– Чокнутый какой-то, – сообщила им медсестра. – По-английски, лопочет. Видать, иностранец. Эй, вы, собственно, кто? – решила на всякий случай поинтересоваться девушка.
– Я ученый! – закричал профессор. – Археолог.
– Ага, – хором заржали санитары, – а мы члены-корреспонденты Академии наук.
– Ну, вы чего, парни? – заступилась за Енски медсестра. – Это…
Она заглянула, в лежащие у изголовья операционного стола бумажки. Ее черные тоненькие бровки удивленно стали домиком.
– Это Марфа Николаевна Брынчак, пенсионерка. Шестьдесят восемь лет. Инвалид войны. Ей только что вырезали аппендикс. Да что же это?! Разве же он женщина?
Санитары вновь загоготали.
– Надо же, он еще и баба! Баба! Ю а вумен?
– А-а-а-а, – закричал профессор. – Помогите, мне сменили пол! Здесь делают незаконные операции по перемене пола.
– В чём дело? – недовольно осведомился чей-то громкий голос. – Что за крики? Почему операционная до сих пор занята?
Санитары с медсестрой испуганно оглянулись.
– Чёрт, начальник госпиталя! – прошептала девушка, воровато пряча надкушенное яблоко обратно в карман халата.
– Помогите-е-е! – простонал Енски.
Начальник неспешно подошёл к операционному столу, и с интересом посмотрел на профессора. Тот ответил ему полным отчаяния взглядом.
– Что, болит? – спросил врач по-английски.
– Угу, – кивнул Енски, имея в виду сломанную ногу.
– Понимаю, – медик кивнул. – Через неделю-другую пройдёт.
Внешность у него была человека интеллигентного – аккуратная седая бородка, пенсне. Профессор немного успокоился.
– Вы откуда? Ага, Великобритания. А к нам как попали? У нас ведь специфическое медицинское заведение, только для военных. Ага, несчастный случай на погранпосте. Чудно! Отвезите больного в палату, – распорядился военврач. – И, пожалуйста, поосторожней, не видите что ли, человек страдает. Нужно быть милосердными к чужой боли.
Механически жуя жвачки, санитары зловеще усмехнулись, но начальник этого, естественно, не видел.
– Немедленно освобождайте операционную! – гневно распорядился он. – К нам только что привезли нового пациента. Какой-то матрос-первогодок кусок швартовочного каната отгрыз, после чего его проглотил. Будем доставать.
– Боже! – прошептал, профессор, совсем ослабевший от свалившихся на него неприятностей. – Боже, помоги…
Осторожно переложив Енски на носилки, санитары проворно вывезли его из операционной, в которую двое в белых халатах уже заносили слопавшего кусок толстой просмоленной веревки пациента.
Двери операционной со щелчком закрылись.
– Боже, – повторил Енски. – Куда я попал?
– В Одесский военный госпиталь, дедуля, – ответил один из санитаров, сверкая золотой фиксой.
Отчего-то у него ни с того, ни с сего прорезалось знание иностранного языка.
– Ты под персональную-то пенсионерку не коси, – ласково предупредил он археолога. – И под иностранца тоже. Это тебе не поможет. Какой из тебя на фиг иностранец? Мы тебя узнали: ты тот пьяный отставник, которого «КамАЗ» переехал.
– Я не отставник, – жалобно заскулил профессор. – Я учёный. Я приехал в Украину для участия в археологической экспедиции.
– А один хрен, – ответил санитар-полиглот, после чего оба служителя Эскулапа громко и дружно заржали.
Дальше началась Одиссея профессора Алекса Енски (или лучше сказать ОдЕссея, поскольку дело-то происходило в Одессе) в поисках свободной кровати в какой-нибудь из палат.
Вскоре почтенный англичанин вообще пожалел, что родился на белый свет. Все палаты оказались заняты либо косящими от армии призывниками, проходящими углубленное обследование, либо ветеранами, решившими поправить окончательно пошатнувшееся здоровье.
Наконец, одно свободное место нашлось в женской палате, где лежали маразматические старушки, бывшие партизанки-катакомбницы, исполнявшие хором «Подмосковные вечера». Но тут Енски-старший издал такой полный отчаяния вопль, что снова прибежал главный военврач и, накричав на санитаров, лично препроводил носилки с профессором в персональную палату в отделении травматологии.
– Знаете, это наша гордость, – сообщил он Енски. – Первый и пока, к сожалению, единственный «люкс». На коммерческой основе. Там у нас уже лежит один иностранец с сотрясением мозга. Очень уважаемый и состоятельный человек. Так что вы ведите себя поприличней.
Профессор хотел было возмутиться – мол, он не какой-нибудь там уличный бомж, а известный учёный, но его уже занесли в палату.
Профессор хотел было возмутиться. Мол, он не какой-нибудь там уличный бомж, а известный учёный, но его уже занесли в палату.
Палата Енски понравилась: аккуратная, светлая, выходящая окнами на солнечную сторону; телевизор, холодильник, отдельная кабинка с туалетом.
А вот и сосед по палате.
– Тр-рубы Иер-рихонские! Господин Юсупов!! Какими судьбами?!
– Дорогой профессор! – обрадовано воскликнул второй пациент. – Вот так встреча! Куда же это вы запропастились?
Археолог расчувствовался:
– Знали бы вы только, что мне пришлось пережить! И все из-за этого полоумного Ловигада, который хотел сначала отправиться к какому-то местному целителю. Наша машина отстала. Целителя, как оказалось, посадили за шарлатанство. И вот результат! Я едва сбежал из морга!
У Феликса Третьего отвисла челюсть:
– Каким образом вас занесло в мертвецкую, профессор?!
– Дьявол его знает! Тут такие странные порядки! И мало кто разговаривает на человеческом языке! Чему их только в школах учат?!
– Успокойтесь же, дорогой мой! Все страшное уже позади! Лучше переоденьтесь и освежитесь…
– Останови здесь на углу, – Семён Булыгин звонко щёлкнул пальцами и крутоплечий шофёр, он же по совместительству и телохранитель, послушно остановил чёрный «БМВ» у перекрёстка.
Дверца автомобиля тихо клацнула, и в «БМВ» грузно сел Марк Марьяновский, от которого сильно пахло водкой и дорогой туалетной водой.
– Хэлло, босс, – поздоровался он, тяжело дыша. – Что за спешка? Я пять кварталов за минуту отмахал!
– Есть одно дело, – Булыгин вставил в презрительно искривлённые губы тонкую длинную сигарету.
Шофер, повернувшись, поднёс к сигарете босса золотую зажигалку.
Тот затянулся, медленно выпуская дым из тонкого изящного носа.
«Ну, ей богу, баба! – непроизвольно подумал Марьяновский, опасливо косясь на своего „хвостатого“ босса. – Губы накрасить, платье надеть и от портовой шлюхи хрен отличишь. Только больно уродливая будет. На такую не встанет».
– Есть одно дело, – медленно повторил Булыгин, щурясь сквозь табачный дым на размахивающего полосатой палочкой у перекрёстка гаишника, упорно не замечающего роскошную машину могущественного одесского мафиози, мешающую движению.
– Я слушаю, – Марьяновский, словно попугай, наклонил голову чуть влево, забавно двигая семитским носом.
– На Змеином острове наши общие знакомые кое-что нашли, – продолжил маленький большой человек.
– Мисс МакДугал с археологами? – спросил Марк.
Семён кивнул:
– Ты правильно понял. Короче, сегодня вечером вместе со своими гориллами отправишься в военный госпиталь и заберёшь оттуда двух нужных нам людей.
– Заложников? – радостно догадался Марьяновский.
– Именно, – подтвердил Булыгин, который, судя по немного заторможенной речи, уже с утра находился под кайфом. – Мы обменяем их на некоторые находки с острова. Возможно, что и на все. Если я все правильно понял.
– Что за кадры, я их знаю? – поинтересовался Марк, нервно теребя золотую печатку на правой руке.
– Не думаю, – торговец артефактами снова сильно затянулся. – Некий Феликс Юсупов, эмигрантский толстосум, и английский старикашка-учёный Алекс Енски. Они лежат в одной палате, так что, я так правильно понял, никаких проблем у тебя возникнуть не должно.
– Разрешаете подключить творческое воображение? – с надеждой попросил Марьяновский.
– Чего уж там, подключай, – кивнул Семён. – Отвезёшь их на нашу старую штаб-квартиру, после чего позвонишь сыночку учёного и шестёрке этого Юсупова. Я дам тебе их телефоны.
– Замётано, – радостно осклабился подручный.
Наконец-то ему доверили первое серьёзное дело. Это вам не долги из лоточников выбивать, это куда посерьёзней будет. Тут пахнет повышением.
– Операцию назовём… – Булыгин хищно усмехнулся, напомнив при этом сытого варана, – «Рокировка».
– Рокировка? – Марк часто заморгал.
– Ну да, рокировка, – повторил босс, и тут же пояснил. – Обмен заложников на артефакты.
– Ага, понятно, – хмыкнул Марьяновский. – Разрешаете приступать?
– Приступай, – маленький большой человек благосклонно кивнул. – Я так понял, что всю операцию провернём в течение ближайших суток…
Наступил вечер.
Сна у профессора было ни в одном глазу. Да оно и понятно, не хотелось ему спать. Уж больно Енски-старший перевозбудился от пережитых за день кошмаров.
Его сосед прикорнул за чтением книги и сладко посапывал под ярким торшером, не сняв даже наушники CD-плеера. Наушники были мощными, и Енски с лёгкостью определил Моцарта.
Профессора начало разбирать любопытство, что же за книжку читает Юсупов. Выяснить это можно было лишь одним способом: выйти из палаты и, проходя мимо, мельком бросить взгляд на обложку.
Ещё немного попялившись в потолок, Енски решился.
Встав с кровати, профессор на цыпочках направился к дверям, бросив, как и было задумано, короткий взгляд на обложку книги в руках Феликса Феликсовича.
Лицо у ученого мужа вытянулось.
Его сосед по палате держал в руках…
Нет, этого просто не могло быть!
Он держал в руках монографию Алекса Енски «Анубис и Упуат: два египетских собакоголовых бога».
Словно лунатик, профессор по инерции вышел из палаты и тихо закрыл за собой дверь.
– Гора Синай и шестнадцать пророков! – вслух произнёс он, проведя сухой ладонью по лицу. – Это же моя последняя монография, изданная два месяца назад в Лондоне. С ума сойти…