Монахиня Марфо-Мариинской обители Клеопатра (Гумилевская, 1883-1933) так описала этот момент в стихах:
Я помню, как шел он в глубоком молчанье На подвиг молитвенный в келье своей, Он шел, чтобы там принести покаянье В страстях и пороках духовных детей. Хотелось, чтоб он еще раз оглянулся, Как мать, оставляя надолго дитя.
И вот перед входом он к нам обернулся, С любовью нас издали тихо крестя.
Потом он вошел в полумрак коридора, И дверь тяжело затворилась за ним. Пошел он на подвиг высокий затвора, К молитвам, и бденьям, и думам святым. А мы еще вслед ему с грустью смотрели, Хотя уж и скрылся от наших он глаз. Последним прощанье то было ужели? Ужели навеки оставил он нас?
Ужель не услышим то строгих и властных, То мягких и ласковых старца речей? Ужель не увидим глубоких и ясных, Как будто читающих в сердце очей?
Уход отца Алексия в затвор был отмечен даже светской прессой. Так, «Московские ведомости» 8 июня 1916 года напечатали заметку, где говорилось: «Глубокое впечатление производит на всех событие в Зосимовой пустыни. Старец иеромонах Алексий окончательно “ушел от мира”, затворившись навсегда в своей келии.
Что за личность отец Алексий? Мне рисуется образ незаурядного монаха. Это, несомненно, человек огромного ума, воли, знания. На монашеском съезде в Троице-Сергиевой лавре он был центром для всех, его указания и взгляды положены во главу соборных решений. К отцу Алексию съезжалось много мирян, от особ первого ранга до последнего бедняка. Влияние его было необъятно...
Невольно вспоминаешь дивные описания старцев у Достоевского в романе “Братья Карамазовы”. Похож ли благообразный и просвещенный старец Зосима на подвижника Зосимовой пустыни? И да, и нет. Герой Достоевского нес крест жизни и не разобщался с миром и его тоскующим человечеством. Отец Алексий, давно стремясь уйти от всего людского, еще в 1908 году выражал желание навсегда затвориться в келии. Душа этого строгого иеромонаха жаждала одного - покоя, молитвенного и уединенного.
Образ отца Алексия подавляет меня своей углубленной красотой. Это лев духа. Это гора благочестия.
Недосягаемый, чистый, тихий. Это не совесть ли наша, гонимая нашей злобой и животными идеалами?!
В наши дни безверия, осмеяния Православия и вообще всего духовного, что наиболее выразилось в Германии и создало не армию, а стаю культурных зверей, дивными, таинственно-привлекательными светочами являются такие русские подвижники, как навеки скрывший свое лучезарное лицо от мира иеромонах Алексий!»
С уходом в затвор старец переселился из построенной в 1906 году избушки на второй этаж братского корпуса, стоявшего с восточной стороны Святых врат. Келия вплотную примыкала к алтарю надвратного храма Всех
Святых, так что батюшка мог свободно проходить прямо в алтарь. Согласно правилам, он исповедовался каждый четверг, а причащался каждую пятницу. «Я прихода отца Германа каждый четверг ожидаю, как манны небесной, -признавался он. - Вот придет, все оберет, успокоит».
Уход в затвор благоприятно сказался на здоровье отца Алексия - сердце беспокоило его гораздо реже. «Толчком для припадков бывают не только нравственные причины, но и чисто физические, механические; неосторожно сядет, попытается сделать земной поклон - и сердце начинает биться», - писал монах Симон. Изменилась и обстановка в самой обители - резко сократилось число паломников, гостиница пустовала, в будни бывали один-два исповедника, по воскресеньям - около двадцати.
Паломники старались причащаться в пятницу в храме Всех Святых, зная, что батюшка причащается одновременно с ними в алтаре.
Осенью 1916 года в Москве был создан кружок духовных чад старца Алексия. Отец Илия Четверухин вспоминал: «Мы решили в начале каждого месяца поочередно друг у друга собираться, вместе молиться о здравии старца и его близких и потом остаток вечера проводить за чайным столом в духовных разговорах: каждый вспоминал свои беседы с батюшкой и делился впечатлениями о днях, проведенных в пустыни. Кроме того, целью наших собраний был поиск какого-нибудь полезного, доброго дела. Отец Алексий, узнав от отца Симона об этом кружке, заочно благословил его».
...Между тем Россия вступила в длинную полосу тяжких испытаний. В феврале 1917 года в результате переворота был лишен трона император Николай II, к власти пришло Временное правительство. Политическая и духовная смута в стране поначалу никак не затронула тихую Зосимову пустынь. Но на Пасхальной неделе туда приехал митрополит Макарий (Невский, 1835-1926, прославлен в лике святителей в 2000 году), только что уволенный с Московской кафедры. Это была одна из первых новаций новой власти, точнее, обер-прокурора Святейшего Синода Владимира Львова, «чистившего» епископат от «реакционного элемента»... Глубоко почитавший старца, митрополит хотел получить от него совет, как поступать во вновь сложившихся обстоятельствах. Говоря о нововведениях Временного правительства, владыка Макарий упомянул о том, что теперь преподавание Закона Божия в гимназиях будет необязательным. Это необычайно взволновало старца:
- Это такое дело, что пусть руки и ноги рубят, нельзя уступать ни на йоту!
Впрочем, он тут же смутился своего порыва и, обращаясь к присутствовавшему при разговоре игумену Герману, сказал:
- Вот вы выпустили меня из затвора, а я тут же и нагрубил.
- А если бы ты сидел в затворе, то и не знал бы, какой ты есть, - заметил отец игумен.
Впрочем, время затворничества закончилось как бы само собой - авторитет отца Алексия требовал его участия в судьбоносных событиях независимо от его желаний. 15 июня 1917 года он участвовал в предсоборном монашеском съезде монастырей Московской епархии, на котором старец был избран членом Всероссийского Церковного Совета. Неделей спустя произошло важное событие - на съезде духовенства и мирян епархии новым архиепископом (с 13 августа - митрополитом) Московским и Коломенским был избран Тихон (Беллавин, 1865-1925, прославлен в лике святителей в 1989 году). Одновременно шла подготовка к проведению Всероссийского Поместного Собора - первого начиная с XVII столетия. Идея созыва Собора вынашивалась с 1900-х годов; в 1906 году действовало Предсоборное присутствие, с 1912-го - Предсоборное совещание. «Давно уже в умах православных русских людей жила мысль о необходимости созыва Всероссийского Поместного Собора для коренных изменений в порядке управления Российской Православной Церкви и вообще для устроения нашей церковной жизни на незыблемых началах, данных Божественным Основателем и Главою Церкви в Священном Писании и в правилах св. Апостолов, св. Вселенских и Поместных Соборов и св. Отец, - говорилось в обращении Святейшего Синода 29 апреля 1917 года. - Происшедший у нас государственный переворот, в корне изменивший нашу общественную и государственную жизнь, обеспечил и Церкви возможность и право свободного устроения. Заветная мечта русских православных людей (речь шла о восстановлении Патриаршества. - В. Б.) теперь стала осуществимой, и созыв Поместного Собора в возможно ближайшее время сделался настоятельно необходимым». И одним из главных участников исторического Собора предстояло стать отцу Алексию (Соловьеву)...
14 августа 1917 года старца торжественно встречали на Ярославском вокзале Москвы. Е. Л. Четверухина вспоминала: «Не могу передать того чувства счастья, когда мы увидали, что из вагона вышел наш родной батюшка в сопровождении отца Макария и небольшого числа его духовных детей. Старца ожидал на вокзале и его родной сын, инженер Михаил Федорович Соловьев, с которым нас батюшка и познакомил. Батюшка был веселый и бодрый, рад был видеть и нас, и наших детей». Когда он увидел, что для него подан легковой автомобиль, он очень смутился:
- Как же это я в клобуке и сяду в автомобиль - можно ли это?..
Но его убедили, что можно. Гостя отвезли в митрополичьи покои Чудова монастыря, где наместником был духовный сын батюшки, архимандрит Серафим (Звездинский). А назавтра, 15 августа, в день Успения Пресвятой Богородицы, торжественно открылся Всероссийский Поместный Собор.
В главном храме России, Успенском соборе Московского Кремля, собрались 576 участников Собора. Когда после оглашения грамоты о начале работы Собора в древнем храме зазвучал Символ веры, всем - и отцу Алексию -показалось, что общим единением удастся преодолеть духовную смуту, завладевшую народом и страной, направить их на путь истинный. Те же чувства охватили всех, когда на Красной площади начался всенародный молебен с участием крестных ходов из двухсот пятидесяти московских монастырей и храмов.
Заседания Собора проходили в Московском епархиальном доме в Лиховом переулке (ныне - Лихов переулок, 6, главное здание Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета). На заседания отец Алексий ездил в одном экипаже то с митрополитом Тифлисским и Бакинским Платоном (Рождественским, 1866-1934), то с архиепископом Гродненским и Брестским Михаилом (Ермаковым, 1862-1929) - или же просто в трамвае. Председательствовал митрополит Московский и Коломенский Тихон. В семь утра служили литургию в храме Московской духовной семинарии, а в 10.15 во Владимирском храме Епархиального дома начинались заседания. Отца Алексия усаживали на почетное место, рядом с митрополитами. И начиналась работа, в ходе которой предстояло решить множество важнейших вопросов церковной жизни. К сожалению, до главного -вопроса о восстановлении Патриаршества - дело дошло далеко не сразу, только 12 сентября. Много времени у заседавших отнимала болезнь, свойственная тому времени, - склонность к бесконечным цветистым речам, суть которых при желании можно было изложить за минуту.
После того как в октябре 1917-го власть в Петрограде захватили большевики, произошел государственный переворот и в Москве. Однако, в отличие от столицы, там он обернулся затяжными боями между большевизированными частями московского гарнизона и отрядами офицеров и юнкеров. Первые выстрелы прозвучали 27 октября. Утром этого дня отец Алексий как раз собирался ехать на заседание. Его келейник отец Макарий предупредил: в