– Вы подумали, что я умру, но нет, мне назначено жить еще восемнадцать месяцев!
Вскоре после этого случая он по благословению настоятеля выстроил себе в лесу отдельную келию и ушел в затвор. Из вещей в келии были лишь табурет и икона, перед которой горела лампада. Еду и воду ему приносил послушник, оставляя посуду под дверьми. Наклонившись к маленькому оконцу келии, выходившему на восток, он слышал непрестанные слова молитвы:
– Господи, помилуй, прости, не покинь… Милосердный Господи, Владычице моя, спасите меня грешного!
Или молитву Святого Иоанникия:
– Упование мое – Отец, прибежище мое – Сын, покров мой – Дух Святый. Троица Святая, слава Тебе!
Братия не раз приходила к отшельнику за назиданием, но отец Василий лишь со слезами отвечал им через оконце:
– Простите меня, отцы и братия! Настало время моему молчанию, конец мой приближается и смерть при дверях.
Но так продолжалось недолго. Получив подкрепление от Господа, почувствовав себя лучше, старец всё же открыл двери своей келии для всех желающих. Он давал духовные наставления, благословлял, разве что отказывался быть восприемником при постриге.
В июне 1830 года его посетила целая делегация сестер Борисовской Тихвинской пустыни, посланная игуменией Венедиктой с тем, чтобы пригласить старца некоторое время пожить в их обители. Сначала отец Василий отказывался, но затем все же отправился в путь с учеником отцом Арсением. Сестры встретили старца с большим почетом, проводили в отведенную ему отдельную келию. Недолгое его пребывание в Борисовской обители ознаменовалось многими чудесными исцелениями монахинь – так, у сестры Ангелины он излечил ногу, а певчую Матрону, бывшую при смерти, совершенно исцелил от болезни.
Наставления отца Василия, обращенные к сестрам Борисовской Тихвинской пустыни, были не только устными. В 2015 году был впервые опубликован корпус писем старца, адресованных его ученицам, – бесценный памятник русской духовной литературы начала XIX века. «Письма о подвижничестве инокинь» позволяют судить об отце Василии (Кишкине) как об одном из выдающихся русских церковных писателей – они написаны энергичным, образным языком, в полной мере отражающим духовную суть старца. Таково, например, письмо «О терпении и послушании»: «Богом вас прошу, терпите великодушно. Что вы разве с голоду умираете, что займитесь послушанием, какое бы они ни было, но просит начальница, все послушание вменится; потому оно, послушание, увеличено паче поста и молитвы; ибо против воли вашей делается. И кто без роптания с благодарностию делает, тому исповеднической венец плетется, потому что он нудится, против своей воли перелом делает во уме своем и делается самовольным мучеником».
Письма бесценны и тем, что донесли до нас простой, разговорный стиль речи старца, позволили нам как бы услышать его живой голос. Завершая свои наставления в одном из писем, он заключал: «Вам пошлифовать годится про черной день, с сего не слиняли, добре, что вы отзываетесь, это я сродни, правда, а не ложь, вы есте род Божий, подобие Его, не сих. Старайтесь и читайте со смирением книжки; еще вам со временем доставлю Скитский патерик, очень много там повестей достопамятных, прошу вас Богом как можно насилуйте себя умственно иметь веру к игумении. А без сего вы живые мертвецы; и ежели не услышу, что вы вконец с нею от всего сердца не смиритесь, вечно с вами не могу время разделить». Почти каждое письмо он заканчивал словами «Жаждущий Вашего спасения» или «Вашего спасения желатель»…
Проводы отца Василия назад в Площанскую превратились в настоящую народную демонстрацию. Толпа людей вместе с инокинями с пением псалмов провожала старца несколько верст. На прощанье он обратился к сестрам с назидательным словом:
– Заповедую вам: не ослабевайте в подвигах поста и молитвы, не щадите естества тленного и неленостно трудитеся в духовных подвигах самоотвержения, дабы получить воздаяние вечное. И вас всех прошу молиться о душе моей и поминать, когда преставлюсь в вечность. Поручаю вас Тихвинской Божией Матери, она ваша Мать и игумения, а вы ее дети, к Ней и прибегайте.
По возвращении в Площанскую он вернулся к прежнему образу жизни – поселился в отдельной келии и принимал в ней народ. Заметно было, что силы старца ослабевают. Но он по-прежнему неопустительно участвовал во всех богослужениях, не считая келейного молитвенного правила. Когда братия просила его поберечь себя и реже приходить в храм, он отвечал:
– В сие последнее время более подобает мне бодрствовать и пользоваться общей молитвой. Вскоре рукотворенного храма я не увижу и пения стихов не услышу. Время мое приближается к концу. Нужно со всеми примириться и у всех испросить прощения и молитв.
Шел 1831 год, шестая неделя Великого поста. В среду отец Василий исповедался у своего духовника, иеромонаха Макария (Иванова), причастился, затем навестил в гостинице паломников и удалился в келию – работать над деревянной посудой, которую собирался наполнить гостинцами для паломников. Но сил доделать эту работу у него уже не было. Воздев руки к небу, он поблагодарил Господа за все благодеяния, повторяя: «Тысяща лет пред очима Твоими, Господи, яко день вчерашний…», а затем попросил постелить ему, как это было принято на Афоне, войлок, и, сказав «Отсюда не узрите Василия, ходящего на ногах»», лег на него. Старец не переставая молился и просил учеников читать вслух избранные им псалмы. Когда силы его оставляли, он понуждал себя к рукоделию.
В день Святого Христова Воскресения, 19 апреля 1831 года, старец причастился, и присутствующие заметили, что на лице его отразилось сияние. Всю Светлую седмицу к нему нескончаемой чередой шла братия, заранее прощаясь с умирающим. За два дня до кончины отец Василий явился во сне своему духовнику Макарию, который по служебной надобности находился в Севске, и сказал: «Если ты не успеешь приехать в свою обитель, то в живых меня не застанешь, я со всей братией простился, тебя ожидаю». Макарий поспешил из Севска в Площанскую, и два великих старца успели попрощаться.
В понедельник Фоминой недели, 27 апреля, находившийся в келии отца Василия ученик увидел, что старец бодр и весел. Обрадовавшись, ученик воскликнул:
- Радуюсь, отче, что ты здоров!
- Теперь я более болеть не буду! - отозвался старец, попросил зажечь перед иконами свечи и позвать настоятеля и братию. Ученик, поняв значение фразы, залился слезами. Вскоре келия наполнилась насельниками обители во главе с настоятелем Маркеллином.
Перед смертью отец Василий попросил усердно молиться о нем. Два раза коротко вздохнул и затих. Было ему 85 лет... Погребли старца между Никольским и Казанским алтарями соборного храма пустыни, рядом с его учеником Серафимом (Веденисовым). На могиле его воздвигли надгробие из кирпича, а на чугунной плите разместили следующую эпитафию:
Иеромонах Василий, из роду Кишкиных, скончался 1831 года 27 апреля на 86-м году от рождения.
Не был богат,
Но был убогим,
Не был Царем,
Но во сто крат
Владеешь многим.
Хвала достойным таким,
Как ты, прожил в пустыни Ты был родной и будь моим Ходатай свыше милостыни.
Память об отце Василии бережно сохранялась в Площанской пустыни, а со временем он стал местночтимым старцем. В народе его называли «Василием Великим» и говорили, что особенно он помогает больным детям. Особенно широкий размах почитание приняло в начале ХХ века. Люди брали песок с могилы старца, так что монастырское начальство вскоре установило на могиле новое надгробие - зацементированную купель с тремя окошками для выемки песка.
Среди прочих сохранилось такое свидетельство помощи старца:
«Это было в 1913 году. Моя родная бабка Агафья Ефимовна Кириленкова осталась вдовой с ранних лет своего замужества. Было у нее трое детей малых. Младший сын Ваня пяти лет играл на улице, и на него напала большая дворовая собака. После этого мальчик сильно заболел, перестал есть и пить, с каждым днем ему становилось все хуже и хуже. Он совсем высох до костей и стал ходить на четвереньках, как собачонок, перестал узнавать свою мать, называл ее другим именем и только признавал свою сестру Дуняшу. Агафья все время плакала и просила Бога, чтобы Господь исцелил ее сына. Она была неграмотная, но набожная женщина и без молитвы не ступала за порог своего дома, не начинала какую-либо работу. В одну из летних ночей сидела Агафья у открытого окна своего дома, а ночь была звездная, видная. Молясь и плача, она просила помощи у Господа своему больному сыну. И вот, видит она, подходит к окну высокая красивая девушка с длинной косой и говорит: “Не плачь, раба Божия. Сынок твой выздоровеет, свози его в Площанскую пустынь и послужи молебен Василию Великому”. Не дождавшись рассвета, Агафья пошла к брату своему Стефану и попросила лошадь и сразу же повезла больного сына в Площанскую пустынь. В обители вдова рассказала обо всем. После службы вышла монастырская братия к могилке Василия Кишкина. Мальчика положили на могилку и стали молиться. После окончания молитвы этот мальчик поднял голову и назвал свою родительницу “мамой” и попросил есть. Агафья дала своему сыну хлеба и молока, и он немножко съел. По молитвам святого старца Василия стал этот мальчик выздоравливать».
В 1917 году Площанская пустынь была закрыта, два года спустя на ее территории заработали хозяйственная коммуна «Пчела» и детская колония. Местные активисты неоднократно «сигналили» в Севский уездный исполком с требованиями прекратить «хождения верующих» к мощам старца. Окончательно монастырь ликвидировали в 1921-м, но почитание могилы старца Василия продолжалось - как отмечалось в докладной записке брянской милиции, в праздничные дни к надгробию приходило до пяти тысяч человек в день. Видимо, эта ситуация наконец серьезно обеспокоила местные власти, и было принято решение разорить могилу. 16 ноября 1924 года губернская комиссия (в ее состав вошли представители детгородка, коммуны «Пчела», техникума, Локотского совхоза, близлежащих деревень, губернского суда и музея, 12 курсантов Красной армии, работник уездного исполкома, три врача, фотограф и три священнослужителя) начала поиски на территории обители. Вскоре обнаружили три человеческих скелета. Кому они принадлежали, установить не удалось, но комиссия решила, что останки отца Василия найдены, и постановила разместить их в Брянском антирелигиозном музее.