Держа мечи в вытянутых руках, они закружили вокруг Микулы, стараясь зайти ему за спину, чтобы нанести предательский удар.
— Лучше сдайся, — уговаривал один и пытался устрашить Микулу, — не сдашься, изрежем в мелкие куски и отдадим на корм собакам.
Лицо Микулы закаменело.
— Лучше умереть, чем стать рабом! — глухо проговорил он.
Один из бродников, не вытерпев, сделал выпад мечом.
Микула яростно отбил выпад. Мечи так сильно ударились, что от боли рука Микулы почти онемела. Его меч с железным лязгом отскочил от меча бродника и мог бы вырваться из рук юноши, если бы тот был сильнее и попытался препятствовать его естественному движению. Но Микула оказался в силах лишь подправить движение меча, и тот врезался под лохматую шапку второго бродника, который не ожидал подобного удара.
Бродник немедленно ткнулся лицом в пашню, шапка с его головы свалилась и обнажила рассеченную голову.
Другой бродник, увидев, что его товарищ тяжело ранен или даже убит, отскочил на несколько шагов назад, и Микула, заметив это, не теряя времени, бросился к лесу. Убегая, он не мог видеть, как бродник снял лук со спины, и быстро пустил вслед ему несколько стрел.
Будь бы Микула поопытнее, он не стал бы убегать от противника, вооруженного луком, а постарался бы его добить в близкой схватке. Но Микула видел только близкие спасительные деревья. Еще мгновение и он был бы в безопасности. Он уже почти коснулся рукой корявой коры огромного дуба, стоявшего на краю леса, как в спину что-то ударило сильное и тяжелое.
Удал был так силен, сначала Микуле показалось, что в спину ударил огромной мохнатой лапой неожиданно появившийся медведь.
«Но откуда мог взяться медведь?» — мелькнула последняя мысль в голове Микулы, и он провалился в темноту.
Микула уже не видел, что пустивший стрелы бродник, заметив, что его противник упал, пораженный стрелой, направился к нему, чтобы добить. Но не дойдя двух десятков шагов, он увидел среди деревьев нечто такое, что заставило его побледнеть, как первый снег, и в страхе броситься бежать в деревню.
Глава 22
Не дожидаясь, пока старшины закончат осмотр печенежского лагеря и убедятся сами, что его обитатели ушли восвояси, Векша решил побыстрее уходить из негостеприимного города. Он был уверен, что деревня была разорена, и может от нее и остались одно пепелище, но все же некоторые тайники с зерном должны были сохраниться, да и в лесу можно было добыть зверя. Векша знал излюбленные тропы и лежки лесного зверя. В общем, жить можно.
И собираться было не долго, все припасы давно съели, а лошадей пришлось зарезать еще раньше. Слава Перуну, что сами живы остались. Векша торопливо перекрестился и поправился: «Слава Иисусу!» Ныне отцовская вера в идолов не позволяется, за это могут и высечь на площади.
Правда, — Векша сел на оглоблю, безнадежно опустив руки, — без лошади телегу далеко не утащишь, самим бы до дому дотащиться.
За время осады простые жители, спасаясь от голода, лошадей забили на мясо. Тем не менее у богатых людей и у княжеских дружинников, что были под руководством воеводы Радко, лошади сохранились. И их оставалось довольно много, поэтому Векша решил обратиться к городскому старшине, и выпросить в награду для дочери, за ее заслугу в спасении города, коня.
Старшину он увидел перед воротами. Тот, вернувшись с отрядом первых мужей города из разведки в бывший лагерь печенегов, восседал на коне гордый и счастливый, — он был уверен, что князь за то, что отбили город от печенегов, обязательно его наградит.
Подойдя к старшине, Векша перегородил ему дорогу и низко поклонился.
Гудим бросил на смерда недовольный взгляд. Кто-то из старшин сердито прикрикнул:
— Уйди, смерд, с дороги!
Векша еще раз поклонился и робко проговорил:
— Я, Векша. Хочу обратиться с просьбой.
Гудим, пребывающий в благодушном настроении, мягко промолвил:
— Ну, говори, чего тебе надобно?
Векша, в котором от ласковых слов старшины разгорелась надежда, что его замысел исполнится, напомнил:
— Это благодаря моей девке город спасся. Не мог бы ты за спасение города наградить ее конем.
Векша кивнул головой.
— Их вон сколько много осталось, а нам не на чем ехать домой.
Гудим побагровел:
— Ты что, смерд, спятил? Какая девка спасла город?
Векша растерялся.
— Но ведь благодаря выдумке моей дочери печенеги сняли осаду.
Гудим тронул коня, и тот, фыркнув, шагнул вперед, напирая на Векшу. Векша машинально ухватил коня за узду. Гудим еще больше распалился.
— Да ты никак бунтовать вздумал?
Из-за его спины послышался ехидный голос Мутора.
— Да это тот самый смерд, что беспокоил горожан во время осады. Он еще призывал бить первых мужей.
Гудим склонился к Векше и с угрозой в голосе посоветовал:
— Вот что, Векша, шея бы ты домой, от греха подальше. И о дочке своей не напоминай, — город спасся не благодаря ее глупой выдумке, а потому что варвары убедились в нашей стойкости.
Затем Гудим толкнул Векшу ногой, и тот упал в снег.
С хохотом лучшие мужи проехали мимо. Только когда мимо проезжал воевода Радко, он уронил около вытирающего заплаканное лицо Векши серебряную монету и пробормотал:
— Купи себе хлеба, Векша.
Затем Радко пришпорил коня и, догнав городского старшину, поехал рядом с ним. Покосившись на закаменевшее лицо воеводы, Гудим неожиданно запальчиво спросил:
— А как мы будем объяснять князю, что город отстояли благодаря выдумке несмышленой девки? Смех будет на всю Русь. Да и за что будет награждать нас князю?
Радко подумал, что Гудим прав. В свете произошедшего, деятельность старшины и воеводы выглядит сомнительно. Городской старшина не побеспокоился о создании надлежащих запасов в городе, а воевода не наладил разведку, из-за чего прозевал набег кочевников. Князь за это по голове не погладит.
Голос Гудима звучал виновато, и Радко догадался, к чему тот клонил.
— Князю доложим так, как договоримся, — обнадежил он. — И остальным надо сказать, чтобы забыли про случай с девкой. В крайнем случае скажем, что это была не девка, а старый мудрый дед.
Спустя некоторое время воевода вздохнул:
— Так уж ведется у людей, что нет спасителя в своем отечестве.
А обиженный Векша вернулся к своей телеге. Заметив, что нехитрые вещи еще лежат в телеге, он взъярился на Марфу:
— Дура, неужели ты думаешь, что телега поедет без коня!?
Обескураженная Марфа выхватила из телеги котомки и начала суетливо их распихивать детям. Через минуту они были готовы идти.
Заодно Векша обругал и Ярину, которая была нарядно одета в чистый кожушок и белый пуховый платок на голове.
— Все, праздник окончился! — зло проговорил Векша. — Прячь подальше хорошую одежду, а то замуж не в чем будет отдавать.
Ярина, которая только что чувствовала себя героиней — спасительницей города, поникла, как нежный цветок, облитый ведром ледяной воды. Глотая слезы, она дрожащими пальцами полезла в свою котомку, чтобы спрятать туда свою надежду на светлое будущее и покрыть себя дерюжным рубищем.
Выплеснув зло, Векша сообразил, что бросать хорошую телегу не по-хозяйски, и пошел на поиски Ратши, с которым успел подружиться.
Ратша оказался на своем дворе, и Векша попросил его поставить телегу в свой двор и посторожить ее, пока он не придет в себя и не заведет коня.
Ратша удивился:
— А что городской старшина не дал тебе в награду лошадь?
— Дал! Пинка под зад, — зло ощерился Векша.
Ратша с осуждением покачал головой.
— Ай да старшина, никогда бы не подумал, что он так жаден. Впрочем... — Ратша, поморщив лоб, предположил: — Тут какая-то другая причина есть.
Векша припомнил:
— Мутор ругался, что я беспокоил людей.
— Может и это, — согласился Ратша. — Богатые стоят вместе против бедных, даже если они и ненавидят друг друга. Алчность их сбивает в одну стаю, как голод в зимнюю пору волков. Золотой идол их божество.
Он разочарованно махнул рукой.
— Впрочем...
Тут Ратша неожиданно предложил:
— Векша, а ты лучше продай свою телегу мне. Коня ты еще неизвестно когда заведешь. Да и все равно тебе нечего возить. Так что тебе телега не нужна. А мне она пригодится. Печенеги, наверно, разорили твое хозяйство, а за телегу я тебе дам немного ржи, у меня запас сохранился. До весны дотянуть тебе этого хватит, — а там грибы пойдут, щавель. В общем, проживешь.
Векша радостно затряс руку Ратше.
— Спасибо, дружище. Я тебя отблагодарю, за зиму набью зверя и принесу тебе шкур на продажу.
Через полчаса Векша с мешком ржи на плечах шагал во главе своего семейства по намятой до зеркального блеска печенежским войском широкой дороге в сторону родного дома.
А вокруг толстый слой снега укрывал землю. Мороз, хотя и не сильный, пронизывал плохо одетых исхудавших людей. Спасаясь от холода, они невольно прибавляли шагу. И чем ближе подходили к дому, тем они шли быстрее и быстрее. И с каждым шагом в их душах поднималось радостное желание скорее оказаться дома. И не имело значения, что скорее всего этого дома и не существует. И что на его месте может оказаться только черное пожарище.
Там воют волки да одинокий ворон, сидя над пожарищем на обугленной трубе, зловеще озирается желтым глазом, выискивая добычу.
Но Векша не боялся всего этого. Если дом сгорел, то он построит шалаш, затем выроет землянку. И в поле найдутся остатки урожая. Когда он уходил, в поле оставалась рожь. Хотя и ударил мороз, и снег замел поля, — но что-то же должно остаться? Да и в лесу Векшей была припрятана пара схронов с зерном. Большая часть спрятанного, наверно, сгнила, но с учетом зерна, что дал Ратша, выжить можно. К тому же в лесу зимой легче добыть и зверя: кабана или лося. Но больше всего у него была надежда на установленные им в лесу в укромных местах борти. В них должно накопиться изрядно меду. Свои их не тронут, а чужие по лесу не бродят. Мед можно будет сменять на хлеб. Конечно, в холода пчел не стоило трогать, погибнут, но когда перед человеком стоит вопрос жизни и смерти, ему не до братьев меньших.