сте уместно напомнить, что пять «слов» Серапиона разбиваются на две группы, каждая из которых объединяется известной общностью, подчеркивавшейся выше. В одном случае речь идет о первых трех «словах», объединенных идеей раскаянья и покаяния перед лицом страшных бед, случившихся на Руси, — природных или связанных с нашествием татар. В другом случае имеются в виду два последних «слова», посвященных прежде всего рецидивам язычества. Вместе с тем и первая и вторая группы слов объединяются в общность более высокого порядка— покаяние в связи с бедами — внутренними и внешними, — обрушившимися на Русскую землю. Наконец, внимательное прочтение всех пяти «слов» подряд позволяет обнаружить целый ряд фрагментов, повторяющихся с меньшими или большими вариациями, не только внутри каждой из двух указанных групп «слов», но и между ними. Учитывая постоянные повторы некоторых ключевых мест, меньшего объема, чем тот, что формирует фрагмент, а именно группы слов, синтагм, отмеченных выражений и образов и т. п., а также единство языка и стиля во всех пяти «словах», приходится допускать как некий конструкт наличие у Серапиона некоего потенциального «прото–текста», или «прото–слова», который он по мере надобности актуализировал, эксплицируя определенную часть его в конкретный текст того или иного «слова». Таким образом, и в этом смысле есть определенные основания говорить о целостности этого «прото–текста» или его замысла, частными отражениями которого оказываются известные пять «слов». Наконец, и стилистическое единство (оно, разумеется, также не означает однородности стиля в каждом из конкретных «слов», но скорее общность стилистической парадигмы, разные элементы которой по–разному актуализируют себя в отдельных «словах») способствует выработке у читателя чувства «целого» в отношении всех известных «слов» Серапиона.
Но особенно, может быть, важно то, что на уровне инфраструктур все тексты Серапиона оказываются «прошитыми» элементами, входящими в близкой им окрестности в отношения тесной, или «сильной», связи с другими элементами — или подобными себе, или же, напротив, предельно разведенными в заданном отношении, противоположными. И в том, и в другом случае такая связь воспринимается как отмеченная — по идее, или предельным подобием, или предельным «неподобием», различием. И то, и другое предполагает для своего выявления, обнаружения некие сопоставимые рамки, внутри которых эти особенности сопоставляются друг с другом и самоидентифицируются. Эти рамки «параллелизируют» сопоставляемое и, организуя его, «положительно» или «отрицательно» формируют некие скрепы или даже скрепляющие тяжи, «прошивающие» текст. Отсюда — играющие столь большую роль в «словах» Серапиона параллелизмы разного рода.
Несколько примеров. Автор «слов», несомненно, любит игру слов, их уподобляющее или разъединяющее сопоставление, повторения однокоренных слов, балансирующие между тавтологией и figura etymologica. Таковы, например, случаи того типа, когда один и тот же корень повторяется в существительном и в глаголе, ср.: оутешеньемь оутешить (ны Богъ небесный); обновитесь (добрым) обновлениемь; (Кыми ли) запрещении (не) запрети (нам)?; (В ню же бо, рече,) меру мерите, отмерит (вы ся); (Аще) злобою озлобите (вдовицю и сироту);— слухом услышю (вопль их) и др., см. далее.
Характерны и такие ходы, когда повторяются однокоренные, но разнонаправленные и, следовательно, представленные разными формами глаголы, ср.: Обратитеся ко мне, обращюся я к вамъ, отступите от всехъ, аз отступлю […] (первая часть этой фразы повторяется дважды — в первом и втором «словах»); ср.: Аще хощете град оцестити […], оцешайте, яко Давидъ пророкъ. В широком классе примеров, где игра строится вокруг противопоставлений (часто антонимического характера), есть и оксюморные сочетания типа земля, от начала оутвержена и неподвижима, […]ныне движеться.
Сведение в одно место однокоренных глагола и существительного в ряду однородных конструкций, где используются разнокоренные слова этих частей речи, которые, однако, в «приведенной» форме являются синонимами, может быть проиллюстрировано таким примером, как, например: Аще кто васъ разбоиникъ, разбоя не отстанеть, аще кто крадеть — татбы не лишиться, аще кто ненависть на друга имать — враждуя не почиваеть, аще кто обидить и въсхватаеть грабя — не насытиться, аще кто резоимець — резъ емля не престанеть (ср. далее приводимые как доказательства слова пророка: «Всуе мятется: збираеть, не весть кому збираеть»); особенно характерно соотнесение резоимець и резъ емля, где последнее сочетание как бы объясняет словообразовательный состав первого слова и предлагает его поверхностную актуальную этимологию типа figura etymologica, отсылая к исходному сочетанию — праслав. *rezъ & *jeti "взимать процент"; цепочка пятикратно повторяющегося аще сигнализирует о начале пятикратно же повторяющихся однотипных конструкций типа «если кто X' (Subst.), то он X' (Vb.) не прекратит», иначе говоря, всегда верно, что X' (Subst.) связан с X' (Vb.), т. е. вор ворует, разбойник разбойничает, обидчик обижает и т. п., ср. также у Серапиона: аще ли кто любодеи — любодейства не отлучиться.
Такого рода цепочек однородных конструкций в текстах Серапиона много, но в большинстве из них игра идет не на однокоренном имени и глаголе, отсылающих к figura etymologica, а на глагольных формах, представляющих собой один и тот же пучок граммем. Эти грамматически одинаковые глагольные формы как бы ведут слушателя и читателя вперед (И глагольных окончаний колокол / Мне вдали указывает путь, — по слову поэта), выявляя по ходу и однородность образующих цепь конструкций, в которых именно «глагольные окончания», т. е. формы глагола, могут быть уподоблены световому источнику, выхватывающему из полутьмы однотипность ведомых этими формами конструкций. Таких примеров у Серапиона много, и поэтому здесь — лишь некоторые из них: […] и грады наши плениша, и церкви святыя разориша, отца и братью нашю избиша, матери наши и сестры в поруганье быша; — Ныне же […] оубоимься крещенья сего страшьнаго и припадемь Господеви своему […] да не внидемь в болши гневь Господень, не наведемь на ся казни болша первое (сочетание двух индикативов и двух императивов–оптативов; все четыре формы в 1–м лице множ. ч.); — Молю вы, братье и сынове, пременитесь на лучьшее, обновитесь добрым обновлениемь, престаните злая творяще, оубойтесь створшаго ны Бога, вострепещете суда Его страшного![222]Кому грядем, кому приближаемся […]? Что речемъ, что отвещаемъ? (пять императивов при четырех глаголах 1–го лица множ. ч.); — Не пленена ли бысть земля наша? Не взяти ли быта гради наши? […] Не ведены ли быша жены и чада наша въ плень? Не порабощени быхомь оставшеи […]? (однородные грамматически формы в трех из четырех случаев включены в одну и ту же повторяющуюся рамку не… ли…); — Они же […] не пождаша, но скоро пременишася от грехъ своихъ […] и потребиша безаконъя своя […] и техъ бо млека отлучиша на 3 дни […] и всей животине пость створиша. И умолиша Господа […]; — Разрушены божественьныя церкви, осквернены быша ссуди священии […] потоптана быша святая места […] плоти преподобныхъ мнихъ птицамъ на снедь повержени быша; — кровь и отець, и братья нашея […] землю напои, князии натихъ воеводь крепость ищезе, храбрии наша […] бежaша […] села наша лядиною поростоша, и величьство наше смерися, красота наша погыбе […] трудь нать погании наследоваша […]; — Подвигохомь ярость Его на ся и отвратихомь велию Его милость — ине дахомъ призирати на ся милосердныма очима; — […] не обратихомся к Господу, не покаяхомся о безаконии наших, не отступихомъ злыхъ обычай наших, не оцестихомся калу греховного, забыхомъ казни страшныя […]; — Аже еще поганъскаго обычая держитесь: волхвованию веруете и пожигаете огнем невиные человекы и наводите на всь миръ и градъ убийство; — Страхомъ Божиимъ судяше, духомъ Святымъ видяше и по правде ответь даяше; — Молитеся и чтете я, дары и приносите имъ — ать строять миръ, дождь пущають, тепло приводить, земли плодити велять!; — Погании бо […] не убивают единоверних своихъ, ни ограбляють, ни обадят, ни поклеплют, ни украдут, не запряться чужаго […] а мы […] братью свою ограбляемъ, убиваемъ, въ погань продаемъ […]; — Видевъ наша безаконья умножавшася, видев ны заповеди Его отвергъша, много знамении показавъ […] и т. п.
Нередки повторения не только отдельных более или менее самодостаточных конструкции или их частей, но и отдельных слов — глаголов ли, существительных ли. Ср.: Не послушахомъ Еуаггелья, не послушахомъ Апостола, не послушахомъ пророкъ, не послушахомъ светилъ великих; — […] миловати ны хощеть, беды избавити хощеть, зла хощеть спасти!; — Тогда наведе на ны языкъ немилостивъ, языкъ лютъ, языкъ, не щадящь […] и др.
Особой разновидностью этого класса явлений следует признать и длинные перечисления, как бы стремящиеся исчерпать (в пределе) весь соответствующий ряд, ср.: […]