– А имя?
Ответ последовал незамедлительно:
– Принцесса Анна.
Нежданно-негаданно к принцессе Анне нагрянула в гости гордая Рогнеда. От радости хозяйка не знала, куда усадить половчанку. Все попытки принцессы подружиться с женами Владимира ни к чему не привели. А тут сама явилась. Рогнеда сразу приступила к расспросам:
– И как тебе в нашем захолустье после Царьграда?
Анна смутилась, не зная, что ответить. Врать не умела, но и хулить новую родину не хотела. Лишь скромно заметила:
– Потихоньку привыкаю.
– А мне до сих пор не по себе. Будь моя воля – хоть сейчас вернулась бы в родной Полоцк.
– А разве нельзя? – удивилась принцесса.
Рогнеда горько усмехнулась:
– Я, как и ты, прибыла сюда не по своей воле.
– Меня никто не принуждал, – возразила Анна.
– Так я тебе и поверила!
– Какой смысл мне врать?
Полочанка в гневе вскочила:
– Не морочь мне голову! Как добровольно можно оставить родину, друзей и близких ради варвара? Ради того, чтобы стать рабыней раба?
Тут уж возмутилась Анна:
– Зачем возводить напраслину на Великого князя! Чем он заслужил такие упреки?
– А ты не ведаешь?!
Принцесса в смущении опустила голову. Владимир исповедался ей в своих грехах, но не могла же она сказать об этом Рогнеде. Впрочем, полочанка и не ждала от принцессы ответа.
– Тогда слушай. Твой благородный князь на моих глазах самолично обезглавил моего отца и мою мать, а потом прилюдно имел меня над трупами моих родителей под рев славной дружины и всего Полоцка. Я лукавила, когда говорила, что хочу в родной город. Мне нет туда возврата. Мне он ненавистен. Владимир лишил меня не только всех родных, но и родины. Мне некуда податься, стань я свободной.
Анна со слезами на глазах протянула руки к Рогнеде:
– Прости меня ради бога.
От нахлынувших воспоминаний Рогнеда тоже прослезилась и ласково обняла принцессу:
– Да ты, я посмотрю, еще совсем дитя. Невинная жертва грязных страстей. Теперь я нисколько в этом не сомневаюсь.
Она усадила на мягкое ложе обессиленную принцессу, но та по-прежнему продолжала оправдывать Великого князя:
– Поверь, сейчас Владимир совсем другой и искренне раскаялся.
– С чего бы вдруг?
– Он так много расспрашивал меня про Христа и искупление вины, что я не сомневаюсь в его искренности.
– Ах! – отмахнулась Рогнеда. – Оставь эти сказки про добренького Бога. Пусть ими дурачат народ.
– Как? – изумилась Анна. – Ты не веришь в Христа?
– Как можно верить в того, кто допустил столько зла?
– Зло совершают не боги, а люди.
– Да, а потом ваш Бог их прощает – стоит лишь покаяться.
– Бог прощает, чтобы человек мог спастись.
Рогнеда тяжело вздохнула:
– Вот только люди почему-то никогда никого не прощают.
Анна попыталась возразить, но полочанка решительным жестом остановила ее:
– Не будем зря молоть языками. Мне все ясно. Со временем и ты поймешь. Прощай.
Она стремительно вышла, оставив в душе Анны сомнения и тревогу. Их мог развеять только сам Владимир, и принцесса бросилась на его поиски.
На княжеском дворе, несмотря на сгустившиеся сумерки, пир стоял горой. Праздновали свержение кумиров. Челядь не уставала выкатывать полные бочки с вином и медом и возы с яствами. Ешь и пей, сколько влезет! Гуляй вволю! Помяни последний раз старых богов и приветствуй нового.
Отовсюду неслись здравицы, звон кубков, песни и пьяный гогот. Пламя зажженных факелов выхватывало из темноты то орущие лица, то плывущие по кругу братины, то огромные бочки.
Никем не замеченная, принцесса пересекла двор и вошла в палату, где пировала высшая знать Киева. И здесь все веселились. Лишь Владимир грустно восседал во главе стола. Увидев Анну, он радостно вскочил и протянул к ней руки. Бояре и князья тоже невольно оборотились и замерли. Присутствие женщин на пирах не допускалось, но принцесса была настолько прекрасна, что никому и в голову не пришло возмущаться. Наоборот, все встали вслед за Владимиром, приветствуя принцессу.
– Слава Анне! – громогласно прорычал Добрыня, подняв кубок с вином.
– Слава!!!
Под восторженный рев Великий князь подошел к суженой и крепко поцеловал в сахарные уста. Прижавшись к Владимиру, принцесса чуть слышно шепнула:
– Ты мне нужен.
Захмелевший от любви и вина Великий князь немедля изрек:
– Други! Пейте и ешьте вдосыть. Гуляйте и веселитесь!
– А ты, княже?
– А меня ждут великие дела, – попытался отшутиться Владимир, вожделенно глядя на Анну. – У нас медовый месяц.
Однако не тут-то было. Памятуя, сколь долго длилось первое уединение молодоженов, первыми возроптали гридни:
– Без тебя, княже, нам и мед не сладок!
– И кусок в горло не лезет.
Бояре тут же подхватили:
– А кто дела вершить будет?
– Какие еще дела? Идолы снесены, церковь воздвигнута, Русь крещена.
– Русь, может, и крещена, только народ по-прежнему ходит некрещеный, – возразил боярин Претич и озабоченно почесал затылок. – Тут разом всех не крестишь.
Глаза Великого князя вдруг задорно вспыхнули.
– Как раз-то разом всех и крестим!
– Да все и в церковь-то не поместятся…
– А разве Христа в церкви крестили? – вопросил Владимир и оборотился к Анне: – Как та река называлась?
– Иордан, – молвила принцесса.
– Вот-вот, а Днепр, думаю, поболе Иордана будет!
– С чего это народ ни с того ни с сего в реку полезет? – не унимался боярин.
Великий князь весело рассмеялся и распахнул дверь во двор, где гулял весь Киев, и произнес одно лишь слово:
– Опохмеляться.
Вихрь смеха пронесся по палате. Недавним язычникам пришлась по душе задумка Владимира. Лишь Анна, воспитанная в строгих христианских правилах, с ужасом наблюдала за происходящим, да дотошный Претич продолжал задавать каверзные вопросы:
– А ежели кто не захочет?
Владимир рубанул, как сплеча:
– Тот враг мне навеки.
– И дитя малое? – невольно вырвалось у Претича.
– И дитяти, и жены, и молодицы, и мужи, и люди, и смерды, и закупы, и челядь, и холопы – все завтра на реку. Будем креститься и веселиться.
Он тут же приказал огласить свою волю народу и послал гонца к греческим монахам, чтобы с утра были готовы проводить обряд крещения. Затем снова обратился к дружине и боярам:
– Теперь вы довольны?
– Да-а-а!
– А я еще нет.
Он обнял принцессу за плечи, собираясь покинуть с ней палату, но чей-то выкрик остановил их:
– А на посошок!
Под одобрительный гул Владимиру поднесли огромный кубок с вином. Он был столь велик, что руки быстро устали держать его, и Великий князь поднес кубок ко рту. Сызмальства его учили умению пить, не пьянея, да уж слишком велик сосуд. А Красное Солнышко и без того уже набрался изрядно. И все же кубок медленно, но неотвратимо опорожнялся. И чем выше задиралась вверх его ножка, тем больше нарастал торжествующий рев знати.
– У-у-у-у!.. Все! – выдохнул зал.
Владимир грохнул пустой кубок об пол и, чтобы не упасть, облокотился о принцессу. Та едва удержала его.
– Теперь ты точно явишься утром на берег Днепра, – пошутил Громыхало, – опохмеляться.
Великий князь говорить уже не мог, лишь вяло помахал рукой и, опираясь на Анну, направился к выходу. Бедняжка согнулась под тяжестью княжеского тела и едва держалась на ногах. Кто-то из челяди рванулся было ей на помощь, но Добрыня остановил его:
– Ничего, пускай привыкает.
Так вдвоем и побрели они через двор. Какие-то тени мелькнули следом. То были Олух и Харя. Они сопровождали парочку до самых покоев. К счастью, пока рядом был Владимир, хоть и пьяный, Анне ничего не угрожало. Однако теперь варяги следили за ней неотступно, дожидаясь удобного случая.
Принцессе же и в покоях не было покоя. Здесь за ней пристально наблюдал, прячась за занавесками, личный священник княгини Юлии грек Стип. Несмотря на привлекательную внешность и врожденную приветливость, киевляне быстро переименовали его в Типа, и тот вскоре свыкся с новым именем и охотно на него отзывался. Тип никогда никому не перечил, в споры не встревал, но тихой сапой сумел получить немало благ и даже на правах священнослужителя имел доступ на женскую половину, куда мужам входить возбранялось. Он был при Юлии еще со времен Ярополка, приверженца христианства, и зачастую коротал с княгиней и дни, и вечера. Вот и намедни Юлия послала за своим духовным отцом, и тот не замедлил явиться, облачившись в монашеские одежды. Оставшись наедине, они почему-то не стали читать молитвы и петь псалмы, а предались любовным утехам и, насытившись друг другом, завели вовсе не праведную беседу.
– Почему ты ничего не спрашиваешь о Святополке?
– Только что собирался, – пылко ответил Тип, еще толком не отдышавшись. – А что с ним?
– Ему грозит страшная опасность.
– Да ты что?!
– Его уже пытались извести.
– Неужели кто-то посмел поднять руку на княжича?
– И как ты думаешь, кто?
Священник глубокомысленно помолчал и витиевато изрек:
– Я знаю лишь одну особу, которой выгодна гибель княжьего сына, но не могу поверить, что она на такое способна.
– Еще как способна! И не на такое. Поверь мне!
– И что же делать? – с дрожью в голосе спросил священник.
– А ты знаешь другой выход?
Юлия достала из-под подушки небольшой кинжал и попыталась вложить его в руку любовника, но тот в ужасе отдернул ее.
– Нет! Я не смогу! Я мухи не убил.
– А этого и не требуется.
– Как это? – не понял Тип.
– Кинжал с секретом. В его острие, как в жале змеи, залит яд. Достаточно малейшей царапины. Так что будь осторожен.
Священник широко расширенными глазами уставился на страшное оружие, лежащее на покрывале.
– Мой… мой сан не позволяет мне совершать подобные действия.
– А соблазнять княгиню твой сан тебе позволяет?
Гречанка стянула с любовника одеяло, оставив его совершенно нагим. Тот не попытался даже прикрыться.