– Как живешь, господин авва Максим? – спросил узника епископ Феодосий.
– Как предопределил Бог прежде всех веков Свое промыслительное обо мне решение, так и живу, – ответил Максим Исповедник.
Этот ответ дал возможность завязать разговор о Промысле Божием, о предопределении и о том, что иногда есть возможность избежать скорбей ссылки, чтобы наконец перейти к делу.
– Убеждаем принять наши предложения и тем доставить радость всей Вселенной, – объявил узнику Феодосий.
– Какие это, господин? И кто я и откуда, чтобы согласие мое на то, что предлагается мне, доставило радость Вселенной? – спросил Максим.
Тогда посыльные передали слова от патриарха и царя, что они готовы все простить и даже забыть Типос, если игумен Максим согласится войти с ними в церковное общение. Должно быть, позиция Максима Исповедника все еще смущала римлян, хотя многие из его бывших единомышленников все же приняли монофелитскую ересь.
Максим Исповедник спросил делегатов: а что же делать с термином «одна воля», который для устранения всякого действия соборно утвержден Сергием и Пирром и Павлом? Его нельзя просто замолчать, а для того, чтобы отменить, следует созвать церковный собор в Риме…
На этом переговоры можно было закрывать – все знали, что император и патриарх не хотели в этом вопросе широкой огласки.
Прощаясь, епископ Феодосий дал узнику немного денег и монашескую мантию, хотя вскоре, как пишет автор «Диспута в Визии», у старца все это отобрали «вместе с остальными его жалкими вещами и одеждами».
Через две недели в Визию пришел неожиданный приказ из царского дворца: «Привести монаха Максима с великой честью и заботливостью как по причине его старости и немощи, так и потому, что он от предков наш и был у них в чести».
Старца перевели в город Регию, неподалеку от Константинополя, и поместили в монастырь святого Феодора. Вскоре в монастырь прибыла пышная свита, в числе которой были старые константинопольские знакомые игумена Максима – Епифаний, Троил и недавний его гость епископ Феодосий.
– Прежде скажи: исполнишь ты приказание царя или не исполнишь? – спросил старца Епифаний.
– На неизвестное мне какой могу ответ дать? – ответил Максим.
Но они требовали, чтобы он сказал, что исполнит царский приказ, постепенно перешли на повышенные тона, чего-то хотели, уже кричали и грубили…
– Весь Восток и Запад развращаются, взирая на тебя, и все ради тебя восстают! – воскликнул епископ Феодосий.
А другие стали говорить о том, что царь обещает ему всевозможные почести и милости, если монах Максим войдет с константинопольским патриархом в церковное общение.
«И облобызаем тебя, и подадим вам десницу нашу и со всякой честью и славой введем тебя в Великую церковь, и вместе с собой поставим на том месте, где, согласно обычаю, стоят цари…» – звучали в монашеской келье велеречивые обещания царя в пересказе его придворных.
Но Максима Исповедника все эти восхваления и посулы ничуть не тронули.
– Поистине вся сила неба не заставит меня сделать это, ибо что отвечу – не говорю Богу, но моей совести, – если бы ради славы человеческой, самой по себе не имеющей никакого существования, отрекся я от веры, спасающей любящих ее? – ответил он.
И тогда посыльными царя овладела сильнейшая ярость, и они «подвергли его щипкам, ударам и толчкам, от головы до ног покрыв его многочисленными плевками»…
– Имей в сердце своем, как хочешь, никто тебе не запрещает, – в раздражении сказал Троил.
Сами-то они давно привыкли думать одно, а говорить – другое, тем более когда это сулило выгоду.
Византийский историк VI века Евагрий Схоластик писал о таких «новых христианах», что они «разглагольствовали, как им заблагорассудится, о возвышенных и божественных предметах, всегда болтая одно и то же». Пытаясь друг друга переспорить, они громко кричали и издавали «отвратительные звуки, подобно играющим в кости» («Церковная история»).
Вот и патриций Епифаний, видя, что ему не удается услужить царю, начал кричать на игумена Максима с угрозами:
– По моему суду мы введем тебя в город, поставим связанного на площади и приведем актеров и актрис, продажных блудниц и весь народ, чтобы каждый и каждая и ударили, и плюнули в лицо твое…
Но потом обвинители вспомнили, что пора завтракать, и если они будут вдаваться в долгие рассуждения, то останутся без еды и питья. В принципе, они получили ответ, чтобы доложить его во дворце.
«Позавтракали и удалились с гневом, и пошли возвестить царю в канун Воздвижения Честного и Животворящего Креста».
Максима Исповедника перевели из монастыря в крепость, где его охраняла стража.
Затем снова был суд над ним и монахом Анастасием, специально приведенным для этого в Константинополь. Доказательством их государственной измены служила и найденная у Анастасия книжечка, которая содержала осуждение Типоса 648 года и мысли Максима Исповедника, высказанные на Латеранском соборе.
По преданию, на этом суде в ответ на слова судей, что уже и римские клирики причастились с патриархом, Максим ответил: «Если и весь мир причастится, я один не причащусь».
По приговору суда монахам Максиму и Анастасию отрубили по правой руке, урезали языки и потом, изувеченных, обвели по всему городу.
Наверняка их провели и мимо храма Святой Софии, на стенах которой вывешивался то Эктесис, то Типос, но внутри был алтарь, и молитва, и Бог…
«Чей ум прилеплен к Богу любовью, тот ни во что ставит все видимое, даже самое тело свое, как бы чужое», – написал Максим Исповедник в «Главах о любви».
«Блажен ум, который, минуя все твари, непрестанно услаждается Божественною красотою».
«Когда ты оскорблен кем-нибудь или в чем уничижен, берегись помыслов гнева, дабы они, по причине этого оскорбления отлучив тебя от любви, не переселили в область ненависти…»
После суда и перенесенных мучений преподобного Максима Исповедника в 662 году сослали в ссылку в Лазику на Кавказе, в том же году он там и скончался в возрасте восьмидесяти двух лет.
Через восемнадцать лет после его кончины в Константинополе состоялся Вселенский собор, где монофелитство было отвергнуто и признано ересью.
Как говорил преподобный Максим Исповедник, Христос назвал Кафолической Церковью ту, которая содержит истинное и спасительное исповедование веры.
Преподобная Одри Элийская(† 679)
Преподобная Одри Элийская. Фрагмент миниатюры. Бенедикционал св. Этельвольда. Англия. X в. Британская библиотека.
Но показался Господь
славнее ей славы отцов.
В англосаксонских хрониках упоминается явление, которое летом и осенью 678 года наблюдали жители Британии.
«В августе появилась звезда, называемая кометой; три месяца она появлялась каждое утро и похожа была на солнечный луч».
В древности появление кометы, солнечное затмение и другие необычные небесные явления считались дурным предзнаменованием. А тем более такое – три месяца подряд, до наступления зимних холодов, на небе над древней Британией появлялся знак, напоминающий своими очертаниями огненный жезл.
Но христианами он мог восприниматься иначе – как зримое напоминание о Том, Кто на самом деле правит миром, погрязшем в войнах, и стоит выше всех королей.
Взирает Царевич с небес высоких
На основанья земли и моря.
От взгляда Его ничто не укроется,
Капли дождя Многомудрым исчислены —
Не падет безведанно да не единая —
Отмерил время до дня и часа,
Сколько стоять чертогу земному.
Так пел, подыгрывая себе на арфе, англосаксонский поэт – возможно, пастух-импровизатор Кэдмон Уитбийский.
И, наверное, так думала настоятельница монастыря в Эли Этельдреда, бывшая королева Нортумбрийская…
Все предки Этельдреды были завоевателями из германского племени англов. Примерно за два столетия до ее рождения они приплыли с материка, чтобы захватить Британские острова.
Это для римлян, выросших под солнцем Италии, далекий Альбион (от слова – «белый», такими они увидели берега Британии из светлого известняка) казался холодным, неприветливым краем света. В книгах древних римлян часто встречается ворчанье на промозглые дожди, туманы, непривычные морозы и замерзающие реки в самой северной их провинции.
А вот в глазах вождей северных германских племен Британия всегда была «прекраснейшим из островов», примерно такой, как ее описывает средневековый писатель Гальфрид Монмутский:
«Обильная всякого рода металлами, она обладает широко раскинувшимися полями, а также холмами, пригодными для богатого урожаями земледелия, на которых благодаря щедро родящей почве в подобающее им время вызревают всевозможные земные плоды».
Но до начала V века и плодородные земли, и леса, и пастбища, где растут «травы и цветы различной окраски», и богатые рыбой озера находились под охраной римлян.
В 410 году из Британии были отозваны два последних римских легиона – войска срочно понадобились для защиты Италии от варваров. И когда всем стало ясно, что назад они уже не вернутся, на остров лавиной хлынули германские племена – саксы, англы, юты, фризы, швабы.
Примерно на два столетия Британия превратилась в одно большое поле битвы.
По подсчетам современных историков, на остров переправилось не менее двухсот тысяч германцев, и примерно за сто лет, начиная с 430 года, коренное население частично было истреблено, частично слилось с захватчиками.
Отголоски тех нескончаемых сражений сохранились в легендах о короле Артуре, отважном вожде племени бриттов.
В хронике «История бриттов», которую в начале IX века написал валлийский монах Ненний, говорится, что героический король Артур одержал 12 побед над саксами!
Впрочем, современные историки сомневаются в существовании такой исторической личности, как король Артур, и считают его неким собирательным образом героя-защитника тех времен, когда по всей Британии «из скрещивавшихся в