городе неспокойно, слышна стрельба... Но на это отец Алексий твердо ответил:
- Я не могу не ехать, это мой долг. Я только тогда смогу не быть на заседании, когда не будет никакой возможности пройти.
На середине Сенатской площади Кремля старца остановил молодой офицер:
- Батюшка, куда вы идете? Слышите, кругом стреляют?
- Я член Собора и должен быть сегодня на заседании.
- Да вы не доедете до Собора, по всей Москве сейчас стрельба идет.
- Я вам говорю - мой долг быть на заседании Собора, и я останусь только если вы сможете меня уверить, что нет никакой возможности мне дойти до Лихова переулка.
- Я вас уверяю, батюшка, что вы до Лихова переулка не дойдете.
Пришлось вернуться в Чудов монастырь.
29 октября артиллерия большевиков, размещенная на Воробьевых горах и Швивой Горке, начала варварский обстрел Кремля. Сам отец Алексий так вспоминал эти тяжелые дни:
«Непрестанно слышна была перестрелка, гул орудий, шум от разрывающихся снарядов, разрушающихся зданий, разбивающихся стекол. Даже в мою келью влетел в окно снаряд, пока я читал утреннее правило, но, слава Богу, не убил меня, хотя пролетел совсем близко. Вот как близко я был от смерти. Я весь предался в волю Божию, да творит Он со мною, что Ему угодно, как хочет и как знает. Владыка Арсений (архиепископ Новгородский и Старорусский Арсений (Стадницкий, 1862-1936). - В. Б.) благословил сам всех говеть, и когда мы приобщились Святых Христовых Таин, во время литургии, снаряд с силой ударился в окно храма, того верхнего храма, где покоились мощи святителя Алексия, стекла посыпались на пол, и вся церковь задрожала. После литургии мы с пением тропаря святителю торжественно перенесли мощи угодника Божия в пещерный храм. Пока мы шли через двор, приходилось нагибаться, потому что кругом свистели снаряды. Святые мощи были положены на престоле в главном храме, и когда начали служить молебен, оказалось, что молитву святителю забыли в соборе, а идти туда было уже не безопасно, потому что стрельба с каждым часом усиливалась. Тогда служивший молебен епископ Владимир (речь идет либо о епископе Екатеринбургском и Ирбитском Владимире (Соколовском-Автономове), либо о епископе Белостокском Владимире (Тихоницком). - В. Б.) как бы по вдохновению начал вдруг сам говорить молитву святителю Алексию, и действительно, вдохновенна была та молитва. Он говорил просто, как будто самому угоднику Божию, а мы чувствовали, что угодник Божий невидимо стоит с нами и готов нас защитить и спасти. После, когда хотели записать эту молитву, владыка не мог ее повторить.
И вот целую неделю скрывались мы в подземелье, как в катакомбах, и как-то близко чувствовали Бога. В Нем одном искали мы поддержку и покой, ведь все это Господь посылает нам, чтобы приблизить нас к Себе, и в жизни каждого человека, предающего себя всецело в волю Божию, видится и чувствуется удивительное Божие водительство, как будто крепкая рука ведет тебя и направляет и поддерживает в трудные минуты жизни. В эти страшные дни мы неустанно пели тропарь Казанской иконе Божией Матери “Заступница усердная”. Это особенно теплая молитва к Божией Матери, и если петь ее в час смертный, то Матерь Божия облегчит душе поющего этого тропарь страшный час разлуки души с телом».
Тем не менее даже во время этой тяжелейшей недели Собор не прекращал работу. 28 октября, под аккомпанемент стрельбы, в Московском епархиальном доме соборяне приняли главное решение - Патриаршеству в России быть. 30 октября, обсудив разные способы избрания, постановили рассматривать кандидатуры и архиереев, и священников, и мирян. 31 октября из первоначальных двадцати трех кандидатов было выбрано три - архиепископ Харьковский и Ахтырский Антоний (Храповицкий), имевший репутацию «самого умного» (набрал 159 голосов), архиепископ Новгородский и Старорусский Арсений (Стадницкий) - «самый строгий» (148 голосов) - и митрополит Московский и Коломенский Тихон (Беллавин) - «самый добрый» (125 голосов). Выбирать должны были архиереи, но они отказались от этого права, отдав все в волю Господа.
3 ноября бойня в Москве прекратилась. Верх одержали большевики. Когда отец Алексий и другие «катакомбники», переждавшие обстрел в подвалах Чудова монастыря, вышли наружу, из их груди невольно вырвался стон боли. В стенах монастыря, куполе Успенского собора, стенах собора Двенадцати апостолов зияли крупные пробоины. Беклемишевская башня лишилась шатра... На кучах песка валялись выброшенные из Патриаршей ризницы древние поручи и митры. Соборяне со слезами рассматривали следы пуль на лике Казанской Божией Матери на Троицких воротах, на лике святителя Николая Чудотворца на Никольской башне. Происходящее казалось кошмарным сном. Но это была реальность. Словно в страшном зеркале было показано им будущее России на долгие годы.
С 4 ноября вход в Кремль обычным людям был закрыт, ворота, ведущие в крепость, отныне охранялись большевистскими караулами. Поэтому выборы Патриарха, в нарушение многовековой традиции, было решено проводить не в Успенском соборе, а в храме Христа Спасителя. С большим трудом удалось получить разрешение забрать на один день из Успенского собора икону Владимирской Божией Матери, и то ее разрешили переносить без крестного хода, в закрытом виде.
В сумрачный воскресный день 5 ноября храм Христа Спасителя был полон народа. Около двенадцати тысяч человек присутствовали на событии, которое, как все понимали, войдет в историю не только Церкви, но и всей страны. Казалось, здесь собралась вся православная Москва, не было только трех кандидатов на Патриаршество. Старейший иерарх, митрополит Киевский и Галицкий Владимир (Богоявленский, 1848-1918) написал на трех кусочках пергамента имена кандидатов, свернул каждый в трубочку, положил их в ковчежец и запечатал печатью. Ковчежец установили на специальном тетраподе (столе) слева от Царских врат. Началась литургия... Во время чтения Апостола в храм внесли Владимирскую икону Божией Матери и установили ее рядом с ковчежцем. А после окончания литургии затаившие дыхание люди увидели, как из алтаря показался старый седобородый монах. Встав перед иконой, он углубился в молитву, иногда сотворяя земные поклоны.
- Старец Алексий. - прошелестело в толпе. - Старец Алексий.
Начался торжественный молебен, в котором молящиеся просили даровать Церкви мудрого предстоятеля. Архиепископ Волынский и Житомирский Евлогий (Георгиевский, 1868-1946) вспоминал тот момент:
«Все с трепетом ждали, кого Господь назовет. По окончании молебна митрополит Владимир подошел к аналою, взял ларец, благословил им народ, разорвал шнур, которым ларец был перевязан, и снял печати. Старец Алексий трижды перекрестился и, не глядя, вынул из ларца записку. Митрополит Владимир внятно прочел: “Тихон, митрополит Московский”. Словно электрическая искра пробежала по молящимся. Раздался возглас митрополита: “Аксиос!”, который потонул в единодушном “Аксиос!.. Аксиос!..” духовенства и народа. Хор вместе с молящимися запел: “Тебе, Бога, хвалим.” Ликование охватило всех. У многих на глазах были слезы. Чувствовалось, что избрание патриарха для всех радость обретения в дни русской смуты заступника, предстоятеля и молитвенника за русский народ».
Владыка Тихон находился в тот момент на Самотеке, в храме Троицкого подворья. Когда туда прибыла делегация соборян, чтобы известить его об избрании, Патриарх сказал: «Отныне на меня возлагается попечение о всех церквах Российских и предстоит умирание за них во все дни». Эта фраза стала пророческой.
Интронизация Святейшего Патриарха Московского и всея России (именно так звучал тогда титул) Тихона прошла 21 ноября, в день Введения во Храм Пресвятой Богородицы. На ней присутствовал и отец Алексий. На один день власти открыли ворота в Кремль, но людей, пришедших на церемонию, не могли вместить ни Кремль, ни Красная площадь - они толпились на Никольской, Ильинке, Варварке, Воскресенской площади, улицах и переулках Зарядья... Зрелище потрясало своей величественностью. И одновременно больно, невыносимо больно было видеть пробитую снарядом стену родного Успенского собора, распятие, у которого осколками оторваны руки.
После захвата Кремля большевиками оставаться там участникам Собора стало невозможно, и еще 10 ноября старец перебрался домой к сыну - в двухэтажный деревянный дом, стоявший в Докучаевом переулке (он был снесен в 1974 году, стоял на месте 16-этажного жилого дома по Докучаеву переулку, 15). Там он прожил до Рождества. Праздник отец Алексий провел в Зосимовой пустыни, а затем снова участвовал в работе Поместного Собора вплоть до Пасхи.
Конец 1917-го - начало 1918 года ознаменовались целым рядом декретов новой власти, четко обозначавших ее отношение к Церкви. В Советской России она лишалась земельных владений (26 октября), контроля над школами (11 декабря), процессами брака, развода, регистрации деторождения (16 и 18 декабря). А 31 декабря газеты опубликовали проект декрета об отделении Церкви от государства. Согласно ему, Церковь лишалась вообще всех прав и всего имущества.
В ответ 19 января 1918-го появилось послание Патриарха. В нем говорилось:
«Тяжкое время переживает ныне святая православная Церковь Христова в Русской земле: гонение воздвигли на истину Христову явные и тайные враги сей истины, и стремятся к тому, чтобы погубить дело Христово и вместо любви христианской всюду сеять семена злобы, ненависти и братоубийственной брани.
Забыты и попраны заповеди Христовы о любви к ближним: ежедневно доходят до нас известия об ужасных и зверских избиениях ни в чем неповинных и даже на одре болезни лежащих людей, виновных только разве в том, что честно исполняли свой долг перед родиной, что все силы свои полагали на служение благу народному. И все это совершается не только под покровом ночной темноты, но и вьявь при дневном свете, с неслыханною доселе дерзостию и беспощадной жестокостию, без всякого суда и с попранием всякого права и законности, - совершается в наши дни во всех почти городах и весях нашей отчизны: и в столицах, и на отдаленных окраинах (в Петрограде, Москве, Иркутске, Севастополе и пр.).