Если Христос не воскрес, то и проповедь наша тщетна, тщетна и вера ваша (1 Кор. 15: 14).
Смотрите, чтобы кто кому не воздавал злом за зло; но всегда ищите добра и друг другу и всем. Всегда радуйтесь. Непрестанно молитесь. За все благодарите: ибо такова о вас воля Божия во Христе Иисусе. Духа не угашайте (1 Фес. 5: 15–19).
Не о себе только каждый заботься, но каждый и о других (Фил. 2: 4).
Смотрите, поступайте осторожно, не как неразумные, но как мудрые, дорожа временем, потому что дни лукавы (Еф. 5: 15–16).
Не случайно апологеты – защитники христианства – впоследствии будут так много говорить о нравственном преображении людей, принимающих Христа. В глазах окружающих эти изменения к лучшему были настолько заметными и впечатляющими, что просто не могли произойти без помощи свыше.
«Мы прежде находили удовольствие в любодеянии, ныне любим одно целомудрие, прежде пользовались хитростями магии, а ныне предаем себя благому и нерожденному Богу; прежде мы более всего заботились о снискании богатства и имения, ныне и то, что имеем, вносим в общество и делимся со всяким нуждающимся; прежде друг друга ненавидели и убивали, и не хотели пользоваться одним очагом с иноплеменниками, по разности обычаев, – ныне, по явлении Христовом, живем вместе и молимся за врагов наших.» – написал об этом через сто лет Иустин Философ (Апология 1. Гл. 14).
Блаженный Августин, живший в V веке, рассказывал, что именно слова из послания апостола Павла помогли ему избавиться от последних колебаний на таком его непростом, извилистом пути ко Христу.
«Я схватил их [апостольские послания], – писал он в своей «Исповеди», – открыл и в молчании прочел главу, первую попавшуюся мне на глаза: Не предавайтесь ни пированиям и пьянству, ни сладострастию и распутству, ни ссорам и зависти; но облекитесь в Господа нашего Иисуса Христа, и попечения о плоти не превращайте в похоти (Рим. 13: 13–14). Я не захотел читать дальше, да и не нужно было: после этого текста сердце мое залили свет и покой, исчез мрак моих сомнений».
В Филиппах апостол Павел сотворил чудо изгнания злого духа. Направляясь к реке на место собраний, миссионеры всякий раз встречали молодую рабыню, которую в городе считали пифией, умеющей предсказывать будущее. Рабыня по пятам преследовала проповедников, не давая им прохода, и громко кричала: Эти люди – рабы Бога Всевышнего, которые возвещают нам путь спасения (Деян. 16: 17). Так продолжалось много дней. Наконец Павел изгнал из нее злого духа, после чего девушка успокоилась.
Но это сильно не понравилось хозяевам рабыни, которые привыкли зарабатывать на ее предсказаниях. Они затеяли судебную тяжбу, заявив, что явившиеся в город проповедники лишили их дохода.
Апостолов Павла и Силу схватили, потащив на агору – рыночную площадь. Жалобщики напирали и на то, что чужеземцы ведут недозволенные проповеди и нарушают спокойствие в городе. Местные судьи (дуумвиры) приговорили Павла и Силу к битью палками, после чего бросили в темницу, забив им ноги в колодки, как преступникам.
В тюрьме Павел и Сила объявили тюремщику, что они являются римскими гражданами и, значит, с ними поступили не по закону. Тюремщик испугался: насилие и пытки по отношению к имеющим римское гражданство бы ли серьезными, наказуемыми преступлениями. Осужденных освободили из колодок и хотели прямо ночью выпустить из тюрьмы. Но Павел отказался выходить тайком, потребовав, чтобы дуумвиры освободили их в присутствии всех горожан и тем самым признали их невиновность. Наутро судьи сами освободили пленников и упросили покинуть город.
Следующим местом, где стараниями миссионеров тоже появилась церковь, стал крупный македонский город Фессалоники. Павел с учениками поселились в доме еврея Иисуса, которого здесь на греческий лад звали Язоном. Но Павел имел у него только кров, по-прежнему зарабатывая на жизнь изготовлением палаток.
Во Втором Послании к Фессалоникийцам он писал: Мы не бесчинствовали у вас, ни у кого не ели хлеба даром, но занимались трудом и работою ночь и день, чтобы не обременить кого из вас, – не потому, чтобы мы не имели власти, но чтобы себя самих дать вам в образец для подражания нам (2 Фес. 3: 7–9).
Но и в Фессалониках недовольные ревнители закона Моисеева подняли против христианских проповедников бунт. Бунтовщики ворвались в дом Язона и потребовали, чтобы тот выдал им Павла и его спутников. А так как их в то время дома не оказалось, они схватили хозяина и повели в суд. С большим трудом удалось договориться, чтобы Язона все же отпустили под залог. Впоследствии Язон стал первым епископом острова Керкира (Корфу).
В эту же ночь христиане тайно вывели Павла с учениками из города, и на какое-то время миссионеры обосновались в соседней Верии. Но вскоре и сюда добрались враждебно настроенные евреи из Фессалоники. Они стали буквально охотиться за Павлом. Оставив на какое-то время спутников в Македонии, апостол Павел отправился в Грецию и вскоре появился в Афинах.
К тому времени Греция давно уже была римской провинцией Ахея с главным городом Коринфом. Но прославленные с древности Афины по-прежнему оставались центром эллинской науки, философии и искусства. И хотя город много раз нещадно грабили, его улицы были заполнены мраморными храмами, святилищами, многочисленными статуями античных богов и богинь, а в глазах апостола Павла – идолами. Но один памятник все же привлек его внимание: древний алтарь, посвященный неизвестному богу. Полная надпись на жертвеннике гласила: «Богам Азии и Европы и Африки; богам неведомым и чужеземным»…
В Афинах Павел выступал не только в синагогах, но и на городских улицах и площадях, давно сознавая, что должен и Еллинам и варварам, мудрецам и невеждам (Рим. 1: 14).
В те времена выступления уличных ораторов были обычным делом. Любой человек мог на перекрестке улиц взобраться на обломок колонны и обратиться к прохожим с речью – если хотел сообщить какую-то новость или просто поделиться своими мыслями. Если другим это было интересно, вокруг уличного оратора собиралась толпа любопытных, если не слишком – люди, не останавливаясь, шли по своим делам мимо.
Афиняне – не только простые горожане, но и ученые мужи – слушали апостола Павла с большим любопытством. К нему подходили стоики, эпикурейцы, представители других философских школ. Они понимали, что оратор говорит о неизвестном им Боге и излагает новое учение, но не могли уловить сути. Тогда Павла пригласили выступить в афинском Ареопаге, где проходили главные собрания и куда допускались только избранные.
Апостол Павел начал свою речь с интриги: он готов всем рассказать о том самом неизвестном Боге, которому в Афинах стоит жертвенник, – это Иисус Христос! После чего принялся с воодушевлением излагать христианское учение. По свидетельству Луки, он даже процитировал Арата, известного поэта-стоика, но, когда дошел до Воскресения Иисуса, слушатели его прервали. Одни открыто над Павлом насмехались, другие, более вежливые, говорили, что лучше выслушают его в следующий раз.
Любой другой оратор воспринял бы это как неудачу, провал, но только не апостол Павел. Он сделал важнейший вывод о том, что величие христианского учения открывается в простоте сердца, и для этого вовсе не обязательно быть «мудрым мира сего»…Но Бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых, и немощное мира избрал Бог, чтобы посрамить сильное; и незнатное мира и уничиженное и ничего не значащее избрал Бог, чтобы упразднить значащее, – сформулирует он эту мысль в Первом Послании к Коринфянам (1 Кор. 1: 27–28).
К тому же апостол Павел был слишком не похож на прославленных ораторов, которых привыкли видеть в Ареопаге. Писатель Флавий Филострат, сохранивший для нас жизнеописания известных афинских ораторов своего времени, рассказывает, что один из них имел обыкновение приезжать на свои выступления в повозке с золотой упряжью и в богатом наряде, сверкая на солнце драгоценными камнями, другие производили впечатление на слушателей громоподобным голосом или выразительными актерскими жестами.
Апостол Павел умел говорить с жаром, вдохновенно, но при этом не заботился о том, чтобы произвести на кого-либо приятное впечатление. Считается даже, что он не слишком чисто говорил на греческом языке и мог допускать в произношении ошибки. Одет он тоже был весьма скромно, его внешность была далека от идеалов античной красоты…
Впрочем, о том, как выглядел апостол Павел, мы можем судить лишь по апокрифам, которым стоит доверять только отчасти. В них рисуется приблизительно такой портрет: ниже среднего роста, сутулый, с залысинами на голове… А вот как описывал внешность апостола средневековый автор Никифор Каллист: «Павел был ростом мал, непрям и несколько согбен, лицо у него было чистое и являло признаки долгих лет, голова плешива…»
Что касается «признаков долгих лет», о них апостол и сам напишет в Послании к Филимону: Я, Павел старец, а теперь и узник Иисуса Христа… (Флм. 1:9), – а ведь, по мнению большинства исследователей, на тот момент «старцу» еще не было и шестидесяти.
В 2009 году в немецких газетах был опубликован так называемый фантом-портрет святого апостола Павла. При помощи современных технологий внешность апостола попытались воссоздать специалисты криминальной полиции Дюссельдорфа под руководством немецкого историка Михаэля Хеземана, много лет работавшего над научной книгой об апостоле Павле. Но слишком уж унылый, меланхоличный вид получился на этой качественной цветной фотографии у того, кто при жизни являл собой воодушевление и высокий духовный порыв.
Великому русскому иконописцу Андрею Рублеву (XVI век) удалось замечательно передать облик Павла: и его легкую сутуловатость, и залысины, и морщины на высоком челе, и внутреннюю собранность, и силу воли, и смирение апостола…
Даже после незаконченного выступления апостола Павла в афинском Ареопаге несколько человек уверовали в Христа – Дионисий (его называют Дионисием Ареопагитом), женщина по имени Дамарь (судя по имени, не афинянка) и некоторые другие.