— Приятель?
Тэсс повернула голову в ожидании, когда декан проберется к ним. Ее удлиненную тонкую шею украшали нити жемчуга, отчего кожа казалась еще более бархатистой. Бен ощутил исходящий от нее и заглушающий все остальные запахи аромат неуловимой сексуальной притягательности.
— Декан, познакомьтесь с Беном Пэрисом и Тикси Лоренс. Бен работает в местной полиции.
— Ну как же, один из лучших детективов в городе. — Декан сердечно улыбнулся и протянул Бену руку.
Этот парень выглядит так, словно сошел с обложки «Джентльмен куортерли» и пахнет от него лучшими сортами шампанского. Бену вдруг неудержимо захотелось применить приемчик и завести ему руку за спину.
— Вы с Тэсс вместе работаете?
— Нет, я из Американского университета. Ага, университетский профессор. Похож. Бен сжал в карманах кулаки и слегка, но вполне многозначительно отступил от Тэсс.
— Ну что ж, мы с Тикси только пришли. Надо бы осмотреться.
— Одного вечера будет маловато. — Декан бросил взгляд собственника на переплетение медных нитей. — Я только что купил эту штуку. Немного экстравагантно для моего кабинета, но очень трудно было устоять.
— Да? — Бен посмотрел на скульптуру и не вольно усмехнулся. — Действительно, производит впечатление. Ну что ж, пожалуй, поброжу, может, тоже что-нибудь подберу для своей берлоги. — Он обнял Тикси за полную талию. — До встречи, док.
— Всего наилучшего, Бен.
Не было еще и одиннадцати, когда Тэсс вернулась домой в одиночестве. Она поторопилась закончить ужин, сославшись на головную боль, что было правдой только наполовину. Обычно ей нравилось время от времени встречаться с деканом. Он был нетребовательный, без комплексов человек, мужчина, свиданий с которым она искала сознательно, чтобы и в личной жизни быть столь же нетребовательной и без комплексов. Но сегодня вечером она и думать не могла о продолжительном ужине и беседах об английской литературе. После посещения галереи это представлялось ей совершенно немыслимым.
«Дело вовсе не в Бене», — убеждала она себя, снимая туфли в передней. Может, с того утра, когда они виделись в последний раз, Тэсс и удалось немного успокоиться, сбросить напряжение, но сейчас все это исчезло в. никуда, разлетелось вдребезги.
Нужно все начинать сначала. Она сняла меховой жакет и повесила его в шкаф, затем налила в чашку дымящегося кофе. В постель она ляжет под звуки музыки Бетховена. Такое сочетание любого заставит забыть о всех проблемах.
«Какие проблемы?» — спросила она себя, вслушиваясь в тишину дома, в которую она возвращалась каждый вечер. Подлинных проблем у нее не было — так она сама себе приказала. Симпатичная квартира в хорошем районе, надежная машина, совершенно непринужденная светская жизнь, — именно так она все и рассчитала.
Тэсс поднялась на одну ступеньку. Впереди была следующая — и так до тех пор, пока не заберется на вершину, выше которой идти не захочется. Она была довольна всем.
Тэсс сняла сережки и бросила их на обеденный стол. Звук камня, ударившегося о дерево, глухим эхом отозвался в пустой комнате. Хризантемы, купленные ею в начале недели, почти завяли. Медно-красные лепестки ссохлись и начали опадать на тщательно отполированную столешницу красного дерева. Тэсс рассеянно собрала их ладошкой. Пряный и острый запах хризантем сопровождал ее до спальни.
«Сегодня, — сказала она себе, расстегивая „молнию“ на шерстяном платье цвета слоновой кости, — никаких вечерних занятий». Если и была у нее проблема, так это отсутствие времени для отдыха. Но сегодня она себя побалует, забудет о пациентах, которые придут на прием в понедельник утром, о клинике, где на следующей неделе ей дважды предстоит встретиться с раздраженностью и злобой наркоманов, старающихся избавиться от порока, об убийстве четырех женщин. И забудет Бена.
Из зеркальной двери шкафа на нее глянула женщина среднего роста, хорошо сложенная, в дорогом платье старого покроя, шею украшало колье из трех ниток жемчуга, скрепленных большим аметистом. Волосы на висках подобраны гребнями, тоже отделанными жемчугом. Колье когда-то принадлежало матери и отличалось той неброской элегантностью, которая была свойственна всему облику сенаторской дочери.
Мать носила колье, будучи невестой. В нижнем ящике ночного столика Тэсс хранила альбом фотографий в кожаном переплете, на одной из которых была ее мать в этом колье. Сенатор подарил его внучке на восемнадцатилетие, и они расплакались. Надевая его, Тэсс всякий раз ощущала и гордость, и боль. Колье символизировало все, что она собой представляла: из какой семьи вышла и, в некотором роде, то, чего от нее ожидали.
Но сегодня колье словно душило ее. Она сняла его и ощутила ладонью прохладу жемчуга.
Но и без него Тэсс почти не изменилась. Вглядываясь в собственное отражение, она никак не могла понять, почему выбрала такой простой, такой неброский туалет. Ведь в шкафу было все! Она повернулась боком и постаралась представить себя в чем-нибудь более дерзком и соблазнительном, например в красной коже.
Но тут же одернула себя. Покачивая головой, Тэсс выскользнула из платья. Взрослая, вполне практичная, разумная, можно сказать, женщина, дипломированный психиатр стоит перед зеркалом и воображает себя в красной коже. Что бы сказал Фрэнк Фуллер, приди она к нему на прием в таком туалете?
Тэсс сняла с вешалки теплый, до пят, фланелевый халат, но, повинуясь какому-то импульсу, отбросила его и вынула из шкафа шелковое цветное кимоно. Это подарок, надевает она его редко. Но сегодня решила себя побаловать: пусть кожа почувствует прикосновение шелка, пусть будет классическая музыка и не вечерний чай, как обычно, а вино.
Тэсс положила колье на туалетный столик, рядом — гребешки. Опустила складную постель, сладко потянулась, взбила подушки… Опять-таки повинуясь импульсу, Тэсс зажгла ароматизированные свечи, стоявшие в подсвечниках рядом с кроватью. Почуяв запах ванильного мороженого, Тэсс направилась в кухню.
Ее остановил телефонный звонок. С укором посмотрев на аппарат, Тэсс тем не менее подошла к столу и на третьем звонке сняла трубку.
— Слушаю вас.
— Вас не было дома. Я так долго ждал, а вас все не было.
Тэсс узнала этот голос. Этот человек звонил ей в четверг на работу. Мысль о приятном домашнем вечере вмиг улетучилась. Тэсс взяла карандаш.
— Вы хотели поговорить со мной? В прошлый раз мы не закончили разговор, верно?
— Нельзя мне ни о чем говорить. — Тэсс услышала на другом конце провода глубокий вдох. — А так хочется…
— Поговорить никогда не вредно, — подбодрила она собеседника. — Я могу попробовать помочь вам.
— Вас не было на месте. В тот вечер вы так и не вернулись домой. А ведь я ждал. Я наблюдал за вами.
Тэсс непроизвольно вздрогнула, ее взгляд устремился в темное окно позади письменного стола. Наблюдал. Не в силах унять дрожь, она заставила себя подойти к окну и поглядеть на улицу. Никого не видно.
— Наблюдали?
— Не надо было мне туда идти, не надо. — Голос его сделался едва слышен, словно он разговаривал сам с собой или с кем-то третьим, невидимым. — Но я должен был. Вам следует это понять, — вдруг выкрикнул он, словно в чем-то ее обвиняя.
— Попробую. Может, подойдете ко мне в кабинет, там и поговорим?
— Только не там. Им все станет известно, а время еще не настало. Я не кончил пока.
— Не кончили? Чего именно?
В ответ было молчание. Слышалось только прерывистое дыхание.
— Мне было бы проще помочь вам при встрече.
— Не могу, как вы не хотите понять? Даже звонок вам… О Боже! — Он принялся что-то невнятно бормотать, что — Тэсс не могла разобрать, хотя и напрягла слух. Может, на латыни, подумала она и поставила, взяв его в кружок, вопросительный знак в своем блокноте.
— Вам плохо. Я могу помочь вам справиться с болью.
— Лауре тоже было больно, немыслимо больно. Она исходила кровью, а я не мог ей помочь. Она умерла во грехе, ей не успели дать отпущения.
Карандаш в руке Тэсс задрожал. Она опустилась на стул. Поймав себя на том, что невидяще продолжает смотреть в окно, Тэсс с усилием перевела взгляд на блокнот с заметками. Что-то щелкнуло внутри, врач-профессионал вернулся на место. Тэсс заставила себя дышать глубоко и говорить спокойно.
— Кто такая Лаура?
— Прекрасная, о, прекрасная Лаура. Я не успел спасти ее. Тогда у меня не было на это права. Теперь мне дана сила и назначена миссия. Воля Бога неколебима, да, неколебима. — Его голос опять понизился почти до шепота, но тут же окреп. — Но Бог справедлив. Приносятся в жертву агнцы, и кровь агнцев смывает грех. Господь требует жертв. Требует!
Тэсс облизала губы.
— Каких жертв?
— Жизней. Он дал нам жизнь, и Он забирает ее. «Сыновья твои и дочери твои ели и вино пили в доме первородного брата своего. И вот большой ветер пришел от пустыни и охватил четыре угла дома, и дом упал на отроков, и они умерли. И спасся только я один, чтобы возвестить тебе». Только я один, — повторил он тем же жутковатым, совершенно опустошенным голосом, каким читал выдержку из Библии. — Но после принесения жертв, после свершения суда Бог вознаграждает тех, которые остались невинны.
Тэсс следила за своим почерком, стараясь писать ясно и ровно, словно ей предстояло получить отметку за эти записи. Сердце колотилось где-то у самого горла.
— И Бог повелел вам приносить в жертву женщин?
— Он повелел спасать их и отпускать им грехи. Теперь у меня есть сила. После смерти Лауры я утратил веру, повернулся к Богу спиной. Это было безумное и страшное время эгоизма и невежества. Но потом Он дал мне знак: если я стану сильным и буду приносить жертвы, все мы будем спасены. Моя душа неотделима от ее души, — спокойно продолжал он. — Мы накрепко связаны друг с другом. В тот вечер вы не вернулись домой. — В голове у него, видно, все перепуталось, он перескакивал с одного на другое. Тэсс судила об этом не только по словам, но и по голосу, по тону. — Я ждал, я хотел поговорить с вами, но вы провели ночь во грехе.