Святой и грешница — страница 18 из 62

— Хорошо, значит, мы все выяснили. Не пойми меня неправильно, я считаю тебя удивительно умной и доброй девушкой, но ты… ты та, кто ты есть.

— Шлюха, — тихо произнесла Жанель, когда он развернулся и поспешил к ратуше. — Которой можно заплатить и спокойно забыть о ней. — Она обняла Элизабет. — Не бери в голову. Он заслуженно ругал тебя.

— Знаю, меня мучает не его выговор. Но что же тогда? — добавила Элизабет.

— То, что он прав и ничто в мире не может это изменить.

Глава 8

На следующий вечер веселая компания стражников кинула жребий в борделе и те, кому не повезло и выпало первую половину ночи патрулировать улицы, угрюмо отправились на работу. Остальные попросили налить им вина и позвали девушек. Совет выплатил им жалованье, и они хотели наслаждаться вечером, пока монеты звенят в кармане, чем необычайно порадовали мадам. Кроме пожилого викария, занятого Грет, оружейного мастера из предместья Занд, который целый час провел с Анной, и стражников, больше никого не было. Стражники были грубыми людьми, и их словечки вгоняли Элизабет в краску, но в эту ночь она и сама становилась все более распущенной. Возможно, потому, что выпила больше вина, чем обычно. Ей постоянно доливали бокал, и молодой человек рядом, несмотря на свою простоту, не был ей неприятен.

Ближе к ночи в бордель зашел мужчина в потрепанной одежде, с длинным кинжалом за поясом. Грязные волосы и борода были неаккуратно подстрижены. Его щеку, словно просека в лесу, прорезал шрам с рваными краями, правая рука заканчивалась культей. Осмотревшись, он улыбнулся, и мадам обратилась к нему по имени — видимо, он бывал здесь раньше.

— Неужели это сам Штефан Шписгеммер! — воскликнула она. — Давно тебя не было видно. Значит, войска снова вернулись из Богемии?

Улыбка мужчины сменилась яростью.

— Откуда мне знать? Во всяком случае, я не слышал, чтобы они вернулись. — Взглянув на стражников, он присел за соседний стол.

— Что? — в голосе Элизабет послышалось удивление. — Ты не был в походе?

— Как я мог там быть, если в первом походе я потерял в Богемии кисть? — В доказательство он поднял культю.

— Поэтому ты обиделся и забился в свою нору? Ни за что не поверю. Твоя левая рука не уступает правой в умении наносить мощные удары, — возразила мадам.

— Да, но командиру это неинтересно, — скривился Штефан. — Он сказал, что я не гожусь больше для военной службы. Епископ запретил брать калек! — С каждым словом он все больше распалялся. Незначительные участки кожи на лице и шее, не покрытые щетиной, покраснели.

Эльза кивнула Элизабет и поставила перед воякой полный кувшин вина.

— Не волнуйся! Вот, выпей, тебе понравится.

Но это, кажется, не успокоило. Наоборот, его голос стал еще громче, так что стражники начали бросать на него недовольные взгляды. Некоторые даже потянулись к кинжалу.

— Не волноваться? Ради епископа я отправился в Прагу, завоевал для него и для императора Куттенберг и Кениггрец, сражаясь с подонками гуситами. А затем, когда ситуация изменилась, вместе с остальными заботился о том, чтобы высокопоставленные господа смогли унести ноги из страны. Я пожертвовал своей рукой и кровью, а теперь я им больше не нужен, а если и нужен, то только за полцены, потому что я теперь только наполовину мужчина! — Он повернул голову, его светлые глаза остановились на Элизабет.

— Ты тоже думаешь, что я только наполовину мужчина? Доказать тебе, что это не так? — Элизабет энергично покачала головой. Все шло не так, как ей хотелось. Он протянул руку и грубо схватил ее. — Я могу доказать, что я мужчина — и на поле битвы, и с бабами!

Теперь она утвердительно кивнула, только бы он оставил ее в покое. Штефан был чертовски силен, и она не удивилась бы, если бы он сломал ее руку. Эльза подошла, чтобы успокоить наемного солдата, положила ему руку на плечо.

— Штефан, успокойся и отпусти мою девочку. Она тебе ничего не сделала, а ты причиняешь ей боль.

Его пальцы разомкнулись. Элизабет облегченно вздохнула и потерла занемевшую руку.

— Извини, я не хотел, — сказал он и протянул ей свой кубок. Элизабет послушно выпила и вернула его.

— Знаешь, нелегко оказаться не у дел, после того как неоднократно рисковал головой для этих господ.

Элизабет понимающе посмотрела на него и нежно спросила:

— Ты не хочешь рассказать мне о первом походе? Как все происходило с гуситами?

Его лицо расслабилось.

— Если хочешь, я расскажу тебе, как мы отправились в Кениггрец, в предвкушении победы. — Хотя в его голосе все еще чувствовалась нотка сарказма, ему казалось, что он снова спокоен. Понаблюдав за ним некоторое время, Эльза отошла посмотреть, как обстоят дела у других гостей, время от времени отправляющихся с девушками на матрацы.

— Папа со своим остолопом призвал собрать крестовое войско против еретиков. Как в свое время святые места Иерусалима были освобождены от мусульманских идолопоклонников, так и мы должны мечом освободить Богемию от этих сорняков. Хотя некоторые последователи Яна Гуса хотели бы жить в мире с императором…

— Утраквисты, — пробормотала Элизабет, однако наемный солдат, похоже, не услышал ее и продолжил:

— Еще сторонники Жели… черт, никак не могу запомнить его имя. Ну, в общем, того, который выступает против церкви вместе с папой и всеми епископами.

— Ян Желивский, радикальный проповедник, подстрекающий народ взяться за оружие под командованием Яна Жижки из Троцнова.

Разинув рот от удивления, солдат вытаращился на Элизабет.

— Откуда ты это знаешь?

— Где-то слышала.

— А что ты еще знаешь о гуситах и войне?

— Ничего, — заверила она, хотя голос в ее голове говорил о радикально настроенных таборитах — как они себя называли по крепости, выбранной в качестве ставки, — которые под командованием Жижки попытались захватить Прагу, но, потерпев поражение после ожесточенных уличных боев, отправились в Пльзень.

— Он захватил город и разрушил церкви и монастыри по всей округе.

— Ничего! Рассказывай, пожалуйста, дальше.

— Вскоре после этого один местный дворянин, собравший две тысячи человек кавалерии и пехоты, атаковал отряд Жижки, который хладнокровно приказал своей пехоте выстроить повозки в качестве защитного бастиона и отбить нападение кавалерии. Жижке удалось беспрепятственно вернуться в Пльзень. Несмотря на ненависть к нему, должен признать, что Жижка талантливый военачальник и, используя эту тактику, справится и с другими войсками, — рассказывал ей голос молодого дворянина, имя которого она все еще не могла вспомнить. Но постепенно его заглушил голос Штефана:

— Для меня все они чехи, и даже император однажды сказал, что вокруг была бы Венгрия, если бы в Богемии не осталось чехов!

Элизабет кивнула, слушая невнимательно.

— Мы отправились в Богемию тремя огромными отрядами. Первым командовал герцог Саксонии, вторым — Баварии, Рейнской области и свободных городов — епископ Отто из Трира. Мы, то есть подданные епископа Иоганна фон Брунна, вместе с франконцами пребывали под командованием бранденбургского маркграфа и нюрнбергского бургграфа. В Силезии мы объединились, и Сигизмунд во главе нашего войска начал наступление на Богемию. Император пребывал в хорошем расположении духа, так как Кениггрец практически не оказывал сопротивления и немецкие бюргеры приветствовали нас. Однако много немцев скрылось в сложной для штурма Пражской крепости. Это вынуждало нас воспользоваться старинным методом и взять ее измором, но нам повезло. Комендант крепости Ченек отвернулся от еретиков и сдал крепость императору, но пришлось повозиться с пражанами, которые не хотели праздно смотреть на это и добавили моему мечу работы!

— Конечно, предательство Ченека разожгло народный гнев — ведь он тоже подписывал манифест к императору Сигизмунду. Радуйся, что ты этого не видел. Не думая о последствиях, пражане бросились на крепость. Ничего удивительного, что их жестоко разгромили.

— Мы осадили не желающий сдаваться город, но войско Жижки угрожало нашим тылам. Император требовал безоговорочного подчинения, однако жители Праги хотели сохранить оружие и свою чашу, как их учил Гус. Император негодовал, от его хорошего настроения не осталось и следа. Над его приближенными сгустились грозовые тучи — не дай бог встать у него на пути. Кроме того, его беспокоило отсутствие дисциплины среди крестоносцев. Должен признаться, мне самому это надоело — а я далеко не неженка. Эти ребята в гневе убивали всех, кто говорил по-чешски, даже женщин и детей, и никто не мог их обуздать. Только представь: нас было двадцать тысяч, и лишь немногие имели военный опыт. Непривычные к длительной осаде, солдаты роптали, ненависть к гуситам возрастала, да и скука давала о себе знать.

Он рассказывал дальше, но Элизабет погрузилась в собственные мысли. Вместо молодого дворянина она видела себя! В Пражской крепости и лагере перед городом. Она наблюдала за приближением выросшего до девяти тысяч войска Жижки — бесконечного потока вооруженных людей. Преимущественно это была пехота с копьями, цепями и бердышами в сопровождении повозок с тяжелыми пушками. Император все еще проявлял высокомерие и держался как победитель, хотя не мог захватить город. Он отправил свое войско отрезать путь мелким отрядам Жижки. Элизабет видела переброску войска гордых крестоносцев — и спустя всего лишь несколько часов их позорное бегство врассыпную. Она металась среди мужчин и искала его. Повсюду кричали раненые, кровь лилась рекой. Внезапно он появился, испачканный грязью и кровью, и схватил ее за руку.

— Что ты здесь делаешь? Я же сказал тебе оставаться в крепости. Ради бога, послушай меня хоть раз, прежде чем останешься без головы!

— Я волновалась о тебе и должна была тебя найти. Что случилось? Император сказал, что ничего не стоит остановить этих мятежных еретиков!

— Правда? — Молодой рыцарь вытер окровавленное острие меча. — Значит, он ошибся!