ттуда такой свет, что немой мог говорить, глухой слышать, а хромой ходить. Дождь драгоценностей усыпал всю землю по колено. Когда же наконец золотая ступа была воздвигнута над всеми вышеназванными реликвиями, ее окружили шестью малыми ступами из серебра, олова, меди, свинца, мрамора и железа. Ступу назвали Шведагон, что значит «Золотой Дагон». И произошло это якобы в 585 г. до н. э.
Такова легенда. Ее знают в Бирме все от мала до велика. Ее текст высечен на каменных плитах, стоящих возле ступы, напечатан в многочисленных проспектах-путеводителях. Буддисты воспринимают эту легенду как непреложный исторический факт. Однако первые более-менее достоверные сведения о существовании Шведагона относятся лишь к концу XIV в. Хроники сообщают, что правитель государства Пегу Бинья V установил золотую ступу в местности Дагон высотой 20 метров. С тех пор различные источники упоминают о ней довольно часто: о расширении и увеличении ее размеров, о периодических ремонтах, о реконструкции после землетрясений, последнее из которых, сильно повредившее Шведагон, произошло в начале 60-х годов XX в. Из хроник в литературу перешла легенда о реликвиях четырех будд, хранящихся в Шведагоне, но никто никогда, кроме персонажей самой легенды, их не видел, да и не увидит.
Следует заметить, что вообще исторические свидетельства о распространении буддизма в Бирме относятся лишь к середине XI в. и связаны с личностью правителя Паганского государства Анируды. Расширяя территорию своего царства, захватывая земли на севере и на юге, Анируда опирался на новую религию — буддизм хинаяны и повсюду активно занимался поисками реликвий, обладание которыми, по его мнению, должно было придать ему как правителю дополнительный авторитет. Хроники и эпиграфические надписи того времени сообщают о переносе «ключицы Будды» в Паган и строительстве над нею ступы, о поисках Зуба Будды на севере в княжестве Тароп, которые ни к чему не привели. Критически настроенные к Анируде более поздние хроники сообщают, что «сам Будда не пожелал помочь Анируде и заставил его довольствоваться меньшими по ценности реликвиями».
В 70-х годах XI в. усиливаются политические связи Шри-Ланки и Паганского царства. В этот период буддизм на Шри-Ланке временно пришел в упадок и Анируда не без гордости взял на себя функции его покровителя. Бирманские хроники сообщают, что именно в этот период желание Анируды заполучить священный Зуб Будды наконец осуществилось и правители Шри-Ланки якобы расстались со своей святыней, передав ее на хранение в Паган. Однако описание этих событий изобилует массой столь неясных деталей и откровенно фантастических элементов (например, что Зуб Будды мог размножаться и оставлять в каждой местности «копию самого себя», что дало возможность Анируде построить по всей стране множество ступ над каждой из таких копий)[17]. Однако факт передачи основной реликвии со Шри-Ланки в Бирму сомнителен, ибо, как мы уже писали выше, сингальские хроники, в свою очередь, утверждают, что Зуб Будды начиная с IV в. никогда не покидал пределы острова.
Своеобразными реликвиями в Тибете, а в прошлом и в Монголии — странах, где население исповедует ламаизм[18], являются миниатюрные модели ступ и медали-иконки, которые штампуют из глины, смешанной с пеплом от кремации выдающихся деятелей ламаистской церкви. Помимо кремации в ламаизме существуют и другие формы захоронения: выбрасывание трупа (иногда с предварительным расчленением) в реку или в пустынной местности, где его могут съесть рыбы, дикие звери, птицы, и закапывание в землю. Обычай этот, несомненно, гораздо древнее самого буддизма, но в буддизме он истолковывается как акт милосердия: кормление своим телом живых существ после собственной смерти уподобляется поступку Будды в одном из его предшествующих перерождений, когда он, согласно легендам, отдал свое тело на съедение голодной тигрице.
Отдельные части тела благочестивых людей, умерших естественной (но ни в коем случае не насильственной) смертью, могут быть использованы и по-иному: из черепов делают чаши для тайных ритуалов, из них выпиливают зерна для четок, а из бедренных костей (особенно ценятся кости невинных девушек) делают музыкальные инструменты, используемые в храмовых службах (например, труба «гандан»). Подобные предметы являются реликвиями лишь отчасти. Обычно имена людей, чьи кости использованы в этих целях, либо неизвестны вообще, либо вскоре забываются.
Кое-где в районах распространения ламаизма и других форм северного буддизма (Тибет, Монголия, Япония) можно встретить еще один вид реликвий — мумифицированные тела, представляющие собой останки видных буддийских монахов и священнослужителей. В одних случаях они получены путем искусственной мумификации покойника, в других — образуются путем естественного высыхания трупа человека, длительным постом доведшего себя до крайнего истощения, вследствие которого наступила смерть.
В монастырях Тибета использовали два способа мумификации трупов: вымачивание в концентрированном растворе соли или поджаривание их в масле. Полученные мумии обряжали в одежду, накладывали на лица маски из золота или другого прочного материала, после чего их замуровывали в ступу, специально воздвигавшуюся по этому случаю. Такие мумии (их тибетское название мардонги) хранились на территории монастырей, иногда даже в помещении храма. Французская исследовательница тибетского буддизма Александра Давид-Ниль, которая несколько лет провела в Тибете, изучая в его монастырях священные тексты буддистов, а также их культовую практику, в своей книге «Мистики и маги Тибета» упоминает о таких мумиях, не раз встречавшихся ей в ее скитаниях по Тибету. Она не пишет о существовании особого культа мардонгов; они просто находятся в одном ряду со скульптурными изображениями других богов, но эти мумии, несомненно, делали монастыри, в которых они находились, более почитаемыми.
В Монголии XVII — начала XX в. искусство мумификации было несколько иным и его объектами становились в основном высшие сановники ламаистской церкви, считавшиеся «живыми богами», то есть перерождениями и телесными воплощениями богов буддийского пантеона и выдающихся лиц в истории буддизма. Для мумификации делали специальный состав из ряда компонентов (ароматические травы, золотой и серебряный порошок), но главным среди них была мелко толченная каменная соль, которой засыпали тело умершего примерно на два месяца, после чего оно превращалось в совершенно высохшую мумию. Над ней возводили усыпальницу, чаще всего в виде ступы. Как и в Тибете, ее устанавливали в монастырском дворе либо прямо в храме.
Способ «прижизненной мумификации» родился в одной из буддийских школ Японии. В IX в. монах и видный идеолог японского буддизма Кукай основал школу Сингон, представлявшую собой эзотерическое направление в буддизме, претендующее на владение тайными знаниями, доступными лишь узкому кругу посвященных. Среди многих идей, выдвинутых Кукаем, была идея сокусин дзёбуцу, дословно переводимая так — «стать буддой в собственном теле». Превращение в будду, переход в нирвану с сохранением нетленного тела требовали сложной подготовки, молений, созерцаний, аскетического образа жизни. Когда такой фанатик-подвижник считал себя готовым к переходу в состояние будды, начинался последний этап его жизни, который длился 1000 дней. Компонентами этого завершающего этапа земного существования были неподвижность, отрешенность, созерцание, особая постановка дыхания и, главное, диета в виде постоянно уменьшавшихся крошечных рационов, исключавшая все наиболее питательные, особенно крахмалистые, продукты. В таком состоянии организм переходил на потребление собственных тканей и к концу этой 1000-дневной голодовки от человека оставались в буквальном смысле слова кожа да кости. Когда он умирал, гнить, по существу, было нечему. Разумеется, труп помещали в максимально сухие условия, чтобы ускорить высыхание оставшихся мягких тканей, но дополнительной обработке не подвергали.
Живым усохнуть до состояния мумии удавалось далеко не всем. Многие умирали на начальных этапах голодовки, и их приходилось кремировать обычным порядком. Сам Кукай тоже прошел этот процесс и якобы чудесным образом исчез, «испарился», во всяком случае мумифицированного будды из него не получилось. Практика эта получила наибольшее распространение в мистическом учении сюгендо — «горного отшельничества», синкретически слившего в себе идеи буддизма Сингон и древнюю японскую практику культа гор. Мумии, полученные таким образом, выставляли в храме и поклонялись им, как и обычным скульптурным изображениям будд.
Наибольшее развитие сюгендо и практика самомумификации получили в провинции Дэва (современная префектура Ямагата) в районе горного массива Дэва сандзан, образованного вершинами Юдоно, Хагуро и Гассан.
Несколько мумий таких аскетов и до сих пор являются объектом почитания в храмовом комплексе Дайнити-бо на горе Юдоно, посвященном буддийскому божеству Вайрочане. Следует заметить, что светские японские власти в средневековье с подозрением относились к деятельности аскетов сюгендо и неоднократно запрещали самомумификацию как извращение идей буддизма, однако запреты эти, как правило, не достигали цели.
Из известных исторических личностей пытался себя заживо мумифицировать странствующий монах XVII в. Энку, вошедший, однако, в историю буддизма не столько за эту попытку, сколько потому, что был прекрасный скульптор, вырезавший из дерева, по подсчетам специалистов, более 5 тысяч статуй разных будд. Почувствовав, что силы покидают его, он попросил себя заживо закопать в землю. Сидя в земле, он дышал через узкую трубочку, молился и звонил в колокольчик. Судя по тому, что похоронен он на монастырском кладбище в Мирокудзи и на его могиле до сих пор стоит надгробие с его именем, «стать буддой в собственном теле» ему не удалось[19].
Следует заметить, что для северных школ и направлений буддизма в отличие от более строго придерживающейся первоначального учения хинаяны характерен самый широкий синкретизм с местными языческими верованиями и тенденция к обожествлению и причислению к рангу богов (будд и бодхисатв) реальных личностей. Такие случаи обожествления могли происходить в разных местах в силу разных обстоятельств не только с выдающимися представителями церкви, но и с другими людьми, о чем свидетельствует сообщение некоего Маккея, бывшего миссионером в Южном Китае в конце XIX в. Он пишет, что в 1878 г. в районе Тамсуя (провинция Тайвань) одна крестьянская девушка страдала длительной и изнурительной болезнью. Она умерла от истощения, крайне исхудавшая, и вследствие этого ее труп, как и трупы самомумифицировавшихся японских монахов, не разлагался, а усох. Местные жители усмотрели в этом знак воплощения в девушке одного из божеств пантеона китайского буддизма, соорудили в ее честь маленький храм, посадили ее труп, одетый в праздничную одежду, в кресло, отгородив алтарь от остального пространства стеклом. Культ новоявленной «богини» постепенно приобрел популярность, и какое-то время устроители храма неплохо наживались на пожертвованиях состоятельных паломников. Однако в дальнейшем за вспышкой энтузиазма наступило разочар