{57}.
Лука утверждает, что эти обвинения были сфабрикованы и подкреплены лжесвидетельством. Однако он сам вкладывает в уста Стефана проповедь, которая завершается решительным отвержением храмового культа! Как мы сказали, этот вопрос был яблоком раздора. Взгляды Стефана отчасти разделялись кумранитами и крестьянами, отказывавшимися платить подати. Согласно Евангелиям, Иисус также предрек гибель Храма{58}. Когда Стефан воскликнул: «Вот, я вижу небеса отверстые и Сына Человеческого, стоящего одесную Бога», – обвинители в ярости побросали плащи у ног юноши по имени Савл, вывели Стефана из города и побили камнями. Рассказ об этой трагической истории Лука завершает фразой: «Савл же одобрял убиение его»{59}.
Павел появляется на сцене года через два после казни Иисуса: в 32 или 33 г. н. э. О его предыдущей жизни нам почти ничего не известно. По словам Луки, он был родом из Тарса; родители привезли его в Иерусалим мальчиком. Сам Павел гордо говорил о своем безупречном еврейском происхождении: «Обрезанный в восьмой день, из рода Израилева, колена Вениаминова, еврей от евреев, по учению фарисей, по ревности – гонитель Церкви Божьей, по правде законной – непорочный»{60}.
В XVI в. Мартин Лютер заявит, что Павел мучился из-за своей неспособности «творить положенные по закону дела», но никаких признаков этого в Павловых посланиях не видно. Напротив, он с уверенностью говорит, что был образцовым иудеем и соблюдал Тору «непорочно».
О деятельности фарисеев до Иудейской войны мы знаем очень мало. Судя по всему, это было пестрое движение, объединявшее людей разных взглядов. И хотя впоследствии фарисеи заложили основы талмудического иудаизма, у нас нет оснований предполагать, что Павел разделял идеи, разработанные раввинами после Иудейской войны.
Возможно, Павел посещал грекоязычную еврейскую школу в Иерусалиме. Он отлично говорил по-гречески, Священное Писание изучал в греческом переводе, а также освоил искусство риторики. Однако его воспитание не было сугубо религиозным. Со II в. до н. э. фарисеи активно участвовали в политике и были готовы умирать, а подчас и убивать за свои взгляды. По-видимому, в начале I в. некоторые из них весьма агрессивно проповедовали иудейство и наказывали инакомыслящих вроде Стефана, чтобы сплотить евреев в условиях римской оккупации{61}.
Павел давал понять, что в прошлом был очень ревностным фарисеем: «…и преуспевал в иудействе более многих сверстников в роде моем, будучи неумеренным ревнителем отеческих моих преданий»{62}.
Если одни евреи, страдая от политических кризисов, вызванных римской оккупацией, и непомерно высоких налогов, обращались к харизматичным учителям вроде Иоанна Крестителя или участвовали в других формах ненасильственного протеста, то другие объясняли бедствия наказанием свыше за несоблюдение Торы. А потому, заключали они, надо не бороться с римлянами, ставя еврейскую общину под угрозу, а посвятить себя тщательному следованию заповедям, веря, что Бог вознаградит за это. Лишь так можно ускорить наступление мессианского века, когда Бог восстановит честь своего народа{63}. По-видимому, в этом русле мыслил и Павел: похоже, он был признанным вождем фарисеев и вполне мог учить евреев диаспоры, живших в Иерусалиме, противиться усвоению греко-римских обычаев и избегать любой антиримской деятельности, чреватой кровавым возмездием. Библейским героем этих фарисейских ригористов был священник Финеес. Во время скитаний по пустыне израильтяне стали почитать местных богов, и в наказание Яхве наслал на них эпидемию, от которой погибли 24 000 человек. Однако Финеес отвратил гнев Божий от народа, убив одного из грешников с его мадианитянской женой, и прославился как ревнитель Закона Божьего{64}. Возможно, именно этим Павел вдохновлялся, преследуя общину приверженцев Иисуса.
При этом он, похоже, не имел ничего против Двенадцати апостолов и иудейских последователей Иисуса, которые хранили верность отеческим традициям. Согласно Деяниям, они не отвергали веру, как Стефан, а ежедневно молились в Храме{65}. Более того, почтенный фарисей Гамалиил, по взглядам более либеральный, чем Павел, посоветовал Синедриону оставить христиан в покое: если это порождено человеческим умом, а не вдохновлено свыше, то само и иссякнет, подобно другим протестным движениям{66}.
Но «эллинисты» – ученики Иисуса покушались на все, чем дорожил Павел. К тому же он опасался, что почитание человека, недавно казненного римскими властями, ставит под угрозу всю еврейскую общину. Сам Павел не был лично знаком с Иисусом, но он бы ужаснулся, узнав, что тот осквернил Храм и считал заповеди Бога неравноценными по важности. В глазах такого убежденного фарисея, как Павел, еврей, не соблюдавший все заповеди без исключения, представлял опасность для всего народа: ведь Бог мог наказать за неверность так же сурово, как наказал древних израильтян во времена Моисея.
Но больше всего Павла возмущало учение о распятом Мессии{67}. Разве может осужденный преступник вернуть Израилю величие и свободу? Это же глупость, нечто несусветное. Тора предельно ясно говорит, что такой человек несет в себе скверну: «Если в ком найдется преступление, достойное смерти, и он будет умерщвлен, и ты повесишь его на дереве, то тело его не должно ночевать на дереве, но погреби его в тот же день, ибо проклят пред Богом повешенный, и не оскверняй земли твоей, которую Господь Бог твой дает тебе в удел»{68}.
Да, ученики Иисуса говорили, что Иисус был похоронен в день казни. Однако Павел прекрасно знал, что большинству римских солдат нет дела до переживаний евреев, а потому они вполне могли оставить тело Иисуса на кресте на поживу стервятникам. Даже если Иисус был невиновен, он осквернял Землю Израилеву{69}. Вообразить, что его оскверненные останки были преображены, что Бог воскресил Иисуса и посадил его по правую руку от себя, было чудовищно, немыслимо и кощунственно. Такое учение – оскорбление достоинства Бога и его народа, лишь задерживающее долгожданный приход Мессии. А потому, думал Павел, секту нужно искоренить.
В побиении камнями Стефана Павел играл лишь пассивную роль. Однако, когда эллинисты продолжили распространять свои кощунственные идеи, он стал действовать агрессивнее: «…входил в дома и, влача мужчин и женщин, отдавал в темницу»{70}. Он не стеснялся использовать грубую силу и впоследствии напоминал своим последователям: «Я жестоко гнал Церковь Божию и опустошал ее»{71}. Возможно, одних его жертв приговаривали к 39 ударам плетью в синагоге, других били или даже линчевали, подобно Стефану. В итоге грекоязычная община учеников Иисуса в Иерусалиме была уничтожена. Лука рассказывает: «В те дни произошло великое гонение на церковь в Иерусалиме; и все, кроме апостолов, рассеялись по разным местам Иудеи и Самарии»{72}.
Тогда как говорящие на арамейском общины, сосредоточенные вокруг Двенадцати, остались невредимы, изгнанные эллинисты отправились в странствие и дошли «до Финикии, и Кипра, и Антиохии, никому не проповедуя слово, кроме иудеев»{73}.
Некоторые эллинисты развернули свою деятельность в синагогах Дамаска. Согласно Деяниям, Павел узнал об этом и, «еще дыша угрозами и убийством на учеников Господа», выпросил у первосвященника разрешение арестовывать их и привозить в Иерусалим для наказания{74}. Однако крайне сомнительно, что первосвященник вмешивался в дела общин диаспоры. Скорее, Павла отправили в Дамаск особо ревностные фарисеи, желая обезопасить еврейскую общину в очень непростой ситуации{75}. Лет через 30, в начале иудейского восстания против Рима, всех дамасских евреев схватят по огульному обвинению в подстрекательстве к мятежу, сгонят в гимнасий, и за какой-нибудь час они будут убиты. Учение о том, что человек, претендовавший на мессианство и казненный римским наместником, воскрес и вскоре вернется и разделается со своими врагами, было чревато опасностями для всей общины{76}. Павел решил предотвратить грядущие бедствия, но по дороге в Дамаск с ним произошло нечто неожиданное{77}.
Как рассказывает Лука, когда Павел находился уже недалеко от города, внезапно его ослепил яркий свет с небес. Павел упал с лошади на землю и услышал голос, вопрошающий: «Савл, Савл! Что ты гонишь меня?» «Кто ты?» – спросил Павел. Голос ответил: «Я Иисус, которого ты гонишь», – и повелел Павлу идти в Дамаск, и «сказано будет тебе, что тебе надобно делать»{78}.
Лука отобразил самый главный аспект обращения Павла: внезапно тот осознал всю противоречивость своего положения. Впоследствии он попытается объяснить дилемму, с которой столкнулся в свою бытность несгибаемым фанатиком: «Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю»{79}. Павел всеми силами старался ускорить приход Мессии, это и было то «доброе», которое он пытался делать. Однако для него настал момент истины: он понял, что ученики Иисуса правы и гонения на их общину лишь препятствуют наступлению мессианской эпохи. Больше того, насильственные действия, которые он совершал, нарушали основные заповеди Торы: любовь к Богу и любовь к ближнему. В своем неумеренном радении о букве Закона он забыл строгое повеление Божье: «Не убий». Впоследствии он напишет в связи с этим такие строки: «По внутреннему человеку нахожу удовольствие в законе Божьем, но в членах моих вижу иной закон, противоборствующий закону ума моего». Он восклицает: «Бедный я человек! Кто избавит меня от сего тела смерти? Благодарю Бога моего…»