На вопрос, нужно ли поминать советскую власть во время богослужения, батюшка ответил:
- Не нахожу никакого греха в молитве за властей. Давно нужно было молиться за них и усугубить свои молитвы. Только благодать молитвы может разрушить ту стену вражды и ненависти, которая встала между Церковью и советской властью. Молитесь - может быть, благодать молитвы пробьет эту стену.
Скромный домик на Пионерской улице для духовных чад батюшки в эти годы продолжал быть тем же, чем была раньше его Зосимовская келия. Уже тяжело дыша, еле поднимая руку для благословения, он продолжал утешать приходящих к нему. Елена Мажарова так описывала посещение отца Алексия в августе 1925 года:
«Сильно, сильно забилось у меня сердце в груди, когда я переступила порог знакомой маленькой комнатки. Передо мною предстала картина: на кроватке полулежал старец, весь какой-то праздничный и в новом подряснике, со светлым растроганным лицом <...> Никогда, никогда не забуду я того порыва радости, с которым обнял меня старец и прижал к своему сердцу. Это была радость родного отца, истинная ласка родительская. Трогательно, нежным взглядом смотрел батюшка на меня, поднимал мое лицо, старался заглянуть в мои глаза».
С осени 1927 года отец Алексий ежедневно причащался Святых Таин. Его духовник, отец Владимир (Терентьев), вспоминал, что старец просил его:
- Молитесь, чтобы Господь поскорее послал мне смерть, ты видишь, что я всем надоел.
- Будем молиться, когда вы будете нам в тягость, - в тон отвечал отец Владимир, - а пока еще нет.
Духовная дочь старца А. Г. Лепель так описывала свое посещение отца Алексия 1 сентября 1928 года:
«Старец был уже очень слаб, дрожащей рукой он благословил и очень слабым голосом произнес: “Бог благословит”. Затем он приложился к просфоре, которую прислал ему мой духовный отец. Просил его за нее поблагодарить, а также и за молитвы о нем, тяжело болящем. Благословил храм, в котором духовный отец служит, и всех его духовных чад. И все это он делал с такой любовью. Затем старец долго, пристально на меня посмотрел - я долго буду помнить этот его взгляд. Взор его уже был далек-далек - в том мире. Но сколько было в нем любви и материнской ласки!»
Во вторник 19 сентября 1928 года отец Алексий причастился, причем сам еле слышно прочел молитву перед причастием, и с радостной улыбкой смотрел то на келейника, то на духовника, как будто прощаясь с ними. Потом спросил:
- Отец Владимир, ты совсем от нас уходишь?
- Нет, - отозвался отец Владимир.
«После отец Алексий стал слабеть и тяжело дышать, -вспоминал отец Владимир. - Дали ему молочка. Он выпил одну ложку. После этого стал легче дышать и тихо скончался. Было 4 часа 20 минут пополудни».
Торжественных похорон устраивать не планировали, этого не хотел сам отец Алексий. Но «народный телеграф» сработал быстро. Отец Владимир вспоминал: «Мы хотели похоронить отца Алексия на третий день, 21 сентября, но духовное начальство отложило до четвертого дня. Народ так любил старца Алексия, что день и ночь толпами стоял у гроба, даже дети приходили, хватали его руки и целовали их. Старец лежал как живой, никакого смертного запаха не было слышно от него. Никому не хотелось расставаться со старцем. <...> Не было тут неутешного плача, как на мирских погребениях, все чувствовали, что это праздник. Каждому хотелось понести гроб старца; когда несли его в церковь, к тему теснились все, начиная с епископов. “Прости нас, отец наш, - говорили ему, - мы любили тебя, но и ты нас любил! Мы не считаем тебя мертвым, ты перед смертью многим говорил: ‘‘Когда вам будет тяжело, приходите ко мне на могилку’, показывал тем, что и после смерти любовь имеет большую силу. Отец наш, мы знаем, что ты жив”».
Похороны старца превратились в настоящее православное торжество. В отпевании участвовали пятеро архиереев, три архимандрита, три игумена, восемь протоиереев, один иеросхимонах, четверо иеромонахов, четверо священников, пятеро иеродиаконов и два диакона. Епископ Егорьевский Павел (Гальковский, 1864-1937) зачитал завещание старца, написанное им в 1921 году. Хоронили старца на Кокуевском кладбище, в двух верстах от Сергиева Посада. По пути на кладбище начался дождь, перешедший в ливень, но, несмотря на это, свечи, горевшие по краям гроба старца, не гасли. Из-за дождя могила была наполовину наполнена водой... Когда ее засыпали, присутствующие сотворили двенадцать поклонов с молитвой: «Упокой, Господи, душу усопшего раба Твоего новопреставленного старца иеросхимонаха Алексия».
Несмотря на то, что в 1930-х годах открытое почитание старца Алексия было невозможно, на его могиле всегда можно было увидеть живые цветы и паломников. Сохранился красноречивый документ, датированный 8 февраля 1936 года: «Марченко, Полетаев, Крестников и Кондратьев в к[онтр]/р[еволюционных] целях прославляли могилу “старца Алексея” [Соловьева], похороненного на Кукуевском кладбище, распускали провокационные слухи о якобы имевшихся случаях исцеления на его могиле, организовывали паломничество верующих на могилу, по пути обрабатывая их в а[нти]/с[оветском] духе». Упомянутый в обвинительном заключении Марченко - это игумен Максимилиан (1871-1938), Полетаев - архимандрит Маврикий (1880-1937), Кондратьев - староста Кокуевского храма Василий Кондратьев (1887-1937), Крестников -послушник Троице-Сергиевой лавры Сергий Крестников (1893-1938). Кстати, Крестникову предъявили расширенное обвинение - в том, что он «организовывал служение панихид для паломников-почитателей старца, читал и распространял контрреволюционную антисемитскую литературу». За «прославление могилы» отец Максимилиан был приговорен к трем годам ссылки в Казахстан, там получил еще 10 лет заключения и умер в лагере; отец Маврикий получил три года лагерей, а позднее был расстрелян вместе с Василием Кондратьевым за «создании в КарЛАГе НКВД к/р группы, которая под руководством Полетаева проводила богослужения и тем распространяла к/р и религиозные настроения среди лагерников». Расстреляли и Сергия Крестникова. Все они были причислены к лику святых...
В ноябре 1953 года гроб с телом старца Алексия был перенесен на Северное (Старое) кладбище Сергиева Посада. Это было связано с закрытием Кокуевского погоста. 25 июля 1994 года, вскоре после возрождения Зосимовой пустыни, мощи старца были перемещены в собор, где покоятся и сейчас. На Юбилейном Архиерейском Соборе 2000 года иеросхимонах Алексий (Соловьев) был причислен к лику святых для общецерковного почитания. Память преподобного Алексия Зосимовского совершается в Соборе Московских святых и в день праведной кончины (2 октября нового стиля).
Еще при жизни старца его ученик отец Илия Четверухин начал сбор материалов для жизнеописания отца Алексия. Начиная с 1995 года эта книга неоднократно переиздавалась.
В истории русского старчества преподобному Алексию Зосимовскому отведена особенная роль. Именно он в начале ХХ века воспринимался как главный моральный авторитет Русской Церкви, чему свидетельством -приглашение его к участию в Поместном Соборе 1917 года. Именно он явил волю Божию, определив, кто именно станет первым после длительного перерыва Патриархом. А созданные старцем Алексием молитвы (в минуту особого умиления, в предчувствии кончины, человека, ищущего покоя в Боге, и другие), записанные его духовными чадами наставления и изречения составляют бесценное духовное наследие. «Неоскудный источник благодати» - так назван старец Алексий в посвященном ему кондаке, и в этих словах нет ни капли преувеличения.
Наставления преподобного Алексия Зосимовского
Надо считать себя хуже всех и на обиду говорить: «Простите меня, Христа ради». Тогда и обиду не почувствуешь, и обижать никто не станет. А то тебе -слово, а ты - десять. Полезем в трубу, вымажемся сажей, да и удивляемся, откуда это?
Не ропщи, детонька, не надо, если бы Господь забыл, тебя, или не был. к тебе милостив, то жива-то не была бы; только ты не видишь Его милостей, потому что хочешь своего и молишься о своем, а Господь знает, что тебе лучше и полезнее. Молись всегда, конечно, об избавлении тебя от скорбей и от грехов твоих, но под конец молитвы всегда добавляй, говори Господу: “Обаче, Господи, да будет воля Твоя”.
Все помыслы отгоняй молитвой Иисусовой, а когда они очень уж будут докучать тебе, то ты, незаметно для других, плюнь на них и на диавола тебя смущающего. Ведь вот, когда при крещении христианин сочетается со Христом, он и на диавола и на дела его и дует, и плюет - так и ты делай!
Унывать не надо, а как увидишь, что согрешила, тотчас же, где бы ты ни была, кайся в душе перед Господом, а вечером - особо. Так поступай всегда и чаще исповедуйся. На это ведь нам дано покаяние - очищение наше. А уныние - дело бесовское. Нельзя отчаиваться: пал -восстани, постарайся исправиться. Крепко надейся на милость Божию и на Его искупительную жертву.
Никогда не давай никаких обещаний. Как дашь, то тотчас враг и начнет мешать. Например, относительно употребления мяса. Не давай обета, а так - хоть всю жизнь не ешь.
Преподобный Нектарий Оптинский (Тихонов, 1853—1928): «Какой я старец, я нищий...»
В середине XIX столетия небольшой город Елец, расположенный в Орловской губернии, на всю Россию славился как город купеческий - на двадцать три с лишним тысячи населения в нем жило почти три тысячи купцов. Торговали хлебом и смеленной тут же, в Ельце, мукой, медом, солью, металлическими изделиями. Знаменит был город и своими святыми местами - в нем были два монастыря, мужской Троицкий и женский Знаменский, и тридцать один храм. В следующем столетии многие из них были безжалостно уничтожены, причем некоторые - уже в мирное время, в конце 1960-х годов.
Из какой семьи родом был герой этого очерка, мы в точности не знаем. Но понятно, что Василий и Елена Тихоновы были людьми неимущими, возможно -обедневшими мещанами или переселившимися в город крестьянами (в одном из рассказов о детстве отец Нектарий упоминал «нашу деревню»). Василий трудился на городской мельнице, Елена занималась поденной работой - стирала в чужих домах, шила на заказ. В 1853-м у Тихоновых родился сын Николай, а через семь лет глава семьи скончался. Впоследствии старец Нектарий так вспоминал свое детство: «Двое нас было на белом свете, да ещё кот жил с нами. Мы низкого были звания и притом бедные. Кому нужны такие?» Из-за крайней бедности мальчику даже учиться пришлось не в городской, а в сельской школе, где он выучился чтению, письму, Закону Божию. Тихий и кроткий характером, он был умен, любознателен, хотя и мог иногда пошалить.