четыре, поставлена нами в некотором расстоянии от нашего дома с мыслию, что она может служить местом для принятия и успокоения уважаемых нами старцев, которым случится навестить нас. В нынешнем году думали мы с мужем просить о. Макария отдохнуть в ней на некоторое время, слышав о расстройстве его здоровья, и что он сильно страдает болью в груди и плече, и от излишнего утомления проводит ночи без сна. Для этого муж мой нарочно поехал в Оптину и действительно предлагал и просил о. Макария приехать к нам для отдохновения на месяц». А еще Киреевские, прослышав о том, что Оптина нуждается в запасах картофеля или хлеба, немедленно отправляли в пустынь возы с тем и другим. Когда в 1856 году Иван Васильевич Киреевский скончался от холеры, он был похоронен в Оптиной пустыни, и старец Макарий участвовал в его погребении. А супруга Ивана Васильевича, пережившая его на 44 года, издала шеститомное собрание писем старца. Статья о Паисии (Величковском) была только началом большой деятельности отца Макария по изданию хранившихся в Оптиной пустыни рукописных душеполезных книг. В течение 1847-1860 годов при его содействии и руководстве с помощью Киреевских были изданы «Житие и писание блаженного старца Паисия Величковского», «Четыре огласительные слова о монахине» иеромонаха Никифора (Феотокия), «Преподобного отца нашего Нила Сорского предание ученикам своим о жительстве скитском», «Преподобных отцев Варсануфия Великого и Иоанна руководство к духовной жизни, в ответах на вопрошения учеников», «Оглашения преподобного Феодора Студита» и многие другие, - всего 17 книг, из которых 10 были напечатаны на церковнославянском. Работа над подготовкой этих изданий шла прямо в келии старца, которая напоминала в это время редакторский кабинет. Отец Макарий вникал во всё, тщательно объяснял помощникам то или иное место из отеческих писаний, а когда они предлагали тот или иной вариант перевода, смиренно говорил:
- Пусть будет так. Я новейшей литературы не знаю, а ведь вы - народ ученый.
Сам отец Макарий наибольшее значение среди этих трудов придавал «монашеской азбуке» аввы Дорофея и переведенным Паисием (Величковским) «словам духовноподвижническим» Исаака Сирина, примечания к которым составил сам старец. На восторженные отзывы читателей он реагировал со смирением: «Вы одобряете наши издания отеческих книг, а паче в русском переводе. Но тут нашего ничего нет, а все Божиим благоволением для пользы желающих и ищущих душевной пользы совершилось». Изданные в Оптиной духовные книги рассылались по библиотекам и монастырям, преподносились в дар архиереям. «Когда-нибудь кто-нибудь прочтет ту или другую книгу, и душевная польза одного человека вознаградит все наши труды. Наше дело сеять. Бог даст, когда-нибудь будут плоды», - писал отец Макарий.
...Нескончаемый поток посетителей, постоянные духовные труды не могли не сказываться на здоровье отца Макария. Часто он возвращался в скит после общения с народом в гостинице настолько измученным, что не мог сказать ни одного слова. «Молва, молва и ежедневная молва, - с грустью писал он своим родственницам в Севск. - Когда опомнюсь? Когда избавлюсь от помрачения и войду в себя? Не знаю. Пожалейте меня и помолитесь, чтобы я избавился от обольщения и себя, и других. Только и знаю, что толкусь да молвлю, и всякий день на гостиную сколько раз схожу; и не видно исходу. Одни уезжают, а другие наезжают; а я, грешный, везде поспел. Горе, да и только! Душа гладна без пищи; читать времени мало; да и то: какое чтение в смятении? Ну, что делать? Надо потерпеть; а кто знает, когда позовут в вечность? Лета, слабость, все сближает к тому; а я нерадею». Он решительно отклонил просьбу о настоятельстве в Волховском монастыре, с которой к нему приступили в 1847-м, несколько раз просил игумена о сложении с него должности начальника скита, и 30 ноября 1853 года разрешение на это было получено. Сам старец так описывал это событие: «Нынче, после поздней обедни, мы с отцом Пафнутием (новым скитоначальником. - В. Б.) пошли к отцу архимандриту, и я получил благословение на увольнение <...> Потом в нашем храме, вкупе с собравшеюся братиею, отслужили Божией Матери с акафистом молебен и святом Иоанну Предтече, и после краткой беседы, приличной к сему, я просил у них прощения, благодарил за любовь и послушание и поручил их новому начальнику, прося, чтобы имели и к нему послушание и любовь. И теперь, благодарение Господу, чувствую некоторое успокоение». Для братии же такая перемена стала чувствительной. «Перемена сия (передача начальства над скитом), разумеется, лишь внешняя, -отмечал скитский летописец. - Но все-таки мысль, что батюшка слабеет, понемногу слагает с себя бремена, чтобы легче шествовать к своему Отечеству (Небесному), для нас тяжела, и невольно слеза катится из глаз, а сердце леденеет от мысли о разлуке с отцом и благодетелем».
С «оставлением сего, хотя малого, начальства» у отца Макария стало больше времени для чтения. Он внимательно следил по «Московским ведомостям» о ходе Крымской войны, радовался русским победам и скорбел о неудачах. «Война сатаны против Креста продолжается, -писал старец 16 октября 1854 года, - и чем кончится, одному Господу известно. Конечно, нам это наказание за грехи наши, однако с милостию и покровом Божиим. Аще не бы была Его защита и покров, что бы могли они сделать с такою сильною армадою и полчищем католицизма, протестантизма, исламизма, при таком нечаянном и неожиданном нападении?!» Узнав о падении Севастополя, старец зарыдал и долго молился на коленях перед образом Богоматери. Глубокую скорбь вызвало у него и известие о кончине императора Николая I.
К 1850-м годам относятся и многочисленные высказывания старца Макария о современной ему духовной жизни России. Многие из них звучат пугающе современно: «В Европе теперь большая часть юношества образованного не верит ничему, кроме своего ума. Папа старается всех привести в католицизм. <...> Идол нашего времени -неслыханная роскошь - заставляет всех желать и искать богатства. Железные дороги, телеграфы, купечество всемирное! Благородство осмеяно». В другом письме он замечал: «Чего-то ищут доброго и нового. Но как оного ищут? Цивилизация и прогресс! А на православную религию не обращают внимания. А на оной-то основывается все наше блаженство, и временное, и вечное. Умные, ученые, образованные люди хотят веровать по-своему, а не как учит нас Православная Церковь. Учение Церкви непогрешимо, хотя в исполнителях оного и найдутся погрешающие. Но часть не есть целое; а насмешники над погрешающими обращают язык свой на всю Церковь». И в другом письме: «Сердце обливается кровью при рассуждении вашем о нашем любезном отечестве, России, нашей матушке: куда она мчится, чего ищет, чего ожидает? Просвещение возвышается, но мнимое; оно обманывает себя в своей надежде; юное поколение питается не млеком учения святой нашей Православной Церкви, а каким-то иноземным, мутным, ядовитым заражается духом; и долго ли это продолжится? Конечно, в судьбах Промысла Божия написано то, чему должно быть, но от нас сокрыто, по неизреченной Его премудрости. А кажется, настает то время по предречению отеческому: “Спасаяй да спасет свою душу!”».
Верным помощником, а затем и преемником старца Макария был его келейник (в 1841-1846 годах), монах, иеродиакон, а затем иеросхимонах Амвросий (Гренков), один из героев этой книги. Горячую любовь и уважение к отцу Макарию великий старец Амвросий сохранил до конца жизни. Его и хоронили в рубашке отца Макария. «Мудрец был Старец, - любил говорить отец Амвросий, - я был его келейником, пользовался руководствованием его, а так во всю жизнь разгадать его и не мог».
21 декабря 1857 года, приняв перед смертью схиму, ушел из жизни митрополит Киевский и Галицкий Филарет (Амфитеатров). Глубоко любивший его старец оплакивал его кончину и тоже высказал мысль о принятии схимы, что и было сделано им в 1858-м с сохранением прежнего имени - Макарий. Здоровье его понемногу ухудшалось. «Да, уж 71-й год <...>, - писал он в ноябре 1859 года своим родственницам. - Вы скорбите о моем нездоровье, но оно изменчиво. Нельзя сказать, чтобы я лежал; но иногда бодрствую и хожу, а иногда уж и никуда не гожусь. Слава Богу о всем! Да душа-то больше тела. Тело поболит, да и тем кончится; а душевная-то болезнь простирается в вечность. Избави нас, Господи, от сей болезни и даруй исцеление!» Летом 1860 года старец предпринял последнюю свою поездку за пределы монастыря - навестил родную Калугу, показав спутникам место, где стоял дом его родителей (к тому времени он был уже продан и разобран), и поделившись воспоминаниями детства.
Время наступления смертного часа было открыто отцу Макарию заранее. В 1859-м, беседуя с больной старушкой Марией Михайловной Кавериной, он сказал ей: «Теперь ты выздоровеешь, а умрем мы вместе». Так и случилось -Мария Михайловна умерла 23 августа 1860-го, а два дня спустя началась предсмертная болезнь старца. Лекарства помогали плохо, больной жестоко страдал. 30 августа во время ранней обедни он причастился, затем игумен Антоний и шестеро иеромонахов совершили Таинство соборования. Братия подходила для прощания с любимым старцем. У всех он просил прощения, всем говорил напутственные слова, дарил образки, книги и четки. 1 сентября с ним прощались настоятель обители архимандрит Моисей и игумен Антоний, 2-го -племянницы, монахини Севского женского монастыря.
Тогда же Наталья Петровна Киреевская привезла из Москвы финифтяную икону Владимирской Божией Матери - дар митрополита Московского и Коломенского Филарета (Дроздова), который очень почитал старца и во время одного из его приездов в Москву обменялся с ним четками.
5 сентября отца Макария перенесли из келии в приемную комнату, где по его просьбе положили на полу. Здесь было свежее, кроме того, и толпившиеся под дверьми келии люди могли хотя бы одним глазком взглянуть на старца.
6 сентября его состояние еще больше ухудшилось, появилась сильная одышка. Ночью отца Макария перенесли в кресла, он прослушал каноны и акафисты Божией Матери и Иисусу Сладчайшему. Со слезами глядя на иконы, отец Макарий повторял: