оги с фаллоимитаторами. Но как долго можно бежать от темы, если эта тема – твоя собственная жизнь? Диалоги Сосен и фаллоимитаторы – по-своему необходимы на этом пути, но, снова вернувшись в этот дом, под эту крышу, я почувствовала, что куда важнее просто записывать то, что я вижу со своего табурета. У каждого в жизни есть окно. Из моего открывается все тот же потрясающий и сбивающий с толку вид – квадратик темно-зеленого неба.
8. Прикосновение гения
– Я его не убила, – говорит потусторонний голос в телефоне. – По крайней мере, не до конца.
Я сонно тянусь к будильнику и, щурясь, гляжу на кроваво-красные цифры на циферблате. Два часа утра, но это неправильное время.
– Это кто?
– Мать твоя! – голос звучит оскорбленно. – Родившая тебя на свет, на секундочку, без капли анестезии. Короче, у меня тут небольшое происшествие.
– Ты где? – я вдруг понимаю, что уже давненько ее не видела, потому что с головой провалилась в работу над поэмой «Пенис джина», посвященной тому маленькому кончику, который всегда остается в лампе. На прошлой неделе я практически не выходила из своей комнаты. Она может ответить, что угодно: «внизу», «в продуктовом», «в Канаде» или «играю в шахматы с шимпанзе на ядерной подлодке». Я готова к любой неожиданности.
– Я в Цинциннати, в гостях у твоих братьев и сестер. Я ускользнула из дома под покровом ночи два дня назад.
Она всегда ускользает из дома именно так, «под покровом ночи», чтобы отец не поймал ее сетью из тонны своих нестиранных трусов. И тот факт, что ее дети живут в трех разных городах, давно заставил ее овладеть искусством тройственности почти на уровне Господа Бога.
– Я заглядывала к тебе в комнату перед тем, как уехать, и спросила, не хочешь ли ты поехать со мной, но ты ткнула в меня пальцем и сказала, что тебе надо остаться дома, набраться идей для творчества.
Ну да, это на меня похоже.
– Так, погоди, перемотаем назад. У тебя что-то случилось? Что?
Она делает глубокий прерывистый вздох.
– Пешеход врезался в thegrindup.com.
Я понимаю, что это не очень похоже на человеческую речь. Позвольте мне объяснить, thegrindup.com – это рэперский фургон, который моя сестра Кристина купила, чтобы возить в нем своих шестерых детей. Современные транспортные средства создаются без учета репродуктивных способностей ирландцев, поэтому, когда вы достигаете точки, в которой у вас вдруг шестеро детей, единственным вариантом транспорта остаются церковные автобусы и фургоны, в которых рэперы катаются по стране. Моей сестре чувство стиля не чуждо, поэтому она выбрала второй вариант, и он идеально подошел ей. Это запредельно красивый фургон, смоляной и блестящий, как бок вороного коня, и с одной стороны на нем трафаретом выведено: www.thegrindup.com. Размеры этого фургона не поддаются описанию. Туда влезли бы все клоуны со всех цирковых арен мира.
Согласно легенде, Гриндап был восходящей звездой рэп-сцены Сент-Луиса, который рекламировал себя, разъезжая по городским улицам на автомобиле с надписью thegrindup.com и толпой веселых друзей в салоне. Однажды их веселье, похоже, вышло из берегов, так как фургон оказался на аукционе конфискованных авто, где его и нашла моя сестренка. Она облепила заднюю часть фургона стикерами с рекламой католического радио, что стало для фургона последней каплей, ведь если вы хотя бы раз в жизни слушали католическое радио, то должны знать, что сигнал у него ужасный, а музыку даже приблизительно хорошей не назовешь. Под нее не то что танцевать нельзя, а хочется просто лечь на землю и помереть. Это беспрестанный поток похожих друг на друга радио шоу, куда люди приходят побубнить и выяснить, является то или иное грехом или нет – и чаще всего приходят к выводу, что все-таки является. Если все эти унылые передачи когда-нибудь перехватят инопланетяне, они решат, что нас уже завоевал какой-то другой повелитель, и развернут свою тарелку назад.
А мама тем временем продолжает свой трагический рассказ.
– Я проезжала мимо автобусной остановки, когда на дорогу внезапно выбежал мужчина в наушниках. Музыку он слушал! – обиженно добавляет она. – Нельзя все время слушать музыку, а то тебя собьет машина. Моя машина, – добавляет она. – В общем, он врезался в переднюю часть фургона и отскочил от нее. Видела бы ты, какую он оставил вмятину! Здоровый мужик, он, наверное, фунтов триста весил, не меньше. Говорят, вредно быть толстым, но иногда если ты не толстый, ты… мертвый.
Я осознаю, что из моей груди исходит низкий и непрерывный стон, похожий на мычание перепуганной коровы, но остановить его я не могу. Это худшая история, которую я когда-либо слышала. Это даже хуже, чем Итан Фром.
– К счастью, я ехала всего тридцать миль в час. О, Триша, ты бы слышала этот шлепок! Я так перепугалась. Тут же ударила по тормозам, а твоя сестра выскочила из машины и принялась орать на его тело.
– Что она сделала?
– Триша, ну она же беременна. Когда животные беременеют, они становятся особенно уязвимыми для разного рода хищников. А мы все животные, биологическая адаптация, ничего не поделаешь.
– О, ну, с этим не поспоришь, – говорю я и тихонько добавляю, – если только не хочешь свести себя с ума на всю оставшуюся жизнь. Думаю, нам повезло, что она не захотела там же на месте еще и сожрать его.
– Хуже всего то, что детки твоей сестры ехали на заднем сидении и все видели. Они так расстроились, но они умнички, сразу поняли, что надо сделать. Представляешь, как только перестали плакать, они начали хором читать «Аве Мария».
Ну хоть на кого-то подействовала заклинательная сила рэп-фургона. По словам моей матери, единственной, кто не молился, была вторая по старшинству девочка, Ария, которая услышала мчащиеся к ним сирены и спокойно решила, что теперь они все отправятся в тюрьму и там познакомятся с Гриндапом.
– Так что случилось с бедным пешеходом? – спрашиваю я.
– Он сломал руку и теперь всю оставшуюся жизнь будет бояться фургонов. Но он жив.
Поверить не могу, что пропустила такое событие. «Останусь дома, наберусь идей для творчества», вот уж действительно. На самом деле, я бы не распознала хорошую идею, даже если бы она переехала меня на двухтонном черном фургоне с надписью thegrindup.com. Опять-таки, может, это и к лучшему, что меня там не было. Ехала бы я с ними, не сомневаюсь, матушка прикончила бы бедолагу с концами.
Повесив трубку, я спускаюсь вниз по лестнице и попадаю прямиком на показ мод, который мой отец устроил для семинариста. Он расхаживает перед ним взад-вперед в новой малиновой рясе, которую только что купил у столетнего умирающего священника, распродающего все свое добро, готовясь к восходу на небеса.
– Какая вышивка! – стонет семинарист, практически теряя сознание. – Вы только посмотрите, как детально вышиты ягнята!
– Папа, ты слышал…
Он прерывает меня.
– Я слышал, что твоя мать размазала по дороге какого-то мужика, – он качает головой с таким видом, словно всегда знал, что это рано или поздно случится. – Опасная женщина, – добавляет он с ноткой благоговения в голосе, разглаживая золотые нити на рясе. – Невероятно опасная.
Проходит немного времени, и издательская машина приходит в движение. Когда меня просят написать биографию, я пишу легко и беззаботно, вспоминая свое детство в трейлере; когда просят описать мою поэзию, Джейсон предлагает написать так: «Электризующе! Как укус шмеля в клитор». А когда просят прислать фотографию для обложки, Джейсон отводит меня с моим Модным Гитлером во двор, прислоняет нас к дереву и фотографирует, а полученное фото подписывает «Grep Hoax» [35]. Мы всегда барахтались в этом безумии вдвоем, скрепляя союз резинками, скрепками и почти-рифмами, но я уже чувствую с некоторой тоской, что этому безумию скоро придет конец. Вскоре я стану поэтессой официально.
В разгар этих увлекательных занятий возникает необходимость вернуться в Саванну и забрать кое-какие коробки со склада, где мы их оставили. Мама вызывается отвезти меня еще до того, как я задаю вопрос, а на ее лице тут же проступает предвкушение. Кого-то нужно куда-то отвезти? Разве не для этого она была рождена на свет! У Джейсона на следующую неделю запланировано собеседование, а папа скорее бы умер, чем добровольно согласился провести десять часов в машине с женщиной, которая предпочитает искать придорожные закусочные с туалетом, а не мочиться в ту же сумку, где лежит запас вяленой говядины, или что там обычно делают настоящие мужики в таких ситуациях. Так что мы едем вдвоем – я и мой рыжий создатель.
Мы едем на юго-восток в сторону Теннесси. Шоссе Миссури прорезает себе путь сквозь округлые известняковые утесы: шоколадные, кремовые, воздушные, розовато-серые, матовые и мягко белые, но по мере того, как мы продвигаемся по шоссе, дикие леса начинают густеть, а живописные долины пропадают из вида. Ландшафт наполняется перепадами, изгибами, спусками. Воды наполняются ленцой, их блеск затихает, а воздух тут и там оседает туманом.
– Виды тут просто… неПРОПАСТительно прекрасны! – с лукавой ухмылкой говорит мама. Она потребляет кофеин в самоубийственных объемах, и ею начинают овладевать каламбурчики.
Как раз в этот момент ее вдруг подрезает какой-то грузовик. Она опускает окно и орет ему вслед, цитирую: «АХ ТЫ ПИПИСЬКА!» Я сползаю вниз по сидению так низко, как только могу; этот обмен любезностями на дороге мне слишком хорошо знаком. Мамина неспособность ругаться по-человечески поистине легендарна. Она ругается как ханжа-инопланетянин, пытающийся имитировать человеческое поведение, В припадке дорожной ярости она однажды назвала какого-то водителя «Мистер Сребро-дилдо!»
– МАМ, ДА ПОЧЕМУ? – ошеломленно спросила ее я тогда.
– А ты посмотри на его машину, она похожа на серебристый фаллоимитатор, Триша! – пояснила она. – Наверняка компенсирует свои комплексы машиной!
Она постоянно обвиняет мужчин в том, что они дрочат в своих автомобилях, несмотря на то, что не знает, для чего именно люди этим занимаются. Она просто думает, что так проводят время всякие негодяи в таких местах, как тюремные дворы, государственные школы и Вашингтон.