днако уснуть никак не мог, ворочался, вздыхал, вставал пить и снова ложился. Его тело, весь организм требовал, звал, подталкивал его к дому Чаруши, он ни о чем не мог думать, ничего желать, кроме того снадобья, которым она его натирала. Только под утро уснул он неглубоким, беспокойным сном.
Проснувшись, Святополк сразу заявил, что сегодня же отправляется в Туров. Жрец пытался было уговорить его остаться еще на несколько дней, пока не выздоровеет окончательно, но он был неумолим и после завтрака, провожаемый напутствиями жреца и его семьи, выехал из селения. В последний раз бросил он взгляд на дом ведьмы. Дверь была закрыта наглухо, а окна темнели глухими дырами.
VIII
Всю зиму Святополк и его окружение провели беспокойно и нервно. Дань Киеву не заплатили, епископа Фому в Туров не пустили, поэтому ждали ответных карательных действий со стороны великого князя. Но Владимир молчал, только присылал порой гонцов, которых с честью встречали и с почетом провожали. Святополк заслал в Киев своих соглядатаев, усилил дозоры на дорогах, чтобы вовремя засечь движение киевских войск, однако все было тихо. Может, отец щадил наследника престола, может, доля туровской дани в государственных закромах была ничтожной (княжество было бедным – леса и болота), а может, по какой-то другой причине, но все шло так, будто ничего существенного не произошло. Святополк постепенно пришел к выводу, что он для Киева стал недосягаемым правителем, против которого великий князь не решается начать войну, ведь тогда сразу за него заступятся и Полоцк, и Новгород, и тогда отцу придется иметь дело не с одним, а с тремя княжествами. Не сразу можно решиться на противоборство с таким противником, тем более что это не какие-то там печенеги, а русские люди!
Как-то весной пошел Святополк прогуляться на рынок, посмотреть, не удастся ли подобрать подходящий панцирь. Рынок был небольшой, но не бедный. Его исправно подпитывали польские купцы, которые облюбовали торговый путь по рекам Висла, Буг и Припять; на этой большой водной дороге Туров занимал очень выгодное положение.
На рынке в каждом ряду – свой товар, подходи, выбирай. На столах и лавках разложены холсты, сукна, на длинных шестах подвешены кушаки, шапки, сапоги, лапти. А здесь утварь разнообразная, парча, бусы, канитель. В одежном ряду выставлены расшитые шубы и кафтаны, обшивка для платьев и боярских нарядов. Тут же работало несколько кузниц, раздавался веселый перезвон наковален. Ремонтировали телеги, возки, ободья для колес и прочую мелочь. Конечно, подковывали коней.
Святополк остановился в оружейном ряду, услышал польскую речь. В детстве ему пришлось дружить с польскими мальчишками, детьми купцов, обосновавшихся в Киеве, у них выучился их речи. Говорил сорокалетний мужчина, по одежде священник:
– Занял престол князь Болеслав, по прозвищу Храбрый. Молодой, горячий. Стал все переделывать по-своему. Решил вернуть страну к древней вере. Нас, христианских священников, начал преследовать, пришлось мне уехать из Польши. Пожил в Киеве, но тянет домой.
– Поклонись, Бруно, моим родным в Кракове, – просил его купец, примерно тех же лет, что и священник. – Не знаю, удастся ли вырваться к ним этим летом, но уж зимой обязательно приеду. Соскучился очень!
Святополка заинтересовал разговор земляков. Когда они попрощались, он некоторое время шел за священником, потом догнал его, сказал по-польски:
– Прошу прощения, пан, но я был свидетелем вашей беседы. Это правда, что польский король решил возвратиться к старой вере?
Священник мельком взглянул на Святополка – взгляд цепкий, прицельный, – ответил не спеша:
– Да, князь, как и ты в своем княжестве.
– Разве ты знаешь, кто я такой?
– Как не знать господина страны, в которую приехал, пусть и ненадолго? – улыбнулся Бруно.
– Да, конечно, – согласился Святополк. – Но, если мы едины с королем во взглядах на веру, может, мне удастся сблизиться с ним и установить более теплые отношения?
– Почему бы и нет? Пан Бруно смог бы посодействовать тебе, князь, в этом.
– В союзе с таким могущественным государем, как король польский, я находился бы под надежной защитой.
– Похвально, князь, разумные слова слышу. Можно было бы обсудить этот вопрос более подробно.
– Тогда прошу вечерком ко мне во дворец. Буду искренне рад увидеть тебя снова, пан Бруно.
В гриднице княжеского дворца собрались самые близкие люди: бояре Ратибор и Борислав, чашник Венд и ключник Драгомир. Скоро явился Бруно. В полусумраке большого помещения, освещенного стоявшими на столе свечами, лицо его виделось еще более сухощавым, чем это показалось Святополку днем, щеки впалые, а глаза прятались в глубоких глазницах и смотрели настороженно, испытующе. Святополк предложил ему место перед собой с тем расчетом, что видны будут его лицо и глаза, по которым можно будет догадаться о скрытых намерениях собеседника, как видно, человека непростого, скрытного.
Бруно уселся неторопливо, с достоинством и даже важностью. Первым заговорил Святополк.
– Благодарю тебя, пан Бруно, что не погнушался гостеприимством и посетил нашу скромную обитель. Сначала давайте выпьем за здоровье вашего короля Болеслава Храброго. Пусть боги дадут ему крепкого здоровья и успехов!
Выпили, закусили.
Бруно поднял свой бокал:
– А теперь выпьем за здоровье и многие успехи князя Святополка. Да будет ему сопутствовать удача во всех его начинаниях!
Снова выпили и закусили. За столом было очень тихо, все смотрели на Бруно, лицо которого было спокойно и непроницаемо.
– Думал я над тем, как укрепить дружбу Польского государства и Туровского княжества, – медленно проговорил Бруно, закончив обгладывать очередную кость и откладывая ее в сторону. – И вот к чему я пришел. Крепче нет дружбы на земле, чем династический брак. Если породнятся правители стран, водой их дружбу не разольешь, никаким мечом не разрубишь. Как ты, князь, смотришь на то, чтобы в лице польского короля заиметь себе тестя?
– Лучшего не придумаешь! – выдохнул Святополк.
– Я тоже так думаю. Есть у Болеслава Храброго дочь на выданье. Девушка необыкновенной красоты и обаяния. Поверь, мне пришлось видеть ее совсем недавно на королевском пиру. Ради такой девушки можно отправиться в путешествие за тридевять земель, за моря и океаны.
Святополк понимал, что Бруно преувеличивает достоинства принцессы, но решил поддержать его.
– Я готов за моря и океаны, – сказал он с улыбкой.
– Раз князь не отказывается, то пан перейдет к изложению своего плана. Я завтра же могу отправиться на родину и заеду в Краков, попрошусь на прием к королю. При дворе у меня остались люди, которые посодействуют мне в этом. Пан обещает, что от имени туровского князя сделает предложение королю выдать за тебя замуж свою дочь.
– Значит, ты намерен посватать принцессу? – спросил Святополк.
– Именно это пан и собирается сделать.
– Но тогда надо приготовить дары королю и подарки невесте.
– Разумеется, князь. Не с пустыми же руками являться к польскому государю.
– Ну, это нетрудно сделать. Пушнины, золотых и серебряных вещичек у нас предостаточно: ведь в этом году мы ничего не отправляли в Киев. Драгомир, подсуетись, выбери самое лучшее из того, что есть у нас в запасе.
– Будет сделано, князь.
Святополк немного подумал, сказал:
– Пожалуй, я сам возглавлю посольство. Мне хочется взглянуть на свою будущую жену да и с тестем поближе познакомиться.
Через неделю отправились в Польшу. Едва переехали Буг, как им открылся новый мир. Дома пошли не только срубные, но и построенные из каркасов – столбов и балок, заполненных глиной, кирпичами, обмазанными глиной, почти в каждом доме – или навес, или галерея, или арка. Внутри дома не одно помещение, а два или три, с сенями, в которых располагался камин, в него выходило устье хлебной печи, находившейся в избе.
Деревни, как и на Руси, были уличными. Но многие дома располагались кругами возле пруда или площади, а потом растекались лучами в разные стороны. Святополка и его спутников такое устройство сначала удивило и озадачило, а потом понравилось: возле прудов или на площадях стояли наиболее добротно возведенные дома, видно жили обеспеченные люди, к ним просились на постой, а кое-где были даже корчмы, в которых можно было перекусить.
И люди одевались по-иному. Женщины предпочитали полосатые ткани; из них были сшиты юбки, передники, женские накидки. Мужчины красовались в коротких льняных рубашках и штанах из белого сукна, на некоторых были короткие куртки из белой шерсти. В селениях посольство встречали с большой теплотой, угощали кислой похлебкой – мукой, заквашенной на воде, или щами из квашеной капусты, приправленными или салом, или маслом, или сметаной. Подавали капусту тушеную с мясом, луком и грибами, фигурные сыры, печенье, пряники, кислый освежающий напиток из молока.
Подъехали к Кракову, небольшому городу, обнесенному деревянной крепостной стеной. Возле княжеского дворца посольство уже ждали: Бруно удосужился заранее предупредить о приезде высокого гостя из Руси. На крыльцо вышел сам король Болеслав Храбрый, высокий, широкоплечий, с живыми глазами и веселой, насмешливой улыбкой. Одет он был по-простому, только на плечах красовался плащ из дорогой материи, расшитый золотыми и серебряными нитями. Он без особых церемоний первым шагнул навстречу Святополку, обнял его и повел во дворец.
Внутренность залы, где принимали гостей, была богато украшена. Потолочные балки поражали затейливой резьбой, половицы закрыты пышными восточными коврами, а стены были сплошь затянуты кипрскими шелками, затканными золотом. Стол ломился от яств и питья, поданных в чеканной серебряной и позолоченной посуде.
– Рассказывай, рассказывай про свое княжество, велико ли оно, с какими правителями у тебя установились хорошие отношения, а с кем не ладишь? – забросал вопросами Болеслав. Святополк как мог отвечал, с удовольствием отмечая про себя, как все больше и больше нравится ему неугомонный и энергичный польский король.