— Прошу прощения, мисс, посторонним вход воспрещен.
— Я ищу детектива Пэриса. У него ножевое ранение.
— Как раз сейчас ему зашивают руку. — Сестра по-прежнему крепко держала Тэсс. — Почему бы вам не вернуться в приемный покой и…
— Я его врач, — хрипло проговорила Тэсс и вырвала руку. Она достаточно владела собой, чтобы пройти твердым шагом мимо кабинетов, где занимались переломами, ожогами второй степени и относительно легкими сотрясениями мозга. На каталке в холле лежала женщина и, судя по всему, изо всех сил пыталась уснуть. Тэсс прошла почти весь коридор, пока не обнаружила Бена.
— Это вы, Тэсс? — Приятно удивленный, доктор поднял голову. — Что вы здесь делаете?
— А, Джон, добрый день.
— Добрый день. Нечасто меня навещают здесь красивые женщины, — начал было он, но тут же осекся, увидев, как Тэсс глядит на пациента. — А, ясно. — Укол ревности, впрочем, был почти незаметен. — Насколько я понимаю, вы знакомы.
Бен заерзал было, и встал бы, если бы доктор не удержал его на месте.
— Ты что здесь делаешь?
— Эд позвонил мне в клинику.
— Напрасно.
Теперь, когда жуткие видения истекающего кровью Бена исчезли, у Тэсс неожиданно подогнулись колени.
— Он решил, что я должна узнать о случившемся, но не из выпуска новостей. Как он, Джон?
— Да ерунда, — ответил за него Бен.
— Десять стежков, — сказал доктор, забинтовывая руку. — Мышцы, судя по всему, не задеты, есть незначительная потеря крови. Как сказал бы Герцог, всего лишь царапина.
— У этого малого был настоящий мясницкий нож, — явно недовольный столь очевидной недооценкой серьезности ранения, заметил Бен.
— К счастью, — продолжал Джон, перекладывая что-то на стоящем рядом подносе, — рукав куртки и великолепные ноги уберегли детектива от более глубокой раны. Иначе пришлось бы зашивать руку с обеих сторон. Сейчас будет немного больно…
— Что больно? — Бен автоматически схватил доктора за руку.
— Всего лишь небольшой противостолбнячный укол, — успокоительно заметил он. — Откуда нам знать в конце концов, что это за нож. Поэтому лучше немного потерпеть.
Бен заворчал было, но Тэсс взяла его за руку. Он почувствовал острую, как от укуса, боль, которая тут же исчезла.
— Ну вот, — Джон отодвинул поднос, — теперь окончательно все. В ближайшие две недели воздержитесь от занятий теннисом и борьбой сумо. Следите, чтобы рана не намокла. В конце следующей недели приходите снимать швы.
— Большое спасибо.
— Благодарите свое здоровье и медицинскую страховку. Рад был повидаться, Тэсс. В следующий раз, когда вам захочется саке и морских ежей, непременно позвоните.
— Пока, Джон.
— «Джон», — передразнил ее Бен, принимая более удобное положение. — У тебя вообще с кем-нибудь, кроме врачей, свидания бывали?
— А зачем кто-то другой? — Такого рода ответ показался Тэсс вполне уместным при виде окровавленных бинтов на подносе. — Вот твоя рубашка. Давай помогу.
— Я сам, — воспротивился Бен. Но рука болела и плохо слушалась. Поэтому справился он только с одним рукавом.
— Все нормально, после наложения швов ты и должен чувствовать слабость.
— Слабость? — Бен закрыл глаза и позволил Тэсс натянуть на себя рубаху. — Слабость чувствуют трехлетние младенцы, если плохо выспятся.
— Знаю, знаю. Дай-ка застегну. — Она принялась застегивать рубаху, уговаривая себя не молчать, болтать о чем-нибудь. Но не покончив и со второй пуговицей, она вдруг уронила голову на грудь Бена.
— Тэсс? — Бен погладил ее по волосам. — Что с тобой?
— Ничего. — Она отстранилась и, не поднимая головы, закончила застегивать рубаху.
— Тэсс, — взяв ее за подбородок, он поднял голову. В глазах стояли слезы. Бен смахнул слезинку с ресниц, — не плачь.
— Не буду. — Но дыхание у нее пресеклось. Она прижалась к нему щекой. — Сейчас, минуту, и все будет в порядке.
Здоровой рукой Бен обнял ее. Только сейчас он почувствовал, насколько здорово, когда о тебе беспокоятся. Иных женщин его работа интриговала, других отталкивала, но никто и никогда о нем так не тревожился.
— Я испугалась, — уткнувшись ему в грудь, тихо проговорила Тэсс.
— Я тоже.
— После расскажешь, ладно?
— А стоит ли? Думаешь, приятно признаваться женщине, что оказался таким лопухом?
— А разве ты оказался лопухом?
— А как же! Я ведь был уверен, что этот сучонок дома. Эд прикрывал окно, а я должен был взять на себя дверь. Вот и все. — Отодвинувшись, он увидел, что Тэсс не спускает глаз с его порванной и перепачканной рубахи. — Это еще что! Посмотрела бы ты на мою куртку! А ведь я купил ее всего два месяца назад.
Взяв себя наконец в руки, Тэсс повела его к выходу.
— Ну что же, может, Дед Мороз принесет тебе новую на Рождество. Отвезти тебя домой?
— Спасибо, не стоит. Мне еще нужно составить отчет. И если второй мальчишка не описался от страха, хотелось бы принять участие в допросе.
— Так их было двое?
— Сейчас остался только один.
Тэсс вспомнила неподвижную фигуру на каталке и, ощущая запах засохшей крови на рубахе Бена, промолчала.
— А вот и Эд. Смотри-ка, читает.
Эд поднял голову, бегло, но весьма придирчиво оглядел напарника и улыбнулся Тэсс.
— Привет, доктор Курт. Наверное, мы разминулись… — Эд не сказал, что в тот момент, когда она пришла, он сдавал кровь, поскольку у них с Беном была одна и та же группа — первая, резус положительный. Отложив журнал, он протянул Бену его кобуру и разорванную куртку.
— Жаль пиджачок. У нас в полиции до апреля будут оформлять бумаги на новый.
— Это уж точно. — Эд помог Бену пристегнуть кобуру и натянуть куртку. — Знаешь, я тут читал потрясающую статью про почки.
— Вырежи ее, — посоветовал Бен и повернулся к Тэсс. — Возвращаешься в клинику?
— Да, прервала сеанс посредине. — Только сейчас Тэсс поняла, что пожертвовала пациентом ради Бена. — Как доктор, советую сразу же по окончании дел ехать домой. Я вернусь в половине седьмого и, может, смогу тебя побаловать, если тебе удастся уговорить меня…
— Что значит побаловать?
Не обращая внимания на его вопрос, Тэсс повернулась к Эду:
— Почему бы нам не поужинать вместе, детектив?
Эд сначала растерялся, но приглашение его явно обрадовало.
— Да, знаете ли… Спасибо.
— Эд у нас не больно красноречив с женщина ми. Приходи обязательно, Тэсс попотчует тебя бобами в сгущенном молоке. — Бен шагнул за порог, и его приятно обдало холодным воздухом. Действие укола закончилось, и руку начало дергать, как больной зуб.
— Ты где поставила машину? — Он уже обшаривал глазами стоянку в поисках машины сопровождения.
— Вон там.
— Эд, будь любезен, проводи даму до машины. — Бен слегка потянул Тэсс за отвороты пальто, прижал к себе и крепко поцеловал. — Спасибо, что пришла.
— Не за что.
Дождавшись, когда он отойдет к своему «мустангу», Тэсс повернулась к Эду:
— Присмотрите за ним?
— Разумеется.
Тэсс пошарила по карманам в поисках ключей:
— Тот, кто ранил Бена, мертв?
— Да. — Эд взял у нее ключи и весьма элегантно, как ей показалось, открыл дверцу. Тэсс посмотрела ему прямо в лицо: не надо слов, чтобы понять, кто спустил курок. Та система ценностей, в которой она была воспитана, кодекс, по которому жила, вступили на мгновение в конфликт с новым видением. Тэсс положила руку Эду на шею, притянула к себе и поцеловала.
— Спасибо, что спасли его. — Она села в машину, улыбнулась ему и захлопнула дверцу.
— Увидимся за ужином.
Почти влюбленный в Тэсс, Эд присоединился к напарнику:
— Если не пойдешь с ней к деду на День Благодарения, будешь последним сукиным сыном.
— Что-что? — Звук хлопнувшей дверцы вернул Бена к действительности.
— И не страшен тебе никакой дядя Джо, похлопывающий по плечу.
Эд повернул ключ зажигания. Двигатель взревел.
— Ты что, белены объелся?
— А ты, приятель, лучше смотрел бы себе под ноги, а то о пилу споткнешься.
— Пилу? Какую пилу?
— Фермер пилит бревно, — начал Эд, отъезжая от стоянки. — За ним наблюдает какой-то городской хлыщ. Звонит колокол, сзывая к ужину. Фермер делает шаг, но спотыкается о пилу и падает. Поднимается и продолжает пилить. Хлыщ спрашивает, почему он не идет на ужин. Фермер отвечает, что, поскольку он споткнулся о пилу, идти нет смысла, все равно все съедят.
Секунд десять Бен молчал.
— Теперь все ясно! Давай-ка разворачивайся, вернемся в больницу, и пусть тебя осмотрят.
— Я хочу сказать, что не нужно хлопать ушами, когда удача сама идет в руки, — упустишь. У тебя потрясающая женщина, Бен.
— Мне кажется, я и сам это понимаю.
— Ну а раз так, смотри не споткнись о пилу.
Глава 16
Пошел снег, когда Джо переступил порог черного входа. Зная, что при ветре дверь хлопает, он открыл ее медленно и так же аккуратно закрыл, дождавшись, пока щелкнет замок. Он не забыл о перчатках и даже надел лыжную шапочку. Обувь решил не менять, остался в любимых высоких башмаках.
Никто не видел, как он вышел.
Мать с отчимом были у себя. Он знал, что они часто ссорятся из-за него. Если говорят приглушенными, нервными голосами, значит, пререкаются точно из-за него.
А они и не знали, что ему все известно.
Мать запекла индейку со всякими добавками. За столом она весело, даже слишком весело тараторила о том, как замечательно праздновать День Благодарения в семье. Доналд много шутил, говоря о большом количестве приготовленной еды, и хвастал тыквенным пирогом, который испек сам. Помимо всего прочего, на столе были клюквенный соус и настоящее масло, а в печи жарились маленькие пончики в форме полумесяца.
Это была самая скверная трапеза в жизни Джо.
Мать и слышать не хотела ни о каких проблемах. Ей хотелось, чтобы он был счастлив, хорошо учился и играл в баскетбол. Нормально. До Джо доносилось именно это слово. «Пусть он будет нормальным — больше мне ничего не надо», — настойчиво повторяла она отчиму. Но нормальным он не был. Отчим это понимает, отсюда и частые перепалки. Он ненормален. Он алкоголик, как и отец.