[58] в соответствии с греч. παντες γαρ οι προφήται… έπροσφήτευσαν или соответствующую фигуру в библейских текстах — «и все пророки пророчествовали пред ними». 3 Цар. 22:10; «и пророки пророчествовали…», Иер. 2:8; «Пророки пророчествуют ложь…», Иер. 5:31 и др. Здесь уместно вспомнить, что в русской редакции «Прогласа» (XVI в.) через два стиха после «яко пророци прорекли сутъ прежде» (1) следует стих, отсутствующий в сербской редакции, а именно: «се сіе сбысть ся в седмыи векъ сь» [59], который Вайан склонен считать интерполяцией (Vaillant 1956: 13), в чем есть серьезные основания сомневаться. Дело в том, что эти два стиха (т. е. первый и «интерполированный») суммируются и повторяются в «Житии Константина», составитель которого, видимо, имел в своем распоряжении «Проглас»: «и вьсе ся есть събыло, еже сутъ пророци прорекли…» (Х:36) [60].
Вместе с тем этот суммированный вариант отвечает содержательно фрагменту Мф. 11:17 или XXVII:9: «тогда събыстъ ся реченое пророкомъ…» при τοτε επληρωθη το ρηθεν δια 'Ιερεμίου τού προφήτου… или в плане будущего — таким клише, как «се же все бысть да сбудет ся реченое от Бога пророкомъ…», Мф. 1:22 (Мар.), ср. еще Мф. II:15; IV:14; VІІІ:17; ХІІІ:35; ХХІ:4 при Τούτο όε ολον γέγονεν ΐνα κλήρος το ρηθεν ύπο Κυρίου δια τού προφήτου…
Но роль первого стиха «Прогласа» не исчерпывается отсылками к определенным местам этого текста или других текстов, входящих в ту же традицию. В связи с эффектом неожиданности, возникающим с самого начала «Прогласа», уже обращалось внимание на звуковую организацию первого стиха. Основная тема стиха (пророчество старых времен как источник того, что последовало далее) передана с помощью figura etymologica «пророци прорекли» [61] (в соответствии с греч. οι προφηται… επροφητευσαν) и временно́го наречия «прежде». В результате возникла более концентрированная (чем, например, в греческих текстах того же содержания) звуковая цепь: проро… проре… пре…, занимающая центральную позицию в стихе. По обеим сторонам от этой цепи находятся гласные того же класса (или близкие к ним), что и в начале и в конце цепи. Ср.: …(як)о — про… пре — (жд)е. Таким образом трижды повторенное сочетание пр (дважды прор…) [62] и контраст между пятикратно повторяющимся о (ср. также я, трактуемое, возможно, как οΝ) в первой половине стиха (слоги 2–4, 6) и гласными переднего ряда и, е, е, также занимающими пять позиций, но преимущественно во второй половине стиха (5, 7, 8, 11, 12), составляют стержень структуры стиха. В этих условиях и начальное а (яко) воспринимается как звуковой сигнал начала [63] — тем более что в первом стихе оно больше не повторяется; еще интереснее, что в первых пяти стихах а встречается еще только раз (съберати), соотношение, по–видимому, исключающее случайность. Точно так же невероятно допущение случайности и неосознанности звуковой организации всего первого стиха. Наоборот, можно думать об особой умышленности этой организации, ее несомненной эксплицированности, трактовке ее как своего рода «фонического лейтмотива», подхватываемого не раз далее (см. ниже).
Наконец, одно из важных назначений первого стиха «Прогласа» состоит во введении слова «прежде» и стоящей за ним идеи. Пророчества пророков прежних времен раскрывают свой глубинный смысл в новые времена [64], когда миру явился Христос. Тем самым устанавливается связь Нового Израиля, христианства со Старым Израилем, Богоизбранным народом Библии. Избрание и обетование прежде принадлежало иудеям, ныне христианам. Поэтому в самой идее связи, преемства кроется и мотив противопоставленности: прежде — одно, ныне — другое. И этот переход от «прежде» к «ныне», от старого к новому, от закона к благодати (как скажет позже митрополит Иларион) многократно отражается в «Прогласе» — там, где «чужое» соприкасается со «своим». Контраст между прежде и ныне в «Прогласе» должен постоянно иметься в виду, даже когда эти категории явно не обозначены. Собственно, следующий стих и отражает это противопоставление, но оно скрыто омонимией, раскрываемой лишь при учете указанных двух планов. Для «прежних» времен приход Христа, который собирает народы, лежит в сфере потенциального, чаемого будущего, провиденциального. Для «нынешнего» времени это уже свершившийся факт, настоящее, реальность. Именно поэтому стих «Хрестъ грядетъ / съберати языкы», являющийся не вполне точной цитатой из Исайи («И вот приду собрать все народы и языки», LXVI, 18) [65], не только передает содержание пророчества, но и как бы фиксирует настоящее состояние, когда Христос уже явлен, а «языки» собраны или собираемы. Связь с «прежде» в том, что содержание этого стиха — старое пророчество, о чем объявлено уже в первом стихе (не случайно, что этот второй стих как бы подхватывает в своем начале переданную ему из первого стиха инерцию: пр… пр… пр… — хр… гр… бьр…; ср. также контраст носовых гласных: у, но я… я и т. п.). Связь с «ныне» в том, что следующий стих уже целиком во власти настоящего: «Хрестъ грядетъ…», так как: «светъ бо есть / вьсему миру сему», что отсылает уже почти исключительно к новозаветным образам. Ср.: «пакы же имъ рече Иисусъ глаголя. азъ есмь светъ миру», Ио. VIII:12 (Мар., Зогр. [есмь] и др.) в соответствии С …'Εγώ ειμι το φως του κόσμου (ср. Ио. ΙΧ:9 [то же]; XII:46: «азъ светъ въ миръ приде…» [Мар.] — έγω φως εις τον κόσμον έληλυθα…; и особенно «вы есте СВетъ всему миру», Мф. V:14 [Мар.] [66] в соответствии с греч. Υμείς έστε το φως του κόσμου; ср. еще Ио. III:19, отчасти I:4; Деян. XXVI:23 и др.). Библейская «световая» образность, будучи источником новозаветных образов, тем не менее локализуется в существенно иной сфере [67]: свет не только как противоположность тьмы, мрака, но и как сияние славы — «Восстань, светись, Иерусалим, ибо пришел свет твой, и слава Господня взошла над тобою… а над тобою воссияет Господь, и слава Его явится над тобою» (Исайя LX:1–2); «Не будет уже солнце служить тебе светом дневным, и сияние луны — светить тебе; но Господь будет тебе вечным светом, и Бог твой — славою твоею» (LX: 19). Впрочем, у Исайи мотив соприродной свету славы соединяет два фрагмента, которые присутствуют и в «Прогласе», ср.: «и вот, приду собрать все народы и языки, и они придут и увидят славу Мою… которые не слышали обо Мне и не видели славы Моей; и они возвестят народам славу Мою», Исайя LXVI:18–19.
Таким образом и стих «светъ бо есть / вьсему миру сему» оказывается не только частичной цитатой одновременного ряда сходных фрагментов новозаветных текстов, которая выполняет определенную роль в синтагматической структуре текста, но и отсылкой к длительной традиции (начиная с Библии), как бы освещаемой сразу и вдруг некиим светом в данном месте текста. Игра этими двумя измерениями — горизонтальным (в тексте) и вертикальным (вне текста, но через всю традицию) — становится почти правилом всюду, где в «Прогласе» появляются цитаты и цитатообразные фрагменты. Сам этот стих резко противостоит предыдущему (и тоже цитатному): в нем нет ни р, ни сочетаний согласных с р (как в первых двух стихах); более того, резко падает число взрывных согласных (два т в предконечной позиции); зато господствует фрикативное с (иногда в сочетании с в); во втором полустишии возникает тема губного носового согласного м, дважды поддержанного губным гласным; цепь вокалических элементов строится на регулярной мене передних и непередних гласных (с двумя исключениями), характерно полное отсутствие носовых гласных в отличие от всех соседних стихов и т. п. [68] Грамматически оба полустишия как бы соотнесены с соответствующими частями предыдущего стиха. Первые полустишия реализуют одну и ту же элементарную схему Subst. (Nom. Sg.) & Vb. fin. (3. Sg. Praes.), ср. «Хрестъ грядетъ» и «светъ бо есть», где отношения между элементами таковы, что, во–первых, допускают соответствующие отождествления («Хрестъ» = «светъ»; «грядетъ» = «естъ») и, во–вторых, как следствие из предыдущего — мену предикатов («Хрестъ есть» и «светъ грядетъ»). Отсюда объясняется «мозаичный» характер этого фрагмента текста, причем именно «мозаичность» заражает эту часть текста «резонансными» тенденциями (некое вибрирование в монотонной фонически среде, где повторяются сходные элементы на сопоставимых местах). Отношения между вторыми полустишиями соответствующих стихов строятся на иной основе. Ее можно было бы назвать синонимической: «съберати языкы» и означает, собственно, достижение, охват всего этого мира, приобщение «вьсему миру сему». Если по вертикали (в колонке) развертывается синонимическая игра, актуализирующая единый смысл — «языки всего мира сего», то по горизонтали, в пределах стиха, представлена более сложная игра двух противоположных начал — синонимического и омонимического. Рифмообразное (второе) полустишие «вьсему миру сему» соотнесено с первым полустишием (кстати, также с рифмоидным характером) «светъ бо есть» не только как продолжение со своим началом, но и более изощренно: «весь миръ сь» и есть «светъ», но не как φως в первом полустишии, а как κοσμος. Сама эта фигура, общая идея мира как света Божьего, наконец, передача в старославянских текстах словом «светъ»