Сложно сказать, чему он учил язычников. В своих посланиях он затрагивает преимущественно вопросы тех или иных конкретных общин, поэтому о его устной проповеди сведения весьма скудны. Похоже, слушатели не всегда его понимали. Коммуникацию осложняло то обстоятельство, что теперь Павел общался с людьми, у которых были совершенно иные культурные предпосылки и ожидания. И все же ему удалось блестяще адаптировать ключевые идеи благовестия к традициям и занятиям слушателей. По ходу дела образ Иисуса менялся, обретая в каждом регионе новые черты. Вообще чем глубже Павел погружался в языческий мир, тем дальше становился его Христос от исторического Иисуса, жизнь которого интересовала Павла не в первую очередь. Намного важнее для него были его смерть и воскресение – события космического масштаба, изменившие историю и судьбы всех народов, независимо от верований и этнического происхождения. Своим ученикам Павел обещал: если они будут повторять кеносис Иисуса, то переживут духовное воскресение, а с ним обретут новую свободу{181}. Мессия, учил он галатов, «отдал Себя Самого за грехи наши, чтобы избавить нас от настоящего лукавого века, по воле Бога и Отца нашего»{182}.
Свое дамасское видение Павел воспринимал как освобождение от разрушительной и вызывающей рознь власти «греха». И именно свобода было темой его проповеди среди галатов, которые очень отличались от галилейских иудеев, слушавших учение Иисуса. Они были индоевропейским народом – галлами, чей язык был близок к валлийскому и гаэльскому. В начале III в. до н. э. они переселились из Европы на территорию на северо-западе современной Турции{183}. Будучи воинами, они становились наемниками, пока, наконец, не перешли к оседлому образу жизни. Их земледельческие общины управлялись выборными собраниями, а на шумных пирах они вспоминали подвиги древних героев, похожих на те, что описаны в англосаксонской эпической поэме «Беовульф». Они почитали суровую и справедливую Богиню-Мать, иногда отождествляя ее с высокой горой. В ее главных культовых центрах молодые люди подчас кастрировали себя в ходе оргиастических ритуалов. Что же общего могли иметь эти дикие кельты с Иисусом и его иудейскими последователями?
Однако Павел быстро понял: подобно жителям Иудеи и Галилеи, галаты были завоеваны Римом недавно и еще не смирились с этим. Рим захватил этот регион в 25 г. до н. э., и он стал провинцией Галатия, управляемой римским префектом и его военным гарнизоном. Как и в Галилее, галаты вынуждены были наблюдать, как на их землях появляются огромные сельскохозяйственные наделы, принадлежащие всегда отсутствующим землевладельцам. Зерно, выращенное на этих участках, питало экономику Рима. Постепенно была романизирована и культура галатов, а в пантеон проникли греко-римские боги. От галатов требовалось участие в культе императора: это было знаком верноподданичества. Излишки сельскохозяйственной продукции насильно отбирала в пользу Рима местная знать. Бывшие воины, как и большинство жителей аграрных государств, влачили жалкое и полуголодное существование, завися от сборщиков податей и надсмотрщиков. Отважный и героический народ теперь жил единственно ради того, чтобы обеспечивать налоговые поступления – бесперебойный поток зерна в имперскую столицу. Как и в Галилее и Иудее, невыплата подати была чревата серьезными последствиями: люди все больше запутывались в долгах, а в итоге были вынуждены либо продавать родовую землю, либо поручаться отдавать часть будущих урожаев. Все это было уже знакомо Павлу, когда примерно в конце 49 г. он появился в Галатии. Судя по более позднему Посланию к Галатам, он призывал их отвергнуть рабские привычки и дух покорности, а также греко-римскую религию поработителей, поддерживавшую имперское устройство: «Стойте в свободе… и не подвергайтесь опять игу рабства»{184}.
Представления Павла о Христе уходили корнями в иудейскую апокалиптическую традицию, которая развилась в Израиле после Маккавейских войн. Селевкидский царь Антиох Епифан попытался искоренить иудейство, и в ответ книжники, мистики и поэты разработали мистическую духовность сопротивления имперской культуре{185}. Небесные путешествия и видения космической катастрофы, практиковавшиеся мистиками, не были только лишь фантазиями: они содержали резкую критику имперских амбиций. Более того, они укрепляли в визионерах уверенность в том, что час свободы настанет, если они будут усиленно молиться о поражении угнетателей и избавлении Израиля. Они почитали мучеников, сложивших голову за священные традиции, и верили: эти мученики либо восстанут вместе со всеми во время всеобщего воскресения, либо будут вознесены Богом на небеса.
Фарисей Павел также был визионером, но в его дамасском откровении было два важных отличия от традиционной эсхатологии. Во-первых, Павел был убежден, что смертью Иисуса Бог уже вмешался в ход истории, а с воскресения Иисуса началось всеобщее воскресение. А во-вторых, Господь спасет не только Израиль, но и все человечество. Так исполнится древнее обетование, согласно которому в Аврааме благословятся все племена земные.
Когда примерно через четыре года после проповеди в этих краях Павел писал Послание к Галатам, он исходил из того, что его адресаты знают историю Авраама, а значит, он говорил о ней в проповедях{186}. Однако он также использовал язык имперской пропаганды, только переворачивал все вверх ногами. Наиболее впечатляющим было использование слова эуангелион, что значит «благовестие»: радостную весть о спасении человеческого рода от греха Бог возвестил миру, когда воскресил Иисуса и сделал его Мессией{187}. При этом по всей империи в надписях, на монетах и во время публичных церемоний возвещалось иное благовестие: Август, «спаситель» (сотэр), установил «мир [эйрене] и безопасность [асфалейа]». Но торчащие повсюду кресты с телами мятежников, изуродованными и растерзанными стервятниками, не давали забыть, что римский мир держится на жестокости и насилии. «Благовестие» Павла сделало распятого Спасителя символом скорого освобождения от «настоящего лукавого века».
Впоследствии Павел будет вспоминать случаи неожиданных исцелений, изгнания нечистой силы и говорения языками, которые начались в Галатии, когда он принес туда благую весть{188}. Святой дух давал галатам смелость следовать идеалам свободы{189}. Павел всегда будет помнить, какая страстная убежденность звучала в их восклицании после крещения, когда «Бог послал в сердца ваши Духа Сына Своего, вопиющего: „Авва, Отче!“». Греческий глагол крадзейн («кричать») предполагает бурное и непосредственное проявление радости. Из крещальных вод люди выходили с убеждением, что отныне они не рабы, но сыны и наследники обетования, данного Богом Аврааму{190}.
В то время, когда Павел находился в Галатии, римская культура начинала проникать в сельские районы Малой Азии. Подобно любым колонизированным народам, крестьяне Галатии переживали тягостную утрату идентичности, которая сопутствует насильственной аккультурации{191}. Римляне верили, что боги поставили их править миром и нести цивилизацию варварским народам, с которыми, однако, невозможно общаться на равных. Такая двойственность был одним из стереотипов древнего мира. Другим его проявлением было представление иудеев о моральной ущербности «народов» (гойим), сыгравшее столь деструктивную роль в Антиохии. Поэтому учение Павла о том, что презиравшиеся «народы» должны обрести полное равенство с иудеями, бросало вызов фундаментальным социальным нормам{192}. Однако, наблюдая за процессом романизации, некоторые галаты стали положительно смотреть на присоединение к Израилю, к народу, имевшему свой статус в империи: это позволило бы им дистанцироваться от Рима. Они не поняли, что Павел настаивал на более радикальных переменах{193}. Впоследствии он напомнит им в своем послании, что Крест упраздняет старые национальные, социальные и культурные барьеры, отличавшие нынешний злой век: «…все вы, во Христа крестившиеся, во Христа облеклись. Нет уже Иудея, ни язычника; нет раба, ни свободного; нет мужеского пола, ни женского: ибо все вы одно во Христе Иисусе»{194}.
Чтобы Царство Божие стало реальностью, это должно было не оставаться на уровне эмоций, а получить трезвое и практическое воплощение в повседневной жизни. Галатам следовало освободиться от низкопоклонства и национальных предрассудков, создав альтернативное сообщество, основанное на равенстве. Такое сообщество и воплощало бы собой то, что Павел считал жизнью «во Христе». Он назовет эти общины «собраниями» (экклесиа) как некий вызов официальным экклесиям местной знати, правившей провинциями от лица Рима. Также это слово могло напоминать галатам о выборных деревенских собраниях, которые руководили их общинами до прихода римлян и несли ответственность за благополучие всех соплеменников. Иисус пытался сделать Царство Божие реальностью, создавая общины, основанные на взаимной поддержке и психологически, духовно, а отчасти и экономически независимые от Римской империи. И Павел также призывал галатов создавать систему, которая ценила людей одинаково и объединяла их, а не делила на классы. Он увещевал их: «Весь Закон в одном слове заключается: люби ближнего твоего, как самого себя»