Конечно, такие случаи глубоко западали в душу того, чьи грехи старец обличил, и способствовали самосовершенствованию.
Каждому своему духовному ученику отец Макарий советовал в свободное от послушаний время читать в келии труды Святых Отцов, особенно выделяя книгу поучений преподобного аввы Дорофея - «монашескую азбуку», как он называл ее. Следил за тем, чтобы никто из братии не был праздным, говаривая: «Монах, занятый делом, борется с одним бесом, а праздный - с многими». Наблюдал, чтобы братия поддерживала между собой мирные и теплые отношения. Его строгая и ласковая опека привела к тому, что Оптина пустынь вступила в период своего расцвета, «золотого века», когда монашествующие представляли собой единую семью.
В качестве скитоначальника отец Макарий усердно заботился об устройстве Иоанно-Предтеченского скита. От его внимания не ускользало ничего - ни нарушенный порядок в ризнице, ни ошибка чтеца во время чтения, ни состояние парников с огурцами. При нем украшался Иоанно-Предтеченский храм, была возведена ограда на каменном основании, трапезная, братский корпус с библиотекой, а позже, в 1857-1858 годах, построены новые каменные врата с колокольней. Сам же скит имел вид цветущего сада - всюду георгины, жасмин, пионы, левкои, маргаритки; из деревьев - яблони, вишни. Особо заботился он о состоянии окружавшего со всех сторон скит леса и в 1849 году, после бури, повалившей много старых деревьев, сам сажал молодые кедры, из которых со временем образовалась целая роща. «Человек получает в лесу себе успокоение и душевную пользу, - писал отец Макарий. - Один вид присно зеленых хвойных деревьев нашей родины веселит зрение, служа символом надежды на жизнь присносущную». Любил он и зверей, и птиц: «У меня бывает всякий день много гостей пернатых. К окну приделана полочка, и сыплем зерен разных. Прилетают разного рода пташки: синички, воробьи, иванчики (серые дятлы. - В. Б.), сойки и другие. И всякая своим манером кормится. Естественная наука в натуре, и видна Творческая сила и премудрость».
...Слава о духовно могучем старце быстро распространилась и за пределы Оптиной. Множество паломников ехали в пустынь лишь затем, чтобы увидеть старца и взять у него благословение, а уж поговорить с ним считали за великое счастье. Конечно, прежде всего изумлял и приводил в трепет дар прозорливости, присущий отцу Макарию. Многочисленные примеры этой прозорливости запечатлели мемуаристы. Так, однажды к старцу приехал брат оптинского монаха, в будущем архиепископа Литовского и Виленского Ювеналия (Половцова) Александр. К его изумлению, отец Макарий вдруг завел с ним разговор о трудах французского социалиста Луи Блана, которые как раз горячо обсуждались в обществе. Выйдя от старца, Александр обратился к брату:
- Разве у вас получаются газеты?
- Почему ты так думаешь?
- Да вот, Макарий говорил со мной о самых новейших событиях во Франции.
- Да ты, вероятно, читал газету, когда ехал сюда?
- Читал. Так что же?
- Так старец Макарий говорил тебе то самое, о чем ты думал. Он читал твои мысли. Мы к этому привыкли. Он очень часто не спрашивает тех, кто к нему приходит, зачем они пришли, а прямо говорит - что надо делать, чтобы помочь горю.
Случаи подобной прозорливости исчислялись десятками. Упоминавшийся выше послушник Павел Покровский в миру был скрипачом и однажды, направляясь к старцу, напевал про себя какую-то скрипичную пьесу. Старец же, встретив его в келии, тут же спросил: «Что ты все напеваешь? Какие там польки, вальсы, мазурки? А по-нашему вот как...» - и тут же мастерски спародировал игру на скрипке, напевая «Барыню». А узнав, что к нему пришел какой-то странник, отец Макарий буднично отозвался: «Да это Федор пришел». Это был Федор Попов, в будущем -настоятель Троицкого Перемышльского Лютикова монастыря игумен Феодосий (1824-1903); до этого старец никогда в глаза его не видел.
Неудивительно, что среди желавших видеть дивного старца были и простолюдины, и знать. Много раз приезжали к отцу Макарию граф Александр Петрович Толстой (18011873), будущий обер-прокурор Святейшего Синода, и его сотрудник Константин Карлович Зедергольм (1830-1878), который в 1862-м сам поступил в Оптину послушником, а за пять лет до смерти стал иеромонахом; бывал действительный статский советник Петр Иванович Саломон (1819-1905). Другие знаменитые авторы тех лет также посещали Оптину и, хотя свидетельств непосредственного их общения со старцем не сохранилось, можно быть уверенным, что они видели его, брали у него благословение. Так, 13 июня 1837 года пустынь посетил великий русский поэт Василий Андреевич Жуковский (1783-1852), сопровождавший в поездке по России великого князя Александра Николаевича, будущего императора Александра II. С 17 по 21 июля 1850 года в пустыни находился поэт граф Алексей Константинович Толстой (1817-1875). 7 сентября 1851 года Иоанно-Предтеченский скит посетил духовный писатель Андрей Николаевич Муравьев (1806-1874), который впоследствии описал свои впечатления и прислал их в подарок библиотеке обители. 28 июля 1852-го в скиту ночевал литератор, профессор Московского университета Степан Петрович Шевырёв (1806-1864), который, как было отмечено в летописи скита, «зашел в келию батюшки», то есть беседовал с отцом Макарием.
Но самым знаменитым посетителем отца Макария был, конечно же, Гоголь. Впервые Николай Васильевич побывал в Оптиной в июне 1850 года, и монастырь произвел на него сильнейшее впечатление: «Я заезжал на дороге в Оптинскую Пустынь и навсегда унес о ней воспоминание. Я думаю, на самой Афонской горе не лучше. Благодать видимо там присутствует. Это слышится в самом наружном служении, хотя и не можем объяснить себе, почему. Нигде я не видал таких монахов. С каждым из них, мне казалось, беседует все небесное. Я не расспрашивал, кто из них как живет: их лица сказывали сами всё. <...> За несколько верст, подъезжая к обители, уже слышишь ее благоухание: все становится приветливее, поклоны ниже и участья к человеку больше. Вы постарайтесь побывать в этой обители.» В тот раз старец Макарий в скиту отсутствовал, поэтому с ним Гоголь познакомился во время второго визита - год спустя, 1 июня 1851 года. Сохранилась легенда, что старец предчувствовал его приезд. Преподобный Варсонофий Оптинский (Плиханков) так рассказывал своим духовным чадам об этом: «Говорят, он был в то время в своей келлии (кто знает, не в этой ли самой, так как пришел Гоголь прямо сюда) и, быстро ходя взад и вперед, говорил бывшему с ним иноку: “Волнуется у меня что-то сердце. Точно что необыкновенное должно совершиться, точно ждет оно кого-то”. В это время докладывают, что пришел Николай Васильевич Гоголь».
Наверняка предметом беседы, помимо прочего, стала и книга Гоголя «Выбранные места из переписки с друзьями», наделавшая много шума в русских литературных кругах. В библиотеке пустыни хранился экземпляр этой книги с вложенным в нее отзывом святителя Игнатия (Брянчанинова), переписанным рукой отца Макария. Возможно, в тот приезд старец посоветовал писателю обратиться к святоотеческим творениям, дал ему рукописную книгу преподобного Исаака Сирина... Во всяком случае, в рукописных пометках Гоголя на полях «Мертвых душ» сохранилось такое признание: «Это я писал в “прелести” (духовном обольщении. - В. Б.), это вздор - прирожденные страсти - зло, и все усилия разумной воли человека должны быть устремлены для искоренения их. Только дымное надмение человеческой гордости могло внушить мне мысль о высоком значении прирожденных страстей - теперь, когда стал я умнее, глубоко сожалею о “гнилых словах”, здесь написанных. Мне чуялось, когда я печатал эту главу, что я путаюсь, вопрос о значении прирожденных страстей много и долго занимал меня и тормозил продолжение “Мертвых душ”. Жалею, что поздно узнал книгу Исаака Сирина, великого душеведца и прозорливого инока. Здравую психологию и не кривое, а прямое понимание души, встречаем у подвижников-отшельников. То, что говорят о душе запутавшиеся в хитросплетенной немецкой диалектике молодые люди, - не более как призрачный обман. Человеку, сидящему по уши в житейской тине, не дано понимания природы души».
После возвращения в Москву Гоголь направил благодарственные письма настоятелю Оптиной игумену Моисею и отцу Макарию (это письмо не сохранилось), приложив к ним пожертвование - двадцать пять рублей серебром. В ответ отец Макарий поблагодарил писателя и благословил его на создание занимательной книги по русской географии. «В благом вашем намерении об издании полезной книги Бог силен даровать вам свою помощь, когда будет на сие Его святая воля, - писал он. -Но, как пишут святые отцы, что всякому святому делу или предыдет, или последует искушение, то и вам предложится в сем деле искус, требующий понуждения».
Последний визит Гоголя в обитель состоялся осенью 1851 года. 24 сентября он посещал отца Макария в скиту, на следующий день обменялся с ним записками. Писатель пребывал в нерешительности - он не знал, ехать ли ему на свадьбу сестры или вернуться в Москву, но отец Макарий оставил решение за ним. Кроме того, можно предположить, что Гоголь, поддавшись настроению момента, попросил у старца благословения на уход в монастырь. Отголоски этой легенды можно слышать в воспоминаниях преподобного Варсонофия (Плиханкова): «Есть предание, что незадолго до смерти он (Гоголь. - В. Б.) говорил своему близкому другу: “Ах, как я много потерял, как ужасно много потерял...” - “Чего? Отчего потеряли вы?” - “Оттого, что не поступил в монахи. Ах, отчего батюшка Макарий не взял меня к себе в скит?”». Сестра Гоголя Анна Васильевна также говорила его биографу, что ее брат «мечтал поселиться в Оптиной Пустыни». Однако преподобный Варсонофий не склонен был безоглядно верить этой легенде: «Неизвестно, заходил ли раньше у Гоголя с батюшкой Макарием разговор о монашестве, неизвестно, предлагал ли ему старец поступить в монастырь. Очень возможно, что батюшка Макарий и не звал его, видя, что он не понесет трудностей нашей жизни».
Наиболее теплые и тесные отношения у старца возникли с широко известной в истории русской литературы семьей Киреевских. Иван Васильевич Киреевский (1806-1856) начинал как литературный критик, к 1830-м годам был известен также как издатель и философ; его младший брат Петр Васильевич (1808-1856) прославился главным образом как собиратель русских народных песен. Со старцем Макарием Иван Киреевский познакомился благодаря своей супруге Наталье Петровне, урожденной Арбеневой (1809-1900), которая в юности была духовной дочерью Серафима Саровского. Затем она окормлялась у старца Льва (Наголкина), в 1833-м познакомилась с отцом Макарием и спустя три года стала его духовной дочерью. Благодаря ей ее муж, поначалу увлекавшийся модной тогда европейской философией и даже не носивший нательного креста, стал глубоко верующим православным человеком. Через Наталью Петровну к старцу и обратился Иван Киреевский с вопросом - известно, что в Оптиной хранится множество бесценных материалов о жизни Паисия (Величковского); что, если опубликовать их в светском журнале «Москвитянин»? Это было бы и полезно, и интересно публике... Отец Макарий ответил согласием, и в четвертом номере журнала за 1845 год была размещена большая (она заняла почти весь номер) статья о старце Паисии. Так началось сотрудничество, постепенно перешедшее в духовную дружбу. Старец не раз гостил в тульском имении Киреевских Долбино, где весной 1848 года для него даже был выстроен особый деревянный домик. «Маленький домик, или точнее сказать 12аршинная комната, - писала Н. П. Киреевская, -разделенная перегородками на