Пшеничные волосы как прежде отливали золотом, веселые веснушки по-прежнему осыпали вздернутый носик. Но бирюзовые глаза стали печальными, а прекрасный лоб омрачали постоянные заботы. Отороченную мехом накидку из шерсти бирюзового цвета она надела, чтобы порадовать его, он знал об этом. Но в голубом обрамлении лицо выглядело еще более осунувшимся, а украшенный драгоценными камнями чепец замужней женщины и королевы, скрывавший волосы и уши, еще больше заострял подбородок.
Он знал, что не принес ей счастья. Его равнодушие и замкнутость причиняли ей боль, большую, чем физические мучения. Синхил сожалел об этом, но не умел справиться с собой. Он просил бы прощения у королевы, но семейное счастье означало отступничество от того, к чему Синхил тянулся всем сердцем.
Он поцеловал ее руки, как всякий мужчина должен целовать руки своей избранницы, а лба коснулся губами по-отечески. Меган подняла голову, она словно ожидала чего-то большего, но Синхил поспешно отвернулся к Ивейн.
— Доброе утро, дамы, — провозгласил он, целуя ей руку и взмахом руки поднимая застывших в глубоком поклоне фрейлин королевы. — Что означает это женское вторжение в зал военного совета?
Ивейн взяла Райса за руку, прижалась к нему и взглянула на Синхила.
— Я рассказала Ее Величеству, что сегодня вечером вы, Государь, выступаете с армией. И она пожелала надеть на вас доспехи, как принято перед первым сражением. Все готово. Пожалуйста, не возражайте.
Синхил перевел взгляд с Ивейн на Меган, потом снова на Ивейн и понял, что сдается.
— Вижу, силы противника превосходят мои, — весело сказал он. — Я побежден.
Часом позже, приняв ванну, он стоял в центре комнаты, терпеливо ожидая, пока женщины завершат затянувшуюся процедуру одевания.
Его теперешний наряд был похож на тот, что был на нем в день коронации, хотя на этот раз его дополняли не парадные, а боевые доспехи. Поверх шелковой рубахи и кожаной куртки на него надели позолоченную кольчугу; в глаза бросалась ее странность, словно кольчуга попала в Гвиннед из какого-то нездешнего мира. Руки Синхила защищали золоченые поручни, такие же пластины охватывали голени поверх кожаных штанов. Поверх всего была надета накидка из пурпурного шелка с аппликацией, изображавшей гвиннедского льва. Меган собственноручно пристегнула к поясу меч; когда она застегивала пряжку на белом кожаном ремне, ее пальцы дрожали.
Затем было позволено войти Сорлу, слуге Синхила, который принес щит и шлем с копией короны Гвиннеда. Король внимательно осмотрел оба предмета, словно надеялся что-то найти на них, взял протянутые Ивейн пурпурные перчатки и заткнул их за пояс. Прежде чем во главе процессии спуститься в королевскую часовню на мессу, Синхил надел изготовленную для него корону.
Он так и знал, все они уже собрались: Камбер, Джорем, Келлен, Джебедия и остальные участники военного совета. Он кивнул, и они последовали за ним внутрь часовни. Шедшая рядом Меган ступала, гордо подняв голову, ее глаза следили за каждым движением короля. Ивейн присоединилась к мужу, остальные дамы — к своим возлюбленным. Близился момент расставания. Королевская процессия вступила в часовню, все опустились на колени, хор запел Te Deum. Синхил склонил голову в молитве, отрешившись от всего земного, архиепископ Энском начал службу.
По окончании мессы Синхил задержался в часовне; пока все остальные выходили наружу, Меган стояла на коленях рядом с ним. Им предстояли нелегкие минуты.
Когда они остались одни, Синхил поднялся, повернувшись.
— Милорд, — прошептала она, и ее глаза наполнились слезами.
Синхил покачал головой и коснулся пальцем подбородка жены.
— Нет, малютка Меган, не надо плакать. Я скоро вернусь. Ты должна быть мужественной, беречь наших сыновей и молиться за меня.
— Я обещаю, милорд, — сказала она, стараясь не всхлипывать. — Но если вы не вернетесь, я…
Она уронила голову, не в силах продолжать. Синхил неловко обнял ее и прижал к себе.
— Меган, — спустя мгновение пробормотал он.
— Милорд?
— Меган, я очень сожалею, что не могу быть таким, каким ты хочешь меня видеть.
— Я знаю, милорд, — она отодвинулась, доверчиво и невинно взглянув на него. — Нет, милорд, не говорите так. Я… я самая счастливая из женщин. Только… только милорд так нечасто бывает со мной и…
— Знаю, Меган. Мне очень жаль. Но я… я такой, какой есть.
— Понимаю, милорд.
Меган опустила глаза, ее нижняя губа дрожала; она была готова разрыдаться. Синхил знал, что не вынесет этого, и придумал способ избежать душераздирающей сцены без компромисса с самим собой.
— Меган, ты сделаешь для меня кое-что? Кое-что особенное?
Она тотчас же засветилась надеждой и ожиданием. Торопливо, не желая подавать несбыточных надежд, Синхил опустился перед ней на колени, взяв ее за руки. Меган тоже хотела встать на колени, но он не позволил.
— Нет, не нужно. Выполни мою просьбу, только ты способна сделать это. Я хочу… мне нужно твое благословение, чтобы оно хранило меня в бою. — Одной рукой он держал ее руки, другой снял корону и склонил голову. — Благослови меня именем своей любви, моя маленькая королева, — прошептал он, молясь, чтобы она не разгадала его маленького представления, затеянного, чтобы поддержать ее, да и его в час расставания.
Последовала долгая пауза, на мгновение он даже испугался, что она откажется, но потом ощутил нежное прикосновение к своим волосам, ласковые руки Меган обняли его голову. Он закрыл глаза, стараясь понять чувства, владевшие сейчас его женой.
— Отныне и во веки веков пусть пребудет наш Господь с вами, возлюбленный муж мой. Пусть тень Его крыл хранит и защищает вас. Пусть Всемогущий Бог будет милосерден к нам и отпустит все грехи наши. И пусть покров Пресвятой Богородицы осенит вас, и пусть дева Мария вернет вас ко мне. Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь.
Меган отняла руки от головы Синхила и перекрестилась. Синхил последовал ее примеру. Ее слезы высохли, лицо смягчилось. Синхил поднялся и надел корону.
— Благодарю тебя, моя королева. Твое благословение, как щит, укроет меня во время сражения. А теперь… — он целовал ей руки, одну, потом другую. — Я должен идти.
Синхил хотел было поцеловать жену в лоб, как днем в зале, но она приподнялась на цыпочки и прижалась губами к его губам. Он растерялся и отпрянул, но Меган еще теснее прижалась к нему.
Синхил, укоряя себя за неумение смирить плоть, уходил из часовни. Эта победа далась с трудом, но совсем не радовала. Он отстоял верность своему выбору ценой унижения женщины, прекрасной, на все для него готовой… А он разыграл это недостойное представление.
Часть его души стремилась к ней, стоявшей на коленях у алтаря. О, как хотелось обнять Меган, прижать хрупкое тело, ощутить его тепло даже сквозь кольчугу и кожу костюма, снова поцеловать ее.
Он с трудом сглотнул и, потупившись, двинулся к выходу, радуясь, что кольчуга и доспехи скрывают его от пристальных взоров. По счастью, снаружи уже темнело, довольно рано из-за дождя, так что никто не мог видеть его раскрасневшегося лица. Он нарочно сделал вид, что возится с перчатками, и, приблизившись, склонил голову, чтобы дать Сорлу снять с себя корону и натянуть наголовник.
Келлен накинул ему на плечи длинный, подбитый мехом плащ. Синхил поглубже надвинул капюшон и зашагал вниз по ступеням, спеша сесть на своего боевого коня. Рядом с ним уже сидел в седле Джорем; а Камбер с Райсом ожидали чуть впереди. Ивейн придерживала отцовское стремя.
Синхил кивнул Келлену и подобрал поводья, задумчиво теребя алую кожу. Элистер помог ему сесть в седло, Сорл с отцом Альфредом также вскочили на коней, а Келлен вернулся к своему гнедому скакуну.
Колонна тронулась со двора, михайлинский рыцарь выехал вперед, гордо неся штандарт Гвиннеда, и король заставил себя забыть о ней; боль расставания сменилась болью телесной, ибо Синхил терпеть не мог ездить верхом. А путь предстоял очень долгий.
ГЛАВА VИтак, неужели я сделался врагом вашим, говоря вам истину?[6]
Королевская армия шла всю ночь и все утро, под непрекращающимся дождем. Хотя сильных ливней больше не было, лошади и люди вымокли насквозь, и вымокли даже вельможные лорды в своих промасленных кожаных плащах, подбитых мехом. А когда солнце поднялось повыше, от людей и от животных повалил пар.
Незадолго до полудня, преодолев почти половину пути до границ Гвиннеда, они наконец сделали привал. Хотя войско двигалось в жестком темпе, даже пехотинцы не слишком устали; надо отдать должное Имре хотя бы в этом — он неплохо обучил своих солдат. Так что хуже всех сейчас, пожалуй, приходилось их нынешнему королю.
У Синхила каждая мышца болела от малейшего движения, а стертые бедра и ягодицы уже утратили способность чувствовать боль. Конечно, за последнее время он стал чуть лучше сидеть в седле, но совершенно не привык к дальних верховым переходам. Ночью Синхил попытался подремать хотя бы урывками, полагаясь на слуг, что вели его коня в поводу, но когда животное переходило на рысь, каждый шаг его отзывался в теле новой болью. По сравнению с этим недолгий галоп казался просто-таки блаженством.
Когда они остановились, Синхил несколько секунд сидел в седле неподвижно, гадая, достанет ли у него сил слезть с седла и не рухнуть на землю. Но слишком медлить было нельзя, поскольку Джебедия со своими помощниками уже спешились поблизости, и Синхил знал, что скоро конюх придет за его лошадью.
Синхил увидел среди лошадиных спин и спешившихся всадников приближающегося Гвейра. Молодой лорд взялся за повод, в его открытом лице было неподдельное участие.
— Ваше Величество нуждается в помощи?
Синхил покачал головой и начал слезать с коня. Вздохнув, он оперся о стремя, вытащил правую ногу и попытался одним махом перебросить через заднюю луку седла. Это препятствие король одолел со стоном. В конце концов ему удалось спуститься вниз, но, ступив на землю, Синхил был вынужден ухватиться за стремя, чтобы не упасть. Ноги дрожали, в лице не было ни кровинки.