евушки увидели, что она на голову ниже их мадам и, вероятно, раза в два старше. Ее кожа напоминала мятую бумагу, а темные глаза были глубоко посажены.
Вытянув руку из-под накидки, старуха махнула перед лицом мадам.
— Что ты опять натворила? — прошепелявила она своим беззубым ртом.
Элизабет видела, какого труда стоило хозяйке хранить спокойствие. Взглянув на палача, стоящего у двери, скрестив руки, она тихо сказала:
— Это было всего четыре капли масла можжевельника.
— Четыре капли? — переспросила старуха громче, будто это было приятно мадам. — Пять, наверное, сразу бы ее убили, а шестью ты смогла бы убить вон ту толстуху.
— Я не говорила, что это я их дала, — отрицала мадам, однако маленькая сморщенная старушонка презрительно махнула рукой.
— Это меня не интересует. Вы живете в смертном грехе, и плод в ваших чревах — это плод дьявола. Делайте со своими душами, что хотите, меня это уже давно не интересует.
— Но вы ей поможете? Гертруда, пожалуйста! — выпалила грызшая свои ногти Эстер.
Старушонка пристально посмотрела на обезображенное шрамами лицо, и нечто вроде нежной улыбки скользнуло по ее морщинистому лицу. Указательным пальцем она провела по шрамам даже не вздрогнувшей Эстер.
— Ты помнишь мое имя.
— Вы меня спасли, — пробормотала Эстер.
Старуха кивнула.
— Но мне не удалось убрать эти отметины.
Эстер не стала продолжать тему.
— Вы сможете помочь Марте? Это не ее вина!
Старуха покачала головой. Сбросив одеяло с Марты, она провела длинными ногтями по коже, натянутой поверх отчетливо выступающих ребер.
— Мы сегодня не будем говорить о ее вине или невиновности. Я хочу посмотреть, что я смогу сделать. Но ничего не обещаю. Она очень слаба, ее сердце бьется, как у загнанного зайца. Спросите меня об этом завтра, а сейчас уходите и не заглядывайте мне через плечо. Терпеть этого не могу! И не смейте в моем присутствии заниматься своим греховным делом!
Повесив головы, девушки ушли. Эльза сглотнула и дрожащим голосом пообещала, что сегодня, в святой воскресный день, ни один клиент не зайдет в их дом. Сжав кулаки, она последовала за девушками.
— Кто это? — поинтересовалась Жанель, когда они присели у еврейского кладбища.
Все уставились на Эстер, которая, однако, избегала встречаться с ними взглядом.
— Хорошая повивальная бабка, — ответила Элизабет, даже не успев подумать.
— Да, — подтвердила Грет и удивленно уставилась на Элизабет. — Долгие годы она была первой повивальной бабкой Вюрцбурга, но уже давно не работает. Однако ее часто зовут при сложных родах: когда должны родиться близнецы или ребенок лежит неправильно. Откуда тебе это известно?
Элизабет пожала плечами.
— Я поняла это по ее словам. Должно быть, она проклинает нас и нашу работу, если ее задача состоит в том, чтобы помогать роженицам и детям.
— Но это не дает ей права так вести себя с нами, — возразила Жанель.
Грет согласно кивнула.
— Как ты думаешь, сколько женщин и девушек подверглись бы насилию, если бы нас не было? Ты думаешь, мужчины спокойно ждали бы, когда им можно будет спать со своей супругой, потому что у нее как раз критические дни? А роженицам мы вообще дарим так необходимый в первые недели после рождения ребенка покой.
— А неженатые мужчины, — добавила Мара, — принесли бы несчастье многим порядочным девушкам.
— Значит, мы берем на себя несчастье других, — подытожила Анна и довольно улыбнулась. — И за это получаем деньги.
Элизабет задумалась. Может быть, девушки правы? Шлюхи нужны, так как мужчины слишком слабы, чтобы подавлять свою страсть, и слишком сильны, чтобы женщины могли оказать им сопротивление? Возможно, другие женщины вынуждены были бы терпеть еще больше насилия и унижения. И несмотря на это мужчина является вершиной творения Господа. А как же женщина? Соратница мужчины?
— О чем ты думаешь? — спросила Жанель, обняв Элизабет. Та попыталась объяснить француженке ход своих мыслей и уже было подумала, что попытка ей не удалась, когда Жанель после долгого молчания заговорила:
— Я сама не раз задавалась вопросом: а может, Бог с самого начала питал к нам, женщинам, злобу еще до проявления непокорности Евы. Но знаешь, когда Святая Дева взошла на небо, чтобы просить за нас всех, было слишком поздно. Мир был уже создан и заселен, и женщины в течение нескольких поколений страдали от похоти и насилия мужчин.
— Ты считаешь, что она попыталась выступить в нашу защиту? — Элизабет не могла понять, весело ей или грустно. Какой странный разговор, священнослужители оценили бы его как богохульство.
— Да, я так думаю, — сказала Жанель торжественно. — А как бы иначе я каждый вечер молилась ей и верила в то, что она уготовила для нас другую жизнь — пусть даже под своим покровительством на небесах?
Глава 7
Прошло четыре недели, прежде чем Марта полностью поправилась. Почти три дня она была без сознания и корчилась в судорогах, но старая повивальная бабка не прекращала поить больную травяными отварами, пока не прекратилась рвота. О кровопускании, которое всегда делал банщик в такой ситуации, она была невысокого мнения.
— Какая еще плохая кровь осталась в этом истощенном организме? — причитала она. — Если здесь и есть что-то плохое, то это душа! А ее я вряд ли смогу достать так, чтобы оставить Марту в живых.
— У нее не плохая душа! — возразила Элизабет.
— Вот как? В таком случае ей следует покаяться, когда она придет в себя, и впредь больше не грешить! — фыркнула старуха. Но к Марте в ходе лечения она относилась заботливо и нежно.
— Как она это сделает?
— А разве Бог не наградил нас свободной волей, чтобы мы отличались от животных?
— Так это Бог, а епископ и совет не дают нам возможности измениться и другим путем зарабатывать деньги, чтобы нас приняли люди, считающие себя порядочными, — стиснув зубы, ответила Элизабет.
Темные глаза старухи загорелись.
— Такая удивительно светлая душа в этом приюте греха. Откуда ты, девочка?
— Не знаю.
— Ты не знаешь? Как это? — нахмурила и без того изборожденный морщинами лоб Гертруда.
— Меня нашли и принесли сюда, но я не могу вспомнить, где я раньше жила и кем была.
Старуха взяла Элизабет за руку своими кривыми пальцами и повела ее на дневной свет, падавший в открытую дверь.
— Давай-ка посмотрим. Ты мне кого-то напоминаешь… но нет, это невозможно.
Гертруда вернулась к постели Марты, теперь Элизабет взяла ее за руку.
— Кого я тебе напоминаю? — настаивала она. — Ты знаешь столько людей, тебе известны все семьи Вюрцбурга и предместий. Моя семья, должно быть, ищет меня. Ты ничего не слышала?
Старуха энергично покачала головой.
— Каждый день пропадают люди. Молодежь собирается и уходит отсюда, чтобы найти счастье в другом месте. Глупцы! Но на твой вопрос я отвечу: нет! Я не знаю никого в городе, кто мог бы тебя искать.
Элизабет поникла, на глаза ей навернулись слезы.
— Не грусти. Ты сама сказала: епископ и совет запрещают вам покидать непотребный дом, если вы однажды перешагнули его порог. Какой тебе толк с того, что ты будешь знать свое происхождение? Тебе не станет от этого легче! А теперь помоги мне. Давай посмотрим, прекратилось ли кровотечение.
Элизабет сделала, как ей велели, размышляя о том, что от неведенья ей тоже не легче. Как знание может причинить вред?
На следующий день Марта наконец пришла в себя. Она слегка улыбнулась и была еще не в состоянии ругаться. Жанель восприняла это как плохой знак и пророчила, что девушка не поправится. Однако с каждым днем к ней возвращались сила и красноречие. Гертруда приходила каждый день и, ссорясь с мадам, поила Марту своими травами.
Когда спустя два дня Марта накричала на Анну, обозвав ее жирной коровой, та лишь улыбнулась и рассказала всем, что Марта скоро поправится. Эстер всплакнула от облегчения, остальные держались спокойнее, хотя, несомненно, были рады, что она выздоравливает.
— Мне запомнится время без ее острого языка, — сказала Грет.
— Может, угроза смерти сделала ее более доброжелательной, — заметила Эстер.
— Ты в это веришь? — вмешалась Жанель. — В таком случае ты непроходимая тупица!
— Вы все такие жестокие, — пожаловалась Эстер.
Грет скорчила рожу и положила руку ей на плечо.
— Да, а ты слишком добрая и слишком нежная!
— Добрая кроткая овечка, — закудахтала Жанель и чмокнула ее в обезображенную щеку.
Жарким летним вечером Марта снова вернулась к клиентам, и с лица мадам наконец исчезло беспокойство. Девушки выдохнули с облегчением, ведь настроение мадам в минувшие недели было непредсказуемым. Возможно, вернувшаяся гармония была связана еще и с тем фактом, что Гертруда больше не появлялась и палач не собирался доносить о нарушении в совет. Итак, все вернулось на свои места, и девушки делали все возможное, чтобы угодить клиентам и соблазнить их выпить как можно больше дорогого вина.
— Лиза, советник жаждет именно тебя. Поторопись!
Жанель зашнуровала ей корсет немного туже, и Элизабет, виляя бедрами, направилась к одиноко сидевшему у края стола мужчине. Он не принимал участие в игре в кости, которая проходила между пекарем Экеном, незнакомцем грозного вида и торговцем Вильгельмом Мором. Грет забралась на пекаря и пыталась его возбудить, в то время как Анна была занята незнакомцем. Богатый торговец, как и прежде, настаивал на компании двух девушек и выбрал Марту и Жанель.
— Советник Майнталер, вы меня звали? Чем я могу вас порадовать?
Прошло какое-то время, прежде чем мужчина взглянул на нее. Его глаза покраснели от выпитого вина.
— Я? Тебя? Ах да, обычно Жанель разгоняла мою тоску, но вижу, она занята, а я не могу дольше ждать. А ты производишь хорошее впечатление, и было бы неплохо с тобой познакомиться. — Он выпил кубок до дна и велел налить еще.
— Вы сделали хороший выбор. — Элизабет слышала себя, свой неестественный голос, которым она обычно общалась с клиентами. В ее ушах он звучал как фальшивое мурлыканье, но мужчинам нравилось. — Я очень хорошо умею разгонять тоску. Расскажите мне, что вас тяготит и как мне вам помочь?