А уже в следующем году в Государственном архиве Ульяновской области Александрина Вигилянская сделала бесценное открытие - в фонде 134 она обнаружила материалы «О причислении к лику святых иерея церкви села Бортсурманы Курмышского уезда А. П. Гнеушева», датированные 1913-1914 годами. К папке с документами столетней давности прилагался дневник святого праведного Алексия Бортсурманского. Тот самый, о местонахождении которого давным-давно никто не знал. «Я прикладывалась к сокровенным страницам и опять не могла найти слов, чтобы принести мою благодарность, -писала А. В. Вигилянская. - <...> Я переписала дневник от начала до конца, слово в слово. Я почти полностью законспектировала все материалы дела: истории и доказательства чудес, творившихся по молитвам святого, новые свидетельства его пророчеств и исцелений, которые никому до сих пор не известны, показания очевидцев, письма самого старца, его потомков и тех, кто имел отношение к его памяти». Обнаруженные материалы позволили внести существенные дополнения в житие старца. Они же с любезного согласия А. В. Вигилянской были использованы для написания этого очерка. А история ее удивительного генеалогического поиска изложена в рассказах, составивших книгу «Видимое невидимое».
В отличие от других великих старцев, чьи жизненные пути описаны в этой книге, святой праведный Алексий Бортсурманский почти не оставил по себе письменных наставлений - сохранилось буквально несколько его писем, адресованных духовным чадам. Величие его фигуры в ином. Удивительный «самоцвет» русского старчества, он образовался в полном смысле слова сам по себе и долгие годы согревал своими мудростью и любовью тех, кто был рядом с ним. После прославления в лике святых в 2000 году и захватывающих находок Александрины Вигилянской почитание этого святого ширится с каждым годом, оно уже вышло далеко за рамки Нижегородской епархии. Всё новые и новые люди открывают для себя удивительного святого из дальнего симбирского села -истинно «народного батюшку», великого молитвенника, целителя, прозорливца.
Преподобный Лев Оптинский (Наголкин, 1768-1841): Смиренный лев
К 1768 году история города Карачева, входившего тогда в состав Белгородской губернии, насчитывала уже более шестисот лет. Бывший когда-то центром Карачевского княжества, в царствование Екатерины II он представлял собой маленький (чуть меньше трех тысяч жителей, тысяча деревянных домов) городок, раскинувшийся по обе стороны реки Снежеть. Жили там дворяне, купцы, духовенство, мещане, приказные и ремесленники. Несмотря на маленькие размеры, Карачев мог похвастаться тремя площадями - Полесской, Болховской и Гостиной, восемью хлебными, двадцатью двумя «щепетичными» (галантерейными) и сорока шестью «с красным товаром» (мануфактурными) лавками, двадцатью одной харчевней и тринадцатью питейными домами. Главными ремеслами карачевцев были трепля пеньки и производство веревок и канатов, которые продавались большей частью в Орёл и Гжатск. В предместьях работали салотопельный, мыловаренный и кожевенный заводы. На ярмарках торговали хлебом, пенькой, конопляным маслом, дегтем, строевым лесом, медом, воском, салом, деревянной посудой и многим другим. «Воздух и воды чистые и для жителей здоровые», - особо отмечалось в «Экономических примечаниях к генеральному межеванию» конца столетия. Окрестности городка были разнообразными - выгон для скота, мелколесье, кустарник, болота, сенные покосы, луга и несколько слобод.
По Карачеву были разбросаны три каменных и девять деревянных храмов. Один из них - собор Архангела Михаила на правом берегу Снежети - сохранился по сей день. Местные жители глубоко почитали основателя Карачевского Воскресенского монастыря (в 1764-м упраздненного и возрожденного в 2004-м) Тихона Карачевского; официально не прославленный в лике преподобных (это произошло лишь в 2003 году), он тем не менее уже тогда считался покровителем городка и его окрестностей.
Семья жителей Карачева Наголкиных была мещанской. Это значило, что они жили в городе, занимались ремеслом или владели недвижимостью. Сказать точнее невозможно -никаких данных о родителях героя этого очерка не сохранилось. Известно лишь, что сын в семье мещанина Даниила Васильевича и его жены Улиты Егоровны Наголкиных родился в 1768 году. Есть и второй вариант даты его рождения - 1772 год, но на надгробии старца был указан его возраст на момент кончины, что позволяет сделать вывод о верности первой даты. Имя ему дали редкое по тем временам - Лев. И вскоре мальчик начал оправдывать его: рос он чрезвычайно крепким и сильным, в юности мог запросто поднимать двенадцатипудовый (192 килограмма!) груз.
По-видимому, семья Наголкиных не могла похвалиться богатством, потому что в подростковом возрасте Лев начал служить «малым» у купца Петра Васильевича Сокольникова, жившего в городе Волхове и торговавшего пенькой и конопляным маслом. В обязанности «малого» входила скупка пеньки и масла у крестьян, а затем продажа его белёвским посредникам, которые везли товар в Петербург. Но Лев Наголкин быстро сумел проявить себя -начал сбывать товар напрямую столичным купцам. Сделки эти совершались в городке Сухиничи, бывать там приходилось много раз, и впоследствии старец Лев говорил, что «дорога из Волхова в Сухиничи мне так была знакома, как с печки на лавку».
Во время одной из поездок «малый» Наголкин едва не погиб - на зимней лесной дороге на него напал волк. Юноша нанес ему удар дубиной, но разъяренный зверь впрыгнул в сани и зубами вырвал у путника часть икры правой ноги. Тогда обливающийся кровью Лев одну руку сунул в пасть волка, а другой начал его душить. Зверю так и не удалось больше его укусить, а когда завиднелась деревня, Лев сбросил почти задохнувшегося к тому времени непрошеного гостя с саней. Место укуса зажило, но с тех пор Лев приметно хромал на правую ногу.
Купец Сокольников высоко ценил способности своего «малого». Ведь тот был не только силен и отважен, честен и смекалист - во время поездок по России он хорошо узнал страну, ее людей, причем не только «простых», но и благородных. Не будучи дворянином, прекрасно понимал особенности их жизни, мог поддержать разговор на разные темы с офицером, гражданским чиновником, купцом, крестьянином; с жителем любой местности говорил так, как будто был его земляком. Неудивительно, что Сокольников увидел в Льве своего возможного преемника и начал прочить свою дочь ему в жены. Но... столкнулся с неожиданным отпором. Как оказалось, 29-летний к тому времени «малый» давно уже мечтал о другой доле -монашеской.
Что именно побудило к этому внешне вполне успешного молодого торговца-силача, знавшего вокруг все ходы-выходы?.. В точности это нам неизвестно. Может быть, семена, посеянные в детстве благочестивыми родителями, дали всходы; может, чудесное спасение от хищника оставило неизгладимый след в душе. Может быть, в одном из разъездов попался на пути торговцу пенькой священник или монах, беседа с которым запала в душу. А может, и сама купеческая жизнь - вечная суета, торговля, забота о мирском, денежном - обернулась к Льву пустой стороной. Но, скорее всего, влияние на Льва оказал сын его работодателя - Максим Петрович Сокольников (впоследствии - настоятель Белобережского, Симонова и Ново-Иерусалимского монастырей архимандрит Мелхиседек, 1784-1853). Был он на шестнадцать лет моложе Льва и с юных лет стремился к монашеству, учился у старца Василия Кишкина. Видимо, именно постоянное общение с благочестивым, богомольным Максимом и подтолкнуло Льва к мысли об уходе в обитель. Так или иначе, в 1797 году оба они сделались послушниками в Оптиной Введенской пустыни, расположенной рядом (всего в двух верстах) с маленьким, но знаменитым в русской истории благодаря героическому сопротивлению ордам Батыя городком Козельском, на правом берегу неширокой Жиздры...
По легенде, монастырь был основан в конце XIV века «разбойником благоразумным» Оптой, в монашестве Макарием. В 1724-м обитель была упразднена, два года спустя восстановлена, но при Екатерине II выведена «за штат», то есть лишена содержания, и в конце столетия пребывала в умирающем состоянии - в 1773 году ее населяли всего два престарелых монаха. Возрождение Оптиной началось двадцать два года спустя благодаря митрополиту Московскому и Коломенскому Платону (Лёвшину, 1737-1812), который назначил настоятелем опытного иеромонаха Авраамия (1759-1817). В год поступления в пустынь карачевского мещанина Льва Наголкина в ней жительствовали двенадцать насельников, а от государства монастырь получал 300 рублей в год.
В любом монастыре всегда нужны умелые и сильные рабочие руки, и в этом смысле 29-летний богатырь Лев оказался для возрождавшейся к жизни и представлявшей собой постоянную стройку Оптиной настоящей находкой. Например, однажды нужно было спешно закончить тяжелую работу - соединить каналом два озера рядом с баней. Хотели было нанимать двадцать подённых рабочих, но Лев с не уступавшим ему в физической силе Максимом Сокольниковым взялись за дело вдвоем и закончили его... за один день. После работы тружеников вволю накормили: «Мы вдвоем съели в этот день пятнадцать фунтов (шесть килограммов. - В. Б.) хлеба». Так же ревностно трудился молодой человек и на других послушаниях - да так, что за два года его богатырское здоровье сильно пошатнулось.
В 1799-м последовал переход Льва из Оптиной в Белобережскую пустынь. Его биограф схиархимандрит Агапит (Беловидов) предполагал, что этот шаг был вызван желанием молодого человека обучаться духовной жизни под водительством нового настоятеля, отца Василия (Кишкина), о котором тот наверняка слышал от Максима Сокольникова. Но отец Василий был назначен настоятелем Белых Берегов позже - лишь в январе 1800 года. Так или иначе, их встреча все же произошла, и 14 сентября 1801 года мещанин Лев Наголкин был пострижен в монашество с именем Леонид. Постриг совершал благочинный епархии игумен Кесарий (Плюгин), а отец Василий (Кишкин) был восприемником постригаемого. Через небольшое время, 22 декабря, отец Леонид был рукоположен во иеродиакона, а 24 декабря, - в иеромонаха.