Снова зевнув, Камбер заставил себя взглянуть Синхилу в глаза, его новое лицо выражало покорное ожидание.
— Простите, Ваше Величество. Райс заставил меня уснуть, сопротивляться ему непросто. Чем могу служить?
Синхил смущенно уставился в пол.
— Извините, отче. Я знаю, вы были ранены, но я… мне нужно вас спросить о Камбере. Не могу поверить, что он мертв.
Камбер отвернулся. Уж очень опасная тема предлагалась, придется очень искусно защищаться.
— Вы видели тело, — осторожно сказал он. — Почему же вы не можете верить? В конце концов разве не этого вы желали?
Синхил, бледнея, открыл рот, и Камбер забеспокоился; не слишком ли далеко он зашел.
— Я желал? Святой отец, я никогда…
— Возможно, безотчетно, — прервал его Камбер, не давая возможности оправдываться. — Но все, кто был вместе с вами и около вас, ощущали вашу неприязнь, и Камбер был средоточием этой неприязни. Он нашел вас, оторвал от жизни, которую вы любили, и день за днем подавлял ваше сознание до тех пор, пока вы не примирились со своей участью.
— Но смерти ему я никогда не желал!
— Может, и нет. Пусть это останется на вашей совести, — устало ответил Камбер. — Он мертв. Ретивый и назойливый наставник навсегда покинул вас. Никто более не будет докучать вам напоминаниями о королевском долге.
Синхил со стоном опустился на стул, закрыв лицо руками, его плечи сотрясали беззвучные рыдания.
В молчании Камбер дождался прекращения слез. Король поднял на него заплаканные глаза, и Камбер постарался смягчить свой взгляд.
— Простите, Синхил, не следовало этого говорить. Сейчас слишком поздно, я устал, хочу спать и немного не в себе.
— Нет, вы в чем-то правы, — прошептал Синхил, утираясь рукавом. — Я в самом деле винил его в том, что лишился своего сана, и думаю, что так и было. — Он шумно вздохнул и опустил глаза. — Но он был мудр, по-своему любил эту страну и ее народ, вероятно, я его не понимал и, быть может, не смогу понять. Во многом он был прав; сколько бы я не противился, другой кандидатуры на трон не было. Ради блага Гвиннеда я должен примириться с этим. Но поймите и меня, когда в душе я тоскую о том, чего навсегда лишился.
Королевские откровения удивляли. Его отношение к Камберу оказалось более сложным и неоднозначным, в словах звучало искреннее сожаление, но и обольщаться не стоило. Нет, никогда любовь и признательность не перевесят неприязни к Камберу в этом сердце.
Оставалось выяснить, поможет ли смерть Мак-Рори новоявленному Элистеру Келлену сблизиться с Синхилом.
— Кажется, я понимаю, Государь, — сказал он после долгой паузы. — И что еще более важно, думаю, что и Камбер понимал.
Лицо Синхила, омытое слезами, озарилось надеждой.
— Вы так думаете, отче?
— Да. Он умер на руках у нас с Джоремом; в последние минуты он думал о том, что ожидает вас, Гвиннед и жителей страны, когда его не станет. Он всегда помнил о вас, Синхил, вы были очень дороги ему, сын мой.
— Не я достоин последних мыслей, — произнес Синхил с тоской. — Он должен был обратиться к Богу.
— Он сделал и это, — ответил Камбер. — Умер с уверенностью, что прожил жизнь наилучшим образом. Легкая смерть. Я верю, он покоится с миром.
— Только бы вы оказались правы, — прошептал король. Наступила неловкая пауза, Синхил потупил взор и погрузился в собственные мысли, потом с робкой надеждой взглянул на собеседника.
— Возможно, сейчас не время спрашивать об этом, отче, но, мне кажется, Камбер одобрил бы это. Я хотел спросить, не… еще не поздно принять ваше вчерашнее предложение.
— Почему вы решили, что может быть поздно? — осведомился Камбер, не понимая смущения Синхила. Король теребил край плаща, не поднимая глаз.
— Сегодня утром мы оба были вне себя.
— Был трудный день, — прервал Камбер. — Мы оба мало спали и слишком много переживали. Мне не следовало выходить из равновесия.
— Нет, я говорил ужасные вещи, — настаивал Синхил. — Вы были правы, а я не хотел в это поверить. Если бы я был тверже в вере, истина мне открылась бы сразу, но Господь не пожелал этого.
— Господь предоставляет нам свободу воли. Он не подсказывает правильных поступков.
— Увы. — Синхил вздохнул и встал. — Мною сделан выбор. Я должен научиться уживаться с последствиями этого, независимо от его причин. Спокойной ночи, отче.
— Спокойной ночи, Ваше Величество, — пробормотал Камбер в спину удаляющемуся Синхилу. — Нам всем нужно учиться, — добавил он, когда король вышел.
Возвращение победителей в Валорет откладывалось. Люди и лошади отдыхали после битвы. Целители души и тела корпели над живыми, похоронные команды заботились о мертвых. В долине Йомейра поднимались могильные курганы, меняя ее вид в память и назидание грядущим поколениям. Только тела наиболее именитых отправятся с войском назад, чтобы упокоиться в родовых гробницах. Продолжалась и работа, за которую принялись в ночь после сражения. Отряды ловких и опытных солдат обыскивали холмы и горные долины Йомейра в поисках сторонников Эриеллы, избежавших пленения на поле боя. Те из них, кто остался цел, разумеется, унесли ноги, но слишком много раненых и увечных не могли сбежать, Их и вылавливали королевские войска, поручая одних заботам хирургов, а других — священникам и могильщикам.
Число торентских пленников достигало сотни, в большинстве дворяне, обязанные Эриелле Фестилийской своим положением. Этих Синхил немедленно лишил права выкупа, чтобы, обретя свободу, они тут же не встали под знамена ярых врагов Гвиннеда.
Торентским пленникам надлежало вместе с войском отправиться в Валорет и пребывать там. Строгость содержания каждому была назначена в соответствии со знатностью и положением. В этих условиях рыцарям предстояло ожидать прибытия посольства от короля Торента и исхода его переговоров с королем Синхилом.
Захваченные победителями уроженцы Гвиннеда не могли рассчитывать на снисхождение как изменники, хотя, воюя против Синхила, они держали сторону его предшественника, такого же короля. Именно поэтому они и все сомневающиеся должны были раз и навсегда запомнить, кто владычествует в Гвиннеде, получить суровый урок. И Синхилу предстояло решить, каким он будет.
Королю этого вовсе не хотелось, но Джебедия и граф Сигер настаивали. По просьбе Синхила советники определили перечень подобающих и справедливых наказаний, описан их подробно и красочно, чтобы наивный государь мог составить о новом для него предмете исчерпывающее представление. Они своего добились, Синхил взялся за дело и после горячих молитв в заранее отрепетированных речах сумел обосновать свое первое по-настоящему независимое решение. Приговор короля был справедливым и милосердным.
Каждый десятый из двухсот пятидесяти пленников-гвиннедцев, независимо от положения в обществе, будет публично казнен, пусть все видят, какая кара ожидает изменников. Избавленные жребием от виселицы вместе с торентскими пленниками прибудут в столицу, и там им будет объявлено о королевском милосердии. Домой они вернутся в оковах, лишенные всех титулов и прав, а в Валорете будут прощены, получат свободу и право начать новую жизнь.
Отрубленная голова Эриеллы была водружена на копье и отправлялась в Валорет с королевскими лучниками (таково было предложение Сигера), ее тело четвертовали и разослали по городам, чтобы выставить на воротах. Пусть ропщущие умолкнут, а злоумышленники убоятся восставать на короля. Синхилу был нужен мир в стране, новой войны он не мог допустить.
Решения были приняты, и армия покидала Йомейр. Сигер повел свою армию домой в Истмарк залечивать раны, а Синхил и его люди отправились в Валорет. Приговор Синхила исполнялся через каждые пять миль пути. Невиданные страшные плоды раскачивались на деревьях вдоль дороги на Валорет, привлекая стервятников. Местным жителям разрешалось снимать повешенных по истечении тридцати дней, ослушники объявлялись вне закона и подлежали изгнанию. Синхил заставил себя присутствовать при первой казни, но за остальными попросил следить Джебедию.
Король по-прежнему раскаивался в своих недавних нападках на покойного лорда Мак-Рори и остальных Дерини. По его приказу на время пути телу Камбера воздавались почести. Облаченное в саван тело, каким-то чудесным образом хранимое Райсом от разложения на июньской жаре, помещалось в повозке, запряженной парой белых коней. Траурный экипаж безотлучно сопровождали шесть лордов в полном вооружении. Почетная стража сменялась дважды в день, чтобы последние почести мертвому Дерини успели оказать все высокородные дворяне.
Перед повозкой и позади шли священники со свечами и крестами — кадили, читали псалмы и молились об усопшем. А Камбер в обличии Элистера Келлена следовал сразу за траурной колесницей во главе михайлинцев. Иногда к нему присоединялся Джорем — как сын Камбера он был вправе приближаться к гробу.
Вся эта пышность сразу же не понравилась Камберу, ее сопровождала неизбежная суета и праздные речи. И он совершал путь, углубившись в себя или напуская на себя задумчивый вид. Его добровольное душевное затворничество имело и свои минусы, так как давало слишком много времени для рассуждений и взгляда на происходящее со стороны.
Смертным не дано наблюдать реакцию других на собственную смерть. Камбер удостоился видеть. Был удивлен, польщен и несколько обеспокоен, хотя не мог понять причину своей тревоги.
Он ожидал изъявлений печали и был к ним готов. Кое-как представлял себе благодарность людей за восстановление Халдейнов после всех ужасов Имре. Но никак не думал обнаружить в простом люде такую огромную симпатию к себе. Что знали они о лорде Мак-Рори и его истинной роли в возведении Синхила на престол? Вероятно, молва разнесла и оснастила многими выдумками историю о его роли в воцарении Синхила. Так, ничего для этого не предпринимая, Камбер, похоже, становился новым народным героем. От этого делалось немного не по себе.
В дороге докучливая суета досаждала, в стенах Валорета Камбер всерьез занервничал. Похоронный кортеж задал скорость движения войскам, казни через каждые пять миль еще более задерживали армию. Она пробыла в пути до конца июня, и весть о победе и возвращении войск достигла Валорета, опередив их на нескол