Святой Павел. Апостол, которого мы любим ненавидеть — страница 9 из 25

{145}. Сообщение о том, как Сергий Павел, проконсул Кипра, воспринял Слово Божье, очень уж резко контрастирует с упоминанием местных еврейских общин, которые «исполнились зависти и, противореча и злословя, сопротивлялись», – эта предвзятость отражает постоянное стремление Луки отделить христианское движение от иудаизма{146}. Но в то же время эти рассказы дают представление о силе той проповеди, которую несли с собой неизвестные миссионеры по мере того, как движение постепенно распространялось из Антиохии на окружающие регионы{147}.

Если горизонты антиохийской общины расширялись, иерусалимская община, руководимая Двенадцатью, все больше погружалась в местные заботы: в Земле Израильской объявился новый Мессия{148}. В 41 г. Калигула провозгласил Ирода Агриппу, воспитанного при дворе императора в Риме, царем земель в верховьях Иордана. Это был первый случай после Ирода Великого, когда иудей получил царский титул. По пути на восток его радостно приветствовали александрийские евреи, а когда он прибыл в Иерусалим, его мессианство было подтверждено новыми милостями со стороны императора: Калигула даровал ему Галилею и Перею, которыми некогда правил его дядя Антипа. Чуть позже Клавдий в благодарность за поддержку после убийства Калигулы добавил к его владениям Иудею и Самарию. В результате Агриппа стал царем всей Земли Израильской и важнейшим ставленником Рима в этом регионе.

Агриппа любил свой народ и стремился завоевать популярность, участвуя в храмовом культе. Впоследствии в Мишне раввины вспомнят, как эмоционально читал он Тору под конец праздника Кущей. Дойдя до Моисеева описания того, каким должен быть праведный царь, – этот текст, как считалось, относился к Мессии – Агриппа прослезился и запнулся на словах: «Из среды братьев твоих поставь над собою царя; не можешь поставить над собою иноземца, который не брат тебе»{149}. Как мог он, Агриппа, чьи предки происходили из Идумеи, называться царем Израиля? Но из толпы крикнули: «Не бойся, Агриппа, ты брат наш!»{150}

Однако для последователей Иисуса Агриппа был ложным Мессией, и потому он начал гонения на их лидеров. Сначала он обезглавил Иакова, брата Иоанна, который был вторым человеком в общине после Петра{151}. Затем, как рассказывает Лука, увидев, что иерусалимская знать одобрила казнь Иакова, Агриппа арестовал Петра{152}. Судя по всему, для него было крайне важно, как отреагируют на его действия, и он стремился добиться расположения высшего духовенства, которое давно раздражал и сам Иисус, и его последователи{153}. Но Петр, сообщает Лука, чудесным образом спасся из тюрьмы и бежал из города{154}. Впоследствии он вернется в Иерусалим, но пока ему пришлось оставить руководство общиной, и после этого происшествия мы больше не слышим о Двенадцати апостолах: возможно, им всем пришлось отправиться в изгнание.

Новым главой иерусалимской общины стал Иаков, брат Иисуса, которому удалось укрепить ее положение в городе. Известный как цадик (праведник), он глубоко почитал Храм. Христианский историк Егесипп (ок. 110 – ок. 180) описывает, как он ходил по городу в льняных одеждах, словно священник, и совершал в храмовых пределах особую церемонию, напоминавшую обряды Йом-Киппура. «Его находили стоящим на коленях и молящимся о прощении всего народа; колени его стали мозолистыми, словно у верблюда»{155}.

Возможно, подобно кумранскому Учителю праведности, Иаков стремился создать альтернативное духовенство, которое должно было прийти на смену священникам-аристократам, потворствовавшим имперским властям и позволявшим Агриппе осквернять священные пределы своими претензиями на мессианство{156}.

В конце концов Агриппа зашел слишком далеко и утратил благосклонность Рима. Во время же своего последнего приезда в Кесарию он вышел к народу, одетый в роскошный плащ, отделанный серебром. Его появление вызвало такое восхищение, что толпа ахнула: «Это голос Бога, а не человека!» Но тут, рассказывает Лука, ангел Господень поразил его за высокомерие, и Агриппа скоропостижно скончался{157}.

Его сын Агриппа II был еще несовершеннолетним, и этими землями вновь стали править римские прокураторы. Восстановление прямого римского владычества было серьезным ударом, и Иаков мог прийти к выводу, что Царство Божие наступит, только когда Израиль очистится. Он мог также неукоснительным соблюдением Торы, что было популярно среди многих иудейских последователей Иисуса, желать сблизиться с фарисеями, которые возглавляли сопротивление Риму. Ведь как бы ни относились первые христиане к Иисусу, Тора, освященная многовековой традицией, обладала незыблемым авторитетом и мистической силой{158}. Следование традиционным предписаниям, таким как обрезание и соблюдение пищевых запретов, считалось важным не только потому, что евреи желали держаться особняком от других народов: скорее, это символизировало священное служение Израиля Богу в повседневной жизни так же, как в религиозной. В I в. иудеи помнили, что именно благодаря этой отдельной «святой» (кадош) жизни их предки сохранили национальную идентичность в долгие годы вавилонского плена. Они четко знали, что за священные законы погибали Маккавеи, сражавшиеся против селевкидского царя Антиоха Епифана (правил в 175–164 гг. до н. э.), который запретил обрезание и соблюдение субботы. И также они знали, что Антиоха поддерживали евреи-отступники, полагавшее, что обрезание более не имеет значения. Восстание Маккавеев (в 168–143 гг. до н. э.) избавило иудеев от Селевкидов, и многие верили: тщательно соблюдая Тору, еврейский народ сможет вновь спастись от имперского владычества. Особенно ревностно отстаивали традицию язычники, полностью обратившиеся в иудаизм и совершившие болезненный ритуал обрезания. Ведь соблюдение законов избавило их от положения изгоев, и они резко негативно воспринимали любые попытки умалить значимость этих установлений. Прозелиты, примкнувшие к движению Иисуса, принесли такие настроения с собой в общину. Они были убеждены, что лишь строгое следование религиозным предписаниям ускорит возвращение Мессии.

Именно такие люди, видимо, были среди прибывших в Антиохию из Иудеи в конце 40-х гг. Как рассказывает Лука, они «учили братьев: если не обрежетесь по обряду Моисееву, не можете спастись»{159}. У приехавших нашлись сторонники в Антиохии, но Павел с Варнавой дали им решительный отпор. К этому моменту Павел уже не один год жил и работал с язычниками и был убежден: преображение, связанное с жизнью «во Христе», не имеет отношения к установлениям Торы. Павел не отвергал Тору и по-прежнему считал, что этические заповеди могут послужить ценным нравственным ориентиром для человечества. Однако, по его мнению, со смертью и воскресением Мессии мир изменился: Тора утратила былое значение{160}. Снова и снова он убеждался: новообращенные из язычников, которые никогда не соблюдали Закон, обретают дары Духа в той же мере, что и ученики Иисуса из иудеев. Однако некоторые иудеи-христиане считали его отступником. Возможно, они поддерживали обращение язычников, но настаивали: если те хотят войти в общину Мессии, то должны стать иудеями в полном смысле слова. Эти верующие относились к смешанным, состоящим из иудеев и язычников, общинам Павла с большим сомнением: разве могут иудеи жить, есть и вступать в брак с язычниками, не нарушая основные заповеди Торы и не изменяя многовековой отеческой традиции?

В своих посланиях Павел не упоминает о приезде этих критически настроенных иудеев в Антиохию. И ничто не указывает на то, что они были посланы лидерами иерусалимской общины: Лука и Павел ясно дают понять, что воззрения подобных консерваторов отличались от взглядов Иакова, Петра и Иоанна – «столпов» движения в Иудее. Возможно, они приехали из диаспоры, чтобы самостоятельно изучить обстановку и убедить Иакова: несмотря на положительные отзывы Варнавы, такие вольности не совместимы с иудаизмом и отсрочивают возвращение Мессии и наступление Царства.

Лука сообщает, что Павел и Варнава вели ожесточенные споры с этими приезжими, и в результате руководители антиохийской общины поручили Павлу и Варнаве возглавить делегацию в Иерусалим: пусть «столпы» выскажут свое мнение…

Делегация прибыла в город в конце 48 или начале 49 г.{161} О последующей встрече у нас есть два разных отчета. Возможно, Лука не вполне уяснил ситуацию: у него получается, что антиохийцы искали одобрения «столпов». Однако Павел, единственный известный нам очевидец, настаивает в Послании к Галатам, что это была встреча равных: участники совместно искали разумное решение проблемы, чреватой расколом движения. Лука с его постоянным желанием утвердить авторитет Двенадцати описывает встречу в Иерусалиме как официальный церковный собор, в ходе которого произносились торжественные речи. Под конец, сообщает он, Иаков вынес авторитетное заключение, которое историки называют «Апостольским декретом». У Павла описана несколько иная картина: он и его спутники просто побеседовали со «столпами»: Иаковом, Кифой и Иоанном{162}. Павел начал разговор с того, что рассказал об успехах языческой миссии в надежде убедить «столпов»: то, что происходит в Антиохии, находится в полном соответствии с идеалами движения Иисуса