Пришелец остановился, серый капюшон упал со знакомой серебристо-золотой головы. Лицо было безмятежно, а бледные глаза сверкали так ярко, как никогда при жизни.
— Не бойся, — сказал призрак до странного по-житейски. — Я вернулся только на несколько минут, чтобы умерить твою печаль и сообщить, что мне покойно в моей новой обители.
Гвейр кивнул и не нашел в себе мужества ответить.
— Я видел, как ты страдал эти дни, — продолжал призрак, — и мне… грустно, что ты так печалишься обо мне.
— Но… мне не хватает вас, милорд. Так много дел… а теперь все они останутся незавершенными.
Призрак улыбнулся, и Гвейру показалось, будто солнце заглянуло в темную комнату.
— Другие доделают их. И ты, Гвейр, если пожелаешь.
— Я?
Гвейр сел и недоверчиво посмотрел на таинственного гостя.
— Но как это может быть, милорд? Я только человек. У меня не достанет ни сил, ни таланта. Вы были сердцем Реставрации. Теперь, когда вас нет, действия короля станут неподконтрольны. Я боюсь его, милорд.
— Пожалей его, Гвейр. Не бойся. И помоги тем, кто продолжает начатое, — Джорему, Райсу и моей дочери Ивейн, и моим внукам, когда они подрастут. А Элистер Келлен, который привел тебя сюда, он больше всех остальных нуждается в твоей помощи.
— Отец Элистер? Но он такой черствый и самоуверенный. Чем я могу помочь ему?
— Он не такой независимый, каким желает казаться другим, — ответил призрак со знакомой улыбкой. — Да, он бывает резок и иногда слишком упрям, но ему более других недостает дружеской поддержки. Ты поможешь ему, Гвейр? Будешь служить ему так же преданно, как служил мне?
Гвейру вдруг захотелось узнать, опирается ли его гость о земную твердь? Но плащ полностью скрывал ноги пришельца, и он снова несмело взглянул на сияющее лицо.
— Я в самом деле могу помочь ему?
— Да.
— Служить ему так же, как служил вам?
— Он больше чем достоин этого, Гвейр, и слишком горд, чтобы просить помощи.
Гвейр с трудом сглотнул.
— Хорошо, милорд. Я сделаю так. И не дам умереть памяти о вас. Клянусь!
Призрак улыбнулся.
— Память обо мне не так важна. Другое дело — наша работа. Помоги Элистеру. Помоги королю. И помни, я всегда с тобой, даже тогда, когда ты меньше всего этого ожидаешь.
— Хорошо, милорд.
Пришелец развернулся, чтобы уйти, и Гвейр перепугался не меньше, чем поначалу.
— Нет, милорд. Подождите! Не оставляйте меня сейчас!
Призрак остановился и с любовью посмотрел на него.
— Я не могу остаться, сын мой, и не смогу больше посещать тебя. Оставайся с миром.
Гвейр был в отчаянии, он расшвырял шкуры, встал на колени и простер руки вверх.
— Тогда благословите меня, милорд. Пожалуйста! Не отказывайте в этом!
Лицо сделалось серьезным, а потом руки легко взлетели над складками плаща. Гвейр склонил голову.
— Благодать Божья да пребудет с тобой.
— Аминь, — прошептал Гвейр.
Когда рука дотронулась до волос, сознание на мгновение помутилось.
Он поднял голову и открыл глаз. Призрак исчез. Свет померк, стало темно и пусто.
Гвейр вскрикнул, поднялся и, пошатываясь, шагнул туда, где только что был его гость. Несколько секунд он стоял там, держась рукой за дверной косяк, и заново переживал только что увиденное или пригрезившееся.
Камбер вернулся к нему! Ему хотелось кричать на весь дворец архиепископа так, чтобы и мертвые проснулись: его посетил Камбер! Великий лорд-Дерини возложил на него, Гвейра Арлисского, презренного человека, долг, достойных великих!
Но бедный юноша и рта раскрыть не мог. Камбер все делал безупречно, его зелье продолжало действовать. Подробности волшебного разговора уже начали расплываться и превращаться в нечто, похожее на сон.
Нет, он не мог рассказать миру об этом чуде. Гвейр рассудил, что эта встреча предназначена ему одному как высшее откровение. Такое не делят с другими. Да и кто поверит…
Брат Йоханнес? Нет, он набожный и преданный человек, но все проспал, даже ни разу не пошевельнулся. Если разбудить его и рассказать, Йоханнес подумает, что это видение от лекарств и вина. Нет, он не станет делиться с ним.
Келлен? Ну конечно! Отец Келлен поймет его. Отец Келлен должен понять! В конце концов, именно ему просил служить Камбер. Келлен имел право знать.
Обрадованный, Гвейр выбрался за дверь и отправился на поиски.
А Камбер, заслышав приближение шагов, скользнул в постель и притворился спящим. Он слышал быстрое и взволнованное дыхание Гвейра, когда юноша остановился посмотреть на него, потом отступил. Через несколько секунд от камина полился свет.
Камбер ждал, прислушиваясь, шаги приближались снова.
— Отец настоятель? — позвал Гвейр. — Отец настоятель, вы спите?
Камбер повернулся и приподнялся на локте, щурясь на свет. Гвейр стоял на коленях рядом с кроватью, его лицо освещалось свечой и горело само по себе.
— Спал, — ответил Камбер, подавляя зевок. — А почему ты не спишь?
Гвейр покачал головой.
— Я тоже спал, но… Пожалуйста, отче, не сердитесь на меня. Очень жаль, что разбудил вас, но мне нужно рассказать кому-то, и я думаю… я думаю, он не будет возражать.
— Он?
Гвейр судорожно глотнул, в глазах мелькнуло сомнение.
— Лорд… лорд Камбер, отче. Он… он пришел ко мне во сне… по-моему… и… и он сказал, что я не должен печалиться… что у меня есть важное дело… его дело… я должен продолжать то, что не успел сделать он.
Произнося все это, он не успевал вздохнуть, словно опасался, что не найдет в себе мужества договорить, если прервется хоть на секунду.
Камбер кивнул, снова зевнул и произнес, не забывая сохранять сухость интонаций.
— Что ж, у тебя, разумеется, есть важная работа. Я говорил тебе и раньше. Камбер во многом полагался на тебя.
— Правда? О да, я знаю, отче! — Гвейр был счастлив. — Он сказал еще… — Его лицо стало серьезным. — Он поручил мне служить вам, отче. Он сказал, что я должен служить вам так же, как служил ему, что вам нужна моя помощь. Она нужна вам, отче?
Камбер не спеша сел, набросил синюю михайлинскую мантию и спрятал босые ступни в мех шкуры на полу.
— Он так сказал тебе?
Гвейр торжественно кивнул, не смея говорить. Камбер долго смотрел в эти бесхитростные глаза. Казалось, Гвейр готов довериться ему во всем. Что ж, теперь надо помочь ему сделать это. Так, как помог бы Элистер.
— Разумеется, ты понимаешь, что служба мне не будет похожа на службу Камберу, Камбер был светским дворянином, окруженным роскошью, приличной его положению. В этом нет ничего зазорного, — добавил он, увидев, что Гвейр собирается возразить. — Но здесь все совсем по-другому.
— Потому что вы священник, отче?
— Отчасти. Если ты станешь служить мне, то скоро поймешь, что у священнослужителя много обязанностей, которые не заботят лорда-мирянина. Вскоре милостью божьей я стану епископом — персоной, наделенной немалой властью в мирских делах. Во многих отношениях должность весьма выгодная и кое-кто этим пользуется. Но я не принадлежу к их числу, как ты знаешь. За стенами моего дома не будет излишеств королевского двора или даже графского.
— Мне этого не нужно, отче, — прошептал Гвейр, выпрямляясь.
— Что ж, хорошо. Прежде у меня не было помощника-мирянина, но попробуем. А пока почему бы тебе не вернуться в постель. Может, ты умеешь обходиться без сна, а я — нет.
Гвейр кивнул, готовый заплакать от радости, начал вставать с колен и вдруг припал к руке своего нового друга в горячем и благодарном поцелуе.
Он ушел, а Камбер долго глядел ему вслед, прежде чем вновь лечь в постель.
ГЛАВА XIVБоюсь за вас, не напрасно ли я трудился у вас.[15]
Ночное происшествие обошлось без видимых последствий — по крайней мере, на первый взгляд. Гвейр безропотно взялся за новую службу, во многом подменяя Йоханнеса. Он даже подыскал себе одежду, отчасти напоминающую монашеское одеяние, чтобы не так выделяться среди клира в епископском дворце Камбера. Йоханнес должен был остаться с михайлинцами, чтобы стать правой рукой нового настоятеля, а его прежний хозяин должен был на следующей неделе отбыть в Грекоту, так что пока Гвейр совмещал обязанности секретаря и распорядителя при будущем епископе. Ни слова больше не было сказано о случившемся той ночью; все словно позабыли об этом.
В ближайшие дни у Камбера не было повода мысленно возвращаться к этой истории. Те, кто мог бы ощутить надвигающиеся события, если бы владели всеми кусочками головоломки — Джорем и Ивейн с Райсом — были слишком заняты, пытаясь побыстрее управиться в Кайрори и вернуться к пятнице в столицу, чтобы оценить всю значимость происходящего. В этот день семилетний Девин Мак-Рори, внук и наследник Камбера, должен был быть официально признан графом Кулдским, вместе с другими дворянами, молодыми и старыми, унаследовавшими титулы после гибели их предшественников на войне.
Помимо этого следовало еще отобрать самые ценные манускрипты Камбера и некоторые вещи, которые еще могли ему понадобиться — так что за этими повседневными хлопотами ото всех ускользнуло нечто куда более значимое, что творилось в Кайрори. Дети Камбера отметили, как возросло число паломников, каждый день преклонявших колена в фамильном склепе Мак-Рори, где «Камбер» покоился рядом с давно почившей супругой, — но не придали этому значения, равно как и не прислушались к словам звучавших молитв.
Никто не вспомнил о толпах, встречавших траурный кортеж на пути армии из Йомейра, о том, что было с Синхилом, когда он увидел в кресле викария михайлинцев живого графа Кулдского.
А Камбер тем временем жил жизнью Элистера Келлена. Ему не могло быть известно, что могила в Кайрори становится местом поклонения верующих из окрестных деревень и городов, что охваченный горечью король проводит многие часы в размышлениях над тем, что видел в спальне настоятеля, что михайлинский рыцарь не решился бы рассказать о том, что, по его мнению, произошло той ночью. Камбер с головой окунулся в свои новые обязанности и укреплял связи и знакомства, полезные будущему епископу Грекотскому. В те дни Камбер Кулдский и все его проблемы отошли в тень.