– Кто? – насторожился он.
– Мой… ее… любовник. Раньше мне редко снились сны, но когда я начала читать роман, то по ночам ко мне стал являться он, – сердце Карен бешено стучало.
– Цыган на белом скакуне с алыми ленточками, вплетенными в гриву?
– Да.
«Что ж, – вздохнул Нико, – от судьбы не уйдешь». Карен и раньше упоминала этот сон. Его тетушка Лола, та самая, что научила его гадать по ладони и на кофейной гуще, объяснила ему также и значения снов. Если женщине снится любовник, значит, она повстречает мужчину, которого полюбит. Если небо предопределило им с Карен встретиться и полюбить друг друга – так тому и быть.
– Нико, а ты… когда-нибудь был женат? Он рассмеялся.
– Кто? Я? Только не в этой жизни.
– А у тебя когда-нибудь была… подружка?
– Только ты, принцесса.
Она ласково провела рукой по его мускулистой груди, потом ее пальцы нежно коснулись его подбородка.