Бартович полагал, что Густа пойдет вместе с ними, но Вилем запротестовал:
— Пойти посмотреть, что с людьми, — это одно. А являться с урной — совсем другое. Ему нельзя. Он на дежурстве и к тому же в форме.
— Правильно, — поддержал его Альбин.
— Кто-нибудь потом такое может наклепать! Люди ведь всякие бывают. Нет, не положено ему этим заниматься.
Бартович и Эда ушли.
Вилем с довольным видом потянулся и вновь посмотрел на часы. Было семнадцать минут десятого.
— Я, пожалуй, пойду позвоню, — сказал он. — Пока кто-нибудь приедет из района нас проверить, ребята уже вернутся.
— Мне кажется, надо бы еще немного подождать, — возразил Касицкий.
— Ни к чему. Час прождешь, пока соединят. Сегодня к ним не пробьешься, а дорога каждая минута.
Он направился в кабинет Альбина, где стоял телефон. Это был одновременно и школьный кабинет природоведения. Комната была заполонена чучелами птиц и грызунов, пробирками, наглядными пособиями, мешочками с сухими растениями.
Каким-то чудом Вилема тотчас же соединили с Павловицами. Ему ответил секретарь районного национального комитета Юрай Смуда. Они хорошо знали друг друга.
— У нас все! — радостно сообщил Вилем. — Никак не мог дозвониться. Сижу на телефоне почти двадцать минут. У нас проголосовали все сто процентов, И за всех кандидатов. Никто никого не вычеркивал и даже не заходил за ширму. Как у других?
Он затаил дыхание.
Дверь в кабинет была открыта, и Альбин с Касицким слушали разговор. В это время зашел посмотреть, как идут выборы, и Михал.
— Поздравляю, Вилем! — сказал Смуда. — Вы — вторые.
— Что?! — заорал Вилем. В трубке все время что-то трещало. — Кто-то нас обогнал? Черт возьми! Кто же первый?
— Блатница. Удивляешься, дружище? — Секретарь засмеялся, когда ошеломленный Вилем умолк.
— Что? Повтори! — закричал, придя в себя, Вилем.
Блатница с незапамятных времен было одним из самых захудалых сел в районе, и в Павловицах вечно с ним маялись, вытаскивали из всяких бед.
— У них, знаешь ли, сегодня храмовой праздник. Мы хотели, чтобы они отложили его на неделю, но их деятели поклялись, что до восьми все село проголосует, а потом будет праздновать. Так и получилось — выборы закончили с опозданием против уговора всего на несколько минут. В Блатнице уже открыли закусочную и пивную. Да, им теперь есть за что выпить!
— Вот это да! Но в таком случае за что же им давать премию? Устраивать одновременно с выборами храмовой праздник — это уже коммерческая сделка, а не соревнование. А им отвалят за это теперь целых пятнадцать тысяч!
— Десять тоже на улице не валяются, — перебил его Смуда. — Скажу откровенно, я рад, Вилем, что на втором месте — вы. Молодцы! Тем более если учесть все то, что вы сделали у себя перед выборами. В среду утром приезжайте с Касицким. Но мы еще созвонимся. Да, сейчас пошлю к вам наших ребят. Пусть поглядят, все ли в порядке. — И он, не попрощавшись, положил трубку.
Выйдя из кабинета, Вилем с облегчением вздохнул и широко улыбнулся.
— Значит, мы почти выиграли. А могли бы отхватить и пятнадцать тысяч. Вы слышали? Ну ладно, все равно мы опять среди первых.
Его согревало сознание успеха Дела, и возвращалось несколько поколебленное чувство уверенности. Неудачи и тревоги последнего времени как рукой сняло.
— А что, если нам это отметить?! — воскликнул он. И обвел торжествующим взглядом Альбина, Михала, Касицкого.
— Когда? Сейчас? — спросил Альбин.
Касицкий и Михал промолчали.
— Ну, что вы!.. Конечно, нет, — сказал Вилем. — В среду утром мы с Петером поедем в район. Там состоится торжественное заседание, где будут подводить итоги выборов, Вот когда мы привезем наши тысчонки, тогда и сообразим. Надо же немножко передохнуть и нам… Что вы на это скажете?
Он поглядел на Михала.
Михал и Касицкий кивнули в знак согласия. Улыбка Альбина свидетельствовала и о его полной поддержке.
— Следовало бы немного подготовиться, — потирая руки, заметил Вилем. — Предоставьте это мне.
В среду с самого утра сияло солнце и на небе не было ни облачка. Вилем и Касицкий первым автобусом уехали в Павловицы. В зале заседаний районного национального комитета состоялась небольшая торжественная встреча, где подняли бокалы за успешно проведенные выборы и за будущие успехи в работе. Выборы во всем районе прошли блестяще. Все кандидаты в депутаты областного и районного национальных комитетов были избраны и получили в целом более девяноста восьми процентов голосов. Не прошли только три кандидата в местные национальные комитеты.
Итак, район снова подтвердил, что заслуженно пользуется доброй славой, и доказал, что политическая работа ведется в нем на должном уровне. Все выражали удовлетворение и радовались предстоящей длительной передышке — до следующих выборов. Вилем с Касицким получили для Поречья грамоту и чек на десять тысяч крон в награду за отлично подготовленные и успешно проведенные выборы. Все происходило так, как обычно бывает в подобных случаях.
Вилем сиял. Выйдя на минуту из зала, он столкнулся в коридоре с Юраем Смудой. Они разговорились. Смуда — секретарь районного национального комитета — был как бы прямым начальством Вилема. Но он всегда держался с ним не официально, а очень по-дружески. Вот и сейчас он поделился новостью, которая пика еще хранилась в секрете и которую ему самому доверительно сообщил его друг. В Павловицах, сказал он, скоро приступят к строительству крупного промышленного предприятия, которое будет из привозных деталей изготовлять прицепы к грузовикам. В министерстве все уже решено. Смуда был в восторге и красочно описывал, какое будущее ожидает теперь Павловицы. На заводе будет занято полторы тысячи человек. Издавна сложившийся чисто сельскохозяйственный облик района наконец-то изменится. Вот когда Павловицы поднимутся по-настоящему.
— Знаешь, пробить такой завод нам было нелегко. Наверху шла настоящая борьба, но ведь и мы не лыком шиты! — Он был преисполнен гордости и удовлетворенно потирал руки. — Ты вообще можешь себе представить, что будет значить для нас такое промышленное предприятие? Короче говоря, мы кой-кого обскакали. А прицепы будем изготовлять и на экспорт. О нас узнают даже в Африке. Это тебе, братец, не какой-то там консервный заводишко. — Тут он запнулся. — Ах да, эта ваша идея насчет консервного завода… Знаешь, Вилем, — заговорил он доверительно, — с этим заводом придется немного подождать. Завод автоприцепов сожрет все наши капиталовложения. И кроме того, Вилем, — пусть это, разумеется, останется между нами — в тех районах, куда мы возим на переработку овощи и фрукты, очень приуныли, когда узнали о вашем плане: мол, тогда у них не будет хватать сырья. Своего-то у них действительно почти нет. Это же бедный край, потому там после революции и построили консервный завод. Ну а вы, пореченцы, молодцы, ничего не скажешь! Только планы ваши, Вилем, надо немного отодвинуть. Позднее мы к ним еще, я думаю, вернемся. Ну, пока! Я пошел.
Вилем оцепенел. Что за чертовщина! Что же теперь будет?
Он смотрел остановившимся взглядом прямо перед собой и не мог собраться с мыслями. Вначале ему показалось, что он ослышался. Может, Смуда шутит? Нет, он не шутил… Павловицы поднимутся… Район поднимется… Да, но ведь консервный завод уже включен в план! Нет, Вилем отказывался понимать. «Что же делать? — лихорадочно думал он. — Ведь обо всем уже рассказали людям, разъяснили, что консервный завод — наша насущная потребность. И это правда. Районное руководство само все подсчитало. На всех предвыборных собраниях об этом говорилось. И вот — на тебе! Что же теперь делать?» Он чувствовал себя обманутым и с горечью сознавал, что снова сел в лужу, как в случае с Рудой Долларом. «Вот дьявольщина! Мы опять оказались в дурацком положении. Что теперь скажут в Поречье?»
Наконец Вилем взял себя в руки. Все продумал и решил, что пока не следует сообщать своим эту новость, чтобы не испортить им настроение. Иначе сорвется и то маленькое торжество, которому все так радовались. Он твердо решил держать язык за зубами.
Вилем вернулся в зал. Лицо у него было расстроенное.
— Что случилось? — спросил Касицкий.
— Желудок побаливает… — с неопределенной, несколько смущенной улыбкой ответил Вилем и перевел разговор на другое.
По дороге к автобусной станции Вилем зашел к знакомому мяснику. Еще в понедельник он заказал два килограмма молодой говядины и столько же свиной грудинки. Если их смешать, получится, как считал Вилем, самый лучший, сочный гуляш. А уж Эда готовит гуляш отменно! Все остальное, что необходимо для хорошего настроения, а также для утоления голода и жажды, имелось в собственном хозяйстве и не требовало особых хлопот.
Дневным автобусом Вилем и Касицкий вернулись в Поречье.
Это был самый чудесный уголок на берегу Души; из Поречья до него можно было добраться за каких-нибудь полчаса. Тут — неподалеку от впадения речки в Черную воду — течение перекрывали массивные шлюзовые створы. Пока поречане не построили этой плотины, Черная вода во время бурного весеннего таяния или сильных дождей вытесняла воды Души и заставляла ее течь вспять. Тогда Душа широко разливалась, затопляя окрестные поля, образовывала омуты и заливчики. Теперь среди зарослей ивняка и ольшаника извивалась глубокая затока, наполнявшаяся водой, когда створы плотины закрывались.
Рыбы здесь было великое множество. В омутах, заросших тростником, на заре и по вечерам, высунув из воды головы, плескались карпы. У берегов, укрывшись в корягах и тине, большие темные щуки подстерегали свою добычу — подлещиков, линей, карасей, плотву. Ночью выплывали на охоту угри. В зеленоватой воде затоки временами мелькал серебристый судак, а то вдруг водную гладь разрезал черный плавник сома. На дне прогретой солнцем речки обитали тритоны, раки, лягушки, личинки стрекоз, головастики, уйма всяких насекомых, всевозможные моллюски и черви. В норе под корягой жила ондатра. На высоком, заросшем кустарником берегу устраивали себе убежища дикие кролики и ежи. С противоположного берега, защищенного дамбой, прилетали фазаны, чтобы полакомиться семенами и насекомыми. За речкой простирались поля. За ними вдали виднелись виноградники и вытянутой дугой поднимались покрытые лесом Карпаты, откуда речка брала свое начало.