– Я поеду в Киев.
Василий не поверил своим ушам.
– Что ты сказала?
– Я выйду замуж за любого человека, будь он хоть принц, хоть нищий.
– Ты это серьезно? – никак не мог поверить в чудо Василий.
– Может, мне дать письменное обещание?
– Ни в коем случае! – радостно замахал руками император. – Для меня вполне достаточно одного твоего слова.
В порыве чувств он обнял сестру.
– Анна! Ты спасла Византию!
– Надеюсь, эта мысль утешит меня вдали от отчизны.
– Скажи, как ты решилась?
– Все очень просто. Кто правит народами, тот не вправе распоряжаться своей судьбой.
Император стал перед принцессой на колено.
– Анна, я преклоняюсь перед твоей мудростью и перед твоим мужеством.
Та едва сдержала слезы и грустно спросила:
– Когда отъезд?
Василий быстро вскочил и, как лев, заметался по огромному залу. В нем снова проснулся политик.
– А вот с этим повремени. Всему свое время.
– Что же мне делать?
– Пусть пока все останется как прежде. О нашей беседе, пожалуйста, никому ни слова.
Принцесса молча кивнула и удалилась, воспользовавшись тем же тайным ходом.
В тот же день русскому посольству вручили послание императора с наказом как можно скорее доставить его Владимиру. Грамота была запечатана семью печатями. Вскрыть ее мог только лично Великий князь. Остальным запрещалось даже прикасаться к печатям. В случае опасности грамоту приказано было немедленно уничтожить. Для охраны грамоты и посольства Василий выделил когорту гвардейцев, которые сопроводили русов до самой границы Византии. И все это из-за нескольких фраз в грамоте: «От слов своих не отказываюсь. А надумал идти в Херсонес, так иди. Там и Анну получишь».
Василий шел на огромный риск, но другого выхода по сохранению Херсонеса и Киевского княжества в качестве союзника он не видел.
А Владимир и Добрыня долго ломали головы над посланием императора.
– Ну и хитрые же эти греки, – развел руками Владимир. – Сам император просит нас Корсунь взять. Зачем? Я это никак в толк не возьму!
– Нет ли здесь ловушки? – десятый раз перечитывая грамоту, сам себя пытал воевода. – Может, Василий уверен, что у нас силенок не хватит взять Корсунь. Крепость-то мощная. Да и гарнизон крепкий.
– А нам добрых молодцев не стоит зря терять, – подхватил Владимир мысль Добрыни. – Нам надо силы против печенегов сберечь.
Воевода согласно кивнул:
– Тут торопиться негоже. Да и зима на носу. Пора за данью отправляться.
Владимир резко встал. По всему было видно, что его осенило.
Размахивая руками, он быстро заговорил:
– А мы вместе с данью будем рать собирать. Добровольцев пойти в поход, да еще и на Тавриду, найдется немало. Мастеровых же и малую дружину пошлем на Рось. Пусть готовят ладьи, оружие и осадные машины. По весне всей силой двинем на Тавриду. По дороге печенегов попугаем, а затем и Корсунь возьмем.
На том и порешили. А оглашать содержание императорской грамоты пока не стали. Вначале нужно было выяснить истинные намерения Василия. Острожко в Киев не прибыл. Лишь передал через посла, что остается в Царьграде выполнять поручение Великого князя.
Забава двадцать третья. Осада
Войско собрали несметное. Все князья прибыли со своими дружинами. Видно, соскучились по боевым походам. А для рати не хватило ладей, хотя построили их столько, что всю Рось запрудили.
Выступили не мешкая. Конница двигалась по берегам Днепра, а пешие – на ладьях-однодревках. Шли быстро. Печенеги даже не пытались ввязаться в бой и на весьма приличном отдалении сопровождали русское войско. Для острастки кочевников стоило погонять по степи, да не было времени.
Владимир торопился как можно быстрее подойти к Корсуни, чтобы город не успел подготовиться к осаде. Однако такую силу в степи не утаишь. Еще на дальних подходах к крепости все в округе словно вымерло. Местные жители затворились в городе, прихватив с собой и скот, и скарб.
Рать плотным кольцом окружила Корсунь. Никакого навыка брать такие крепости у славян не было. А осажденные явно не собирались сдаваться на милость победителей. И стар и млад стали на защиту родного города. Правители Херсонеса собрали и вооружили десятитысячный отборный отряд, ранее тайно готовившийся к нападению на гарнизон. Теперь эти силы объединились перед общей угрозой. Русы по всем правилам военного искусства построили деревянную башню, подтянули ее к стене, надеясь с башни ворваться в город, но не успели. Корсуняне греческим огнем сожгли башню, и Великий князь дал отбой. На военном совете разгоряченные князья принялись упрекать Владимира:
– Ты даже не дал нам к стенам подступиться!
– Да мы их раздавили бы, как клопов! Вон нас сколько!
– Аль, княже, трусливых греков испугался?
Великий князь терпеливо всех выслушал и спокойно ответил:
– Други, дружины я берегу для борьбы с печенегами. Сами видели, сколько их по степи бегает. А Корсунь хочу взять без потерь. Рано или поздно еда у них кончится и они сами придут к нам.
– Ну не сидеть же нам сложа руки, – возразил полоцкий князь Изяслав, старший сын Владимира.
– Дело всем найдется, – успокоил его Великий князь. – Раз греки башню сожгли, то мы у стены земляную насыпь возведем. Пусть ее попробуют огнем спалить.
Три месяца холм насыпали. Вначале насыпь росла, а потом вдруг перестала. Хоть тресни. За день насыплют пять аршин, а утром глядь – семи аршин как ни бывало. Чудо, да и только. Не могла же земля за ночь так утрамбоваться. Да и не земля тут, а сплошной камень. Ни о какой усадке не могло быть и речи.
Ходили смотреть на насыпь и князья, и бояре, и воеводы, и даже волхвы. Ходили-рядили, да так и не догадались. Уж не Бог ли помогает грекам?
Так бы и списали на чудо, ежели бы не перебежчик. Он-то и поведал, как греки под самую насыпь подкоп сделали и каждую ночь выносили землю в город. На главной площади аж целую гору воздвигли. Отсюда видать. Срочно снарядили дружину захватить подземный ход, да корсуняне уже засыпали его.
– Ничего, – успокаивал сам себя Великий князь, – теперь мы их хитрость знаем и насыпь быстро возведем.
– Устала наша рать мотыгами махать, – не согласился Добрыня. – Собирались как-никак на войну, а не землю ковырять. Да и земля-то тут – не в пример нашей: голыми руками ее не возьмешь. Долбишь ее, долбишь, а все без толку.
– Ничего, сдюжим, – не унимался Владимир, – уже немного осталось.
– А греки опять подкоп сделают.
Последний довод, похоже, окончательно убедил Великого князя отказаться от дальнейшего возведения насыпи. Он оборотился к перебежчику и спросил:
– А еды в Корсуни сколько?
– Рыбы столько, что не на один год хватит.
– А воды?
– Хоть отбавляй.
Владимир в гневе вскочил.
– Три года простою, а Корсунь возьму!
Поостыв, стал Великий князь с Добрыней совет держать.
– Дружина и рать на приступ рвутся, – озадаченно почесал бороду воевода. – Засиделись.
– Да не могу я силой Корсунь брать! – в сердцах воскликнул Владимир. – Тогда придется отдать его на поток и разграбление. И прощай принцесса.
– А может, императору и надо, чтобы ты о стены Корсуни зубы пообломал?
– Нет, Добрыня, не будет Василий со мной вражду искать. Иначе давно бы корабли на помощь грекам прислал.
– И то верно, – согласился воевода, – за то время, что мы здесь сидим, десять раз можно было обернуться.
– Вот и будем дальше сидеть, – подвел итог Владимир. – Надо набраться терпения и ждать. Думаю, уж недолго осталось.
Великий князь как в воду глядел. Уже на следующее утро голубем слетела с крепостных стен стрела, посланная священником Настасом. К ней было прикреплено послание с подробной схемой водопровода. В тот же день воду переняли, и Корсунь сдалась на милость победителя. Ведь есть соленую рыбу, не запивая, – сущая пытка.
Так в который раз Владимир взял вверх не силой, а мудростью и терпением. И без потерь. И войско было сохранено, и Корсунь почти не пострадала. Правда, выкуп с города взяли немалый. Городскую казну выпотрошили основательно. Да и местных толстосумов потрясли хорошенько. Те, как всегда, предпочли жизнь, а не кошелек.
Забава двадцать четвертая. Выбор веры
Как только Владимир вошел в Корсунь, он немедля отправил послание императорам византийским: «Вот взял уже ваш город славный. Ежели не отдадите за меня вашу сестру-девицу, то сделаю со столицей вашей то же, что и с этим городом».
Ответ не заставил себя ждать: «Не пристало христианам выдавать жен за язычников; если крестишься, то и ее получишь, и Царство Небесное воспримешь, и с нами единоверен будешь».
С этой грамотой и вышел Великий князь к дружине, князьям и боярам.
– Други, отдает Василий за меня свою сестру Анну, да хочет, чтобы я крестился. А мне их вера давно люба.
– Не вера тебе люба, а баба! – вдруг выкрикнул кто-то из толпы.
– Кто кричал?
– Я.
Вперед вышел боярин Блуд. Все понимали, что сейчас все решится. Поэтому противники христианства пошли на открытое выступление. Не давая Владимиру опомниться, Блуд запальчиво произнес:
– Из-за бабы веру нашу предаешь! Как будто вера наша хуже греческой.
– Хуже, Блуд, хуже, – на удивление спокойно ответил Владимир.
Он ожидал такого развития событий и был к этому готов.
– И чем же?
– А тем, что наши боги себе людских жертв требуют, а Христос сам за людей на Крест пошел.
– Что же это за Бог такой слабый? Дал себя распять!
– Не слаб Он, а силен. Он такие муки вынес, которые ни человеку, ни старым богам вынести не под силу.
– И чего ради?
– А ради того, чтобы и нас научить терпению. Мы вон набрались терпения и Корсунь без потерь взяли.
Дружина одобрительно загудела. Еще бы: и все целы, и добычи столько, что не унести. Но Блуд не отступал:
– Ежели люб тебе Христос, так сам и крестись. А нас не принуждай!
– Да не принуждаю я тебя, а убеждаю. Кто побывал в Царьграде, тот знает, как хороша греческая вера.