В его келье можно было увидеть даже тех, кого редко встречали в монастырях: мятущихся интеллигентов, запутавшихся в жизни философов, студентов-нигилистов, отпетых пьяниц и полубезумных потенциальных самоубийц. Старец Амвросий принимал всех «униженных и оскорбленных», а если кто-то удивлялся, как он может подолгу беседовать со всякими несносными людьми, говорил: надо же и этим где-нибудь приткнуться, утешиться.
Однажды к отцу Амвросию пришел истерзанный сомнениями человек, потерявший смысл жизни. Он ходил «в народ», пытался примкнуть к Толстому, но от толстовцев тоже сбежал и, наконец, явился к Амвросию, сказав, что решил теперь и на него посмотреть. «Что ж, смотрите!» – ответил ему старец, после чего с большим трудом встал со своей кроватки и выпрямился во весь рост. Он молча, долго смотрел на своего посетителя… Какое-то время этот человек оставался в монастыре и однажды объявил отцу Амвросию: «Я уверовал».
«Для истинного покаяния, – говорил старец, – нужны не годы, не дни, а одно мгновенье». Даже философ Василий Розанов, великий скептик, признавал: «Благодеяние от него льется духовное, да, наконец, и физическое. Все поднимаются духом, только взирая на него. Самые принципиальные люди посещали его [о. Амвросия], и никто не сказал ничего отрицательного. Золото прошло через огонь скептицизма и не потускнело».
Каждый из приходящих верил, что Амвросий ждал в своей келье именно его, что он помнит о нем и любит, молится о его грешной жизни, ждет от него перемен к лучшему.
В конце семидесятых годов в Оптину пустынь к отцу Амвросию приходил и Лев Толстой: по одним сведениям – один раз, по другим – дважды. Граф появился в обители в простой крестьянской одежде, в лаптях, с котомкой за плечами, но смирение это было внешним.
«Грехи – как грецкие орехи. Скорлупу расколешь, а зерно выковырять трудно», – говорил отец Амвросий.
С годами здоровье его заметно ухудшалось, и после приема посетителей он все чаще приходил в крайнее изнеможение. «По утрам с трудом разламываюсь, чтобы взяться за обычное многоглаголие с посетителями, и потом так наглаголишься, что едва добредешь до кровати в час или больше. Есть пословица: „Как ни кинь, все выходит клин“. Не принимать нельзя, а всех принять нет возможности и сил недостает», – признавался он в одном из писем.
Были дни, когда врачи настрого запрещали старцу принимать народ, и на двери кельи появлялась записка: «Врачи запрещают старцу принимать посетителей», заверенная их подписью. Но как только Амвросий мог подняться с постели, все начиналось снова.
Большое дело жизни старца Амвросия – женский монастырь в Шамордино – тоже родилось из его сострадания к людям. Нашлось и место для монастыря, и помощники, и все остальное.
К Амвросию приходило много несчастных женщин: бедных вдов, желавших принять монашество, но не имевших средств, чтобы сделать взнос в обитель или купить себе келью; покинутых мужьями одиноких женщин; беззащитных девушек и девочек-сирот. Глядя на немощную, больную старуху, которую не брали ни в один монастырь, отец Амвросий говорил шутливо, скрывая душевное волнение: «Ну, этот хлам-то у нас сойдет. Отвезть ее в Шамордино!» К концу его жизни в Шамординской женской обители было уже около пятисот сестер, здесь же находились детский приют для девочек и богадельня.
Отец Амвросий часто навещал Шамордино. Вот как описывает один из его приездов сестра из монастыря: «На возвышенном местечке поставлено было для Батюшки кресло. Батюшка садился в него. По правую руку от него стояла матушка, затем мать казначея, благочинная и другие старшие образовывали из себя как бы цепь для того, чтобы сдерживать напор толпы и не позволять слишком тесниться к Батюшке, чтобы не так душно ему было. Все подходили к нему по очереди. Всех просили проходить поскорей и, получивши благословение, отходить, чтобы не задерживать других и не утомлять Батюшку. Все таким образом получали благословение, а между тем ни тесноты, ни давки не было. Отдохнув несколько времени после общего благословения, Батюшка начинал принимать приезжих посетителей, иногда в своей комнате, иногда же для этого выходил в церковь, садился на скамеечке близ свечного ящика и здесь с ними беседовал. Мы же стояли все поодаль и не могли достаточно насмотреться на своего дорогого гостя. Выражение лица Батюшки, которое менялось ежеминутно, смотря по тому, приходилось ли выслушивать ему что-нибудь отрадное или скорбное, ободрял ли он или давал строгую заповедь, обращался ли к детям или к взрослым, его движения – ласкал ли он кого или приколачивал палочкой, – все-все в нем исполнено было такой глубокой совершенной любви, что, глядя на него, самое жесткое, грубое сердце невольно делалось мягче, милостивее и добрее, и как бы мрачно ни был настроен человек, ему тотчас же становилось и легче, и отраднее, и светлее на душе».
2 июня 1890 года отец Амвросий выехал из Оптиной пустыни в Шамодрино, заехав по пути на несколько дней в принадлежащий женскому монастырю уединенный хутор Руднево. Здесь он обычно останавливался в небольшом домике, где вдоль дорожек были сделаны особые перила, чтобы старец по утрам мог на их опираться и без провожатых выходить на прогулку.
Затем отец Амвросий направился в Шамордино, куда за ним из Оптиной хлынули толпы народа.
«Особенно же дрожало у него сердце и весь как бы сиял он, когда старец выходил к толпе ожидавших его выхода у врат скита богомольцев из простого народа, нарочно, чтобы видеть старца и благословиться у него, стекавшегося со всей России. Они повергались пред ним, плакали, целовали ноги его, целовали землю, на которой он стоит, вопили, бабы протягивали к нему детей своих, подводили больных кликуш. Старец говорил с ними, читал над ними краткую молитву, благословлял и отпускал их. В последнее время от припадков болезни он становился иногда так слаб, что едва бывал в силах выйти из кельи, и богомольцы ждали иногда в монастыре его выхода по нескольку дней». Картина выхода к народу старца Зосимы была списана с натуры. Достоевскому тоже пришлось в большой толпе дожидаться выхода отца Амвросия.
В Оптиной пустыни с нетерпением ждали, когда старец наконец-то вернется из Шамордино, где он пробыл все лето.
К этому лету относят появление в Шамордино иконы Божией Матери, получившей название «Спорительница хлебов». Настоятельница Волховского женского монастыря игумения Илария прислала в дар старцу Амвросию и шамординским сестрам редкую икону: Богоматерь на ней изображена сидящей на облаках и благословляющей лежащие внизу поля. По желанию старца Амвросия на полях были нарисованы сжатые ржаные снопы. Старец и сам молился перед этой иконой, и заповедал молиться перед ней шамординским сестрам, а праздновать ей память завещал 15 октября.
Чтобы успокоить настоятеля Оптиной пустыни отца Исаакия и монастырскую братию по поводу своего долгого отсутствия, Амвросий прислал им письмо, зачитанное на общей трапезе. Из этого послания вспоминают такие слова: «Я доселе задержался в Шамордине по собственному промышлению Божию. А почему – это должно означиться после».
Своим келейникам старец говорил: «Я знаю, что не доеду до Оптиной. Если меня отсюда увезут, я на дороге умру».
По просьбе настоятеля Оптиной в Шамординскую обитель собрался приехать даже архиерей из Калуги, чтобы поторопить Амвросия с возвращением.
Игуменья и сестры вспоминали разговор с отцом Амвросием, случившийся по этому поводу.
– Батюшка, как нам встречать владыку?
– Не мы его, а он нас будет встречать.
– Что же владыке петь?
– Мы ему «аллилуйя» пропоем.
– Батюшка, говорите, владыка о многом хочет у вас спросить?
– Мы с ним потихоньку будем говорить, никто не услышит.
Значение этих слов стало понятно позже. Преосвященный Виталий застал старца уже во гробе, когда пелись погребальные песнопения, и он с ним тихо попрощался.
Утром 21 сентября старец Амвросий почувствовал себя совсем плохо, у него начались озноб и боль в ушах. Но еще два дня он принимал народ и даже шутил, хотя слышал все хуже и еле мог говорить. «Это последнее испытание», – сказал он помогавшей ему инокине, а вскоре после этого потерял и голос.
«Целый век свой я все на народе, – говорил когда-то отец Амвросий, – так и умру».
И действительно, у дверей комнаты, где он испустил последний вздох, толпилось много народа.
В четверг, 10 октября 1891 года, в 11 часов 30 минут оптинский старец Амвросий ушел из жизни.
Его похоронили 15 октября – в тот самый день, на который он назначил празднование иконе «Спорительница хлебов». На мраморном надгробии были выгравированы слова апостола Павла: Бых немощным, яко немощен, да немощныя приобрящу. Всем бых вся, да всяко некия спасу (1 Кор. 9: 22).
В одном из писем старец Амвросий написал: «Я часто повторяю слова опытных, что надо пользоваться настоящим, и кто настоящим пользуется хорошо, у того и последствия бывают отрадны, если не оскудеет вера. Сотворим, сколько можем, помощью Божией, пока есть время, и будущее представим всеблагому Промыслу Всесильного Бога, его же судьбы нам неведомы».
О том же самом накануне XX века он сказал двумя строчками, устно:
Отчего человек бывает плох?
Оттого, что забывает, что над ним Бог.
Список источников и литературы
Источники
Герберштейн С. Записки о московитских делах. Домострой. СПб, 1994.
Дружина (Калистрат) Осорьин. Повесть о Иулиании Лазаревской.
Мнения, отзывы и письма Филарета, митр. Московского и Коломенского, по разным вопросам за 1821–1867 гг. М., 1905.
«Остаюсь с искренним благожеланием…» Письма и выборки из писем преподобного старца Амвросия Оптинского. М., 2011.
Письма м. Филарета к Высочайшим особам и к разным духовным лицам. Тверь, 1888.
Письма м. Филарета Московского к родным. М., 1882.
Письма Н. И. Ильминского к. П. Победоносцеву. Казань, 1895.
Поссевино А. Исторические сочинения о России XVI в. М., 1983.