Поэтому в этой книге я буду опираться главным образом на семь подлинных посланий Павла. Многие вопросы остаются без ответа: скажем, Павел подчеркивал, что он холост, но был ли он когда-либо женат? Этого мы никогда не узнаем. Совсем ничего не известно о его детстве и образовании, почти ничего – о пяти случаях, когда его били в синагогах плетью, о трех кораблекрушениях (включая то, когда он сутки провел в волнах открытого моря), о нападении на него разбойников и о том, как его побили камнями{42}. Мы толком не знаем, как и когда он умер: легенды на сей счет сложились в последующие десятилетия. Однако в своих посланиях он оживает для нас. Они – удивительное свидетельство страсти, которая влекла этого человека, желавшего изменить мир.
Примечание. Называть раннее христианство отдельной религиозной традицией не вполне корректно. Почти до середины II в. движение последователей Иисуса считали одним из направлений иудаизма. Да они и сами воспринимали себя именно так. Даже называться христианами они стали лишь в конце I в., а слово «христианство» встречается в Новом Завете лишь трижды{43}. Я также старалась не называть ранние общины Иисусова движения «церквями»: в воображении сразу возникают церковные шпили и скамьи, молитвенники и иерархические структуры, которых во времена Павла не существовало. Вместо этого я предпочитаю использовать греческое слово экклесиа (впоследствии его стали переводить как «церковь»): подобно слову «синагога», оно относится к собранию народа, общине, конгрегации.
1. Дамаск
Возможно, рассказ Луки о сошествии Духа Святого в еврейский праздник Пятидесятницы исторически недостоверен, но он хорошо передает бурный характер раннего христианского движения{44}. Согласно Деяниям, Двенадцать апостолов и члены семьи Иисуса собрались для молитвы в одном из иерусалимских домов. Внезапно они услышали шум, словно от ураганного ветра; появились языки пламени и опустились на каждого из них. Исполненные Духа, они заговорили на разных языках и поспешили обратиться со словом к толпе еврейских паломников, съехавшихся в Иерусалим со всех концов империи, и каждый слышал это обращение на своем родном языке. Поведение апостолов было столь необычным, что кто-то принял их за пьяных. Однако Петр разуверил скептиков: эти люди не пьяны, а исполнены Духа Святого. Именно так пророк Иоиль описывал Последние дни, а начало им положил Иисус, человек, о котором Израилю возвестили чудеса и знамения. И все же, сообщил Петр своей огромной еврейской аудитории, его, «по определенному замыслу и предведению Божию преданного, вы взяли и, пригвоздив руками беззаконных, убили». Но Бог воскресил Иисуса для славной жизни в горнем мире, тем самым исполнив пророчество Давида, данное в псалме, который начинается словами: «Сказал Господь господину моему: „Сиди одесную Меня, доколе не положу врагов Твоих в подножие ног твоих“»{45}. Отныне Израиль должен признать распятого Иисуса Господом и Мессией, и, если народ покается, крестится и отделит себя от «рода сего развращенного», на него также снизойдет Святой Дух и он разделит с Иисусом победу{46}.
В одночасье Иисус, земной человек, преобразился навеки. Узрев его стоящим одесную Бога, ученики взялись за изучение Писания: как такое могло случиться? Очень быстро их внимание привлек псалом 110, который Петр и процитировал толпе. В древнем Израиле этот псалом пели в ходе коронации в Храме: новопомазанный царь, потомок Давида, обретал почти божественный статус и становился членом Божественного совета небесных существ. Согласно другому псалму, в ходе коронации царь усыновлялся Яхве: «Ты сын Мой, Я ныне родил тебя»{47}. Ученики также вспомнили, что Иисус иногда называл себя «сыном человеческим». Эта фраза отсылала к псалму 8, где чудеса творения наводят псалмопевца на вопрос: почему Бог увенчал скромного «сына человеческого» столь великой честью? Именно такой чести, как теперь убедились ученики, удостоился Иисус:
Не много Ты умалил его пред Ангелами:
славой и честью увенчал его;
поставил его владыкой над делами рук Твоих;
все положил под ноги его{48}.
Кроме того, эти слова – «сын человеческий» – напоминали и видение пророка Даниила, который увидел таинственную фигуру, подобную «сыну человеческому», которая придет на помощь Израилю на облаках небесных. «И ему дана власть, слава и царство, чтобы все народы, племена и языки служили ему»{49}. Отныне ученики были убеждены: Иисус, сын человеческий, скоро вернется, возьмет власть над миром в свои руки и одержит победу над угнетателями Израиля. Удивительно быстро Иисус Мессия (Христос) был назван «Господом» (греч. кириос), «сыном человеческим» и «сыном Божьим». Уже все новозаветные авторы употребляют эти слова без всяких сомнений{50}.
Судя по рассказу о Пятидесятнице, благовестие имело особую притягательность для грекоязычных евреев из диаспоры. Многие из них присоединились к общине учеников Иисуса. В I в. Иерусалим был космополитическим городом. Со всего света стекались в него благочестивые иудеи, чтобы совершать поклонение в Храме, хотя они также стремились создавать свои синагоги, где могли молиться по-гречески, а не по-еврейски и не по-арамейски, как жители Иудеи{51}. Некоторые из них были приверженцами иудаисмос – иудейства. Это слово часто переводят как иудаизм, но во времена римского владычества оно имело вполне конкретное значение. Уважая древность и высокую нравственность израильской религии, императоры предоставили еврейским общинам в греко-римских городах определенную степень автономии. Однако местная элита, страдавшая от утраты своей независимости, относилась к этому с недовольством. Поэтому среди горожан подчас возникали антииудейские настроения. В противовес у некоторых грекоязычных евреев диаспоры сформировалось воинственное сознание, которое они и называли иудейством: вызывающее утверждение отеческой традиции вкупе с решимостью держаться еврейской самобытности и предотвращать политические угрозы общине (ценой насилия, если необходимо). Находились и желающие с оружием в руках отстаивать честь Израиля и склонять соплеменников к соблюдению Торы. В Иерусалиме этих еврейских ригористов привлекала иудейская секта фарисеев, следовавшая Торе весьма педантично. Фарисеи хотели жить так, как жили священники, служившие Божьему присутствию в Храме, а потому особое внимание уделяли священническим кодексам ритуальной чистоты и пищевым запретам, делавшим Израиль «святым» (евр. кадош), т. е. «отделенным» (подобно самому Богу) и обособленным от языческого мира.
Однако другим грекоязычным евреям жизнь в Святом городе приносила разочарование. В диаспоре многие из них полюбили эллинистическую культуру. Поэтому они подчеркивали универсальность еврейского монотеизма: Единый Бог есть Отец всех народов и может почитаться под разными именами. Некоторые также верили, что не одни лишь евреи обладают Торой: отеческие законы греков и римлян на свой лад также выражают волю Единого Бога. Этим либеральным евреям были ближе этические представления пророков, где упор делался на добрые дела и филантропию, а не на ритуальную чистоту и пищевые запреты. В мире фарисейства им было душно и тесно. Возможно, вызывало неприязнь и желание выкачать побольше денег из паломников, съезжавшихся в Святой Город{52}. Поэтому, услышав проповедь Двенадцати об Иисусе, они заинтересовались его учением. Ведь он, как рассказывали, ругал фарисеев: «Но горе вам, фарисеям, что даете десятину с мяты, руты и всяких овощей и нерадите о суде и любви Божией: сие надлежало делать и того не оставлять»{53}. Должен был нравиться им и рассказ об изгнании Иисусом менял из Храма. Ведь Иисус процитировал слова Исаии об универсальном значении веры: «Дом Мой домом молитвы наречется для всех народов»{54}.
Примкнув к движению Иисуса, эти грекоязычные евреи продолжали молиться в своих синагогах. Однако, как сообщает Лука, отношения между арамеоязычными и грекоязычными членами движения осложнились. Согласно Деяниям, разногласия начались из-за распределения еды. Двенадцать апостолов назначили для этой цели семь грекоязычных дьяконов, чтобы самим иметь возможность больше времени посвящать молитве и проповеди{55}. Но рассказ Луки полон противоречий, и ясно, что обязанности дьяконов не сводились к распределению провизии. Одним из них был Стефан, харизматичный проповедник и чудотворец, другой из семи, Филипп, стоял во главе миссий в нееврейские области Самарии и Газы{56}. Читая повествование Луки между строк, можно предположить, что эти дьяконы составляли верхушку отдельной «эллинистической» конгрегации в движении Иисуса, которая уже проповедовала в языческом мире.
У Луки получается, что незначительный спор из-за еды стремительно перерос в расправу над Стефаном. Некоторые иудеи диаспоры, приверженные иудейству, пришли в ярость от либеральной проповеди Стефана и привели его к первосвященнику. Они желали остановить его любой ценой: «Этот человек не перестает говорить хульные слова на святое место сие и на закон. Ибо мы слышали, как он говорил, что Иисус Назорей разрушит место сие и переменит обычаи, которые передал нам Моисей»