Сохранились материалы допроса по делу Татьяны Николаевны Гримблит, проводившегося в 1937 году:
– Обвиняемая Гримблит, не состояли ли вы и не состоите ли в настоящее время в какой-либо религиозной секте, если состоите, то каковы ее цели?
– Ни в какой секте я не состояла и не состою.
– Обвиняемая Гримблит, из каких средств вы оказывали помощь заключенным и не являетесь ли вы членом какой-либо организации, ставящей своей задачей оказание им помощи, а также внедрение религии в массы?
– Я ни в какой организации никогда не состояла и не состою. Помощь заключенным и кому могу помочь я оказываю из своих заработанных средств. Внедрением религии в массы я никогда не занималась и не занимаюсь.
– Какова причина вашей помощи в большинстве случаев политзаключенным, а также причина ведения вами переписки исключительно с политзаключенными?
– Являясь религиозным человеком, я и помощь оказывала только заключенным религиозникам, с которыми встречалась на этапах и в заключении, и, выйдя на свободу, переписывалась с ними. С остальной же частью политзаключенных я никогда не имела никакой связи.
– Как вы проявлялись как религиозный человек относительно советской власти и окружающего вас народа?
– Перед властью и окружающими я старалась проявить себя честным и добросовестным работником и этим доказать, что и религиозный человек может быть нужным и полезным членом общества. Своей религиозности я не скрывала.
– Обвиняемая Гримблит, признаете ли вы себя виновной в ведении вами антисоветской агитации за время службы в Константиновской больнице?
– Никакой антисоветской агитации я нигде никогда не вела. На фразы, когда, жалея меня, мне говорили: «Вы бы получше оделись и поели, чем посылать деньги кому-то», я отвечала: «Вы можете тратить деньги на красивую одежду и на сладкий кусок, а я предпочитаю поскромнее одеться, попроще поесть, а оставшиеся деньги послать нуждающимся в них».
После допроса Татьяна Гримблит была помещена в тюрьму в городе Загорске. 21 сентября 1937 года, перед отправкой обвинительного заключения на решение «тройки», ее снова вызвали на допрос.
– Вы обвиняетесь в антисоветской агитации. Признаете ли себя виновной?
– Виновной себя не признаю. Антисоветской агитацией никогда не занималась.
– Вы также обвиняетесь в проведении вредительства, сознательном умертвлении больных в больнице села Константиново. Признаете себя виновной?
– Виновной себя не признаю, вредительской деятельностью никогда не занималась.
Прочитав протокол допроса, Татьяна Николаевна подписалась под последней фразой: «Записано с моих слов верно, мной лично прочитано».
Тройка НКВД приговорила Татьяну Николаевну Гримблит к расстрелу. 23 сентября 1937 года Татьяна Гримблит была расстреляна на Бутовском полигоне и погребена в безвестной общей могиле. Ей было тридцать три года – возраст Христа.
Сохранилась тетрадь со стихами святой новомученицы Татьяны Гримблит, в которых и вся ее биография, и заветные мысли.
Молодость, юность – в одежде терновой,
Выпита чаша до дна.
Вечная память мне смертным покровом,
Верую, будет дана.
Татьяна Гримблит причислена к лику святых новомучеников и исповедников Российских постановлением Священного Синода от 17 июля 2002 года.
Святитель Николай Сербский (1880-1956)
Вера моя – единственное достойное дело жизни моей; воистину, остальное – комедия чувств.
Однажды погожим весенним днем люди, прогуливающиеся в лондонском Гайд-парке, услышали звук фрулы – древней пастушеской свирели. На свирели играл похожий на грека православный священник с веселыми карими глазами. Когда вокруг музыканта собралась толпа, он перестал играть и обратился к слушателям на прекрасном английском языке: «Это музыкальный инструмент того народа, о котором у вас пустили недобрую славу. Вам внушили, что сербы – народ цареубийц. Обвиняют нас в том, что мы убили австрийского престолонаследника. Я хотел, чтобы вы знали о том, как наш князь Лазарь в 1389 году вывел свою рать на Косово поле, дабы заслонить собой христианскую Европу и отдать свою жизнь за сохранение европейской цивилизации. В ту пору нас, сербов, было столько же, сколько и вас, англичан. Сейчас нас в десять раз меньше. Где остальные сербы? – Пали, сражаясь за свою и вашу свободу».
Это был не грек, а сербский православный монах – он говорил собравшейся в Гайд-парке толпе о Сербии и страданиях своего народа.
Шел 1915 год. Во время Первой мировой войны сербское правительство направило в Англию иеромонаха Николая (Велимировича) с дипломатической миссией – рассказать общественности, за что воюет православная Сербия, о которой Запад ничего не знал, собрать гуманитарную помощь и призвать эмигрантов-славян (сербов, хорватов и словенцев) прийти на помощь соотечественникам.
Отец Николай выступал в лондонских церквях, университетах, колледжах, в парках, поражая самых взыскательных слушателей красноречием и неподдельным энтузиазмом. Этот человек всем своим видом и образной, глубокой речью менял представления европейцев об отсталости южных славян.
В свои тридцать пять лет православный священник, богослов и писатель Николай Велимирович владел несколькими языками, защитил в Оксфорде докторскую диссертацию по философии и был блестящим оратором – каждое его выступление оказывало незабываемое воздействие на аудиторию.
«Может, среди вас найдутся такие, кто не может поверить, что Сербия имеет душу? – спрашивал он слушателей. – Есть ли среди вас, братья и сестры, кто-нибудь, кто думает, что Сербия жива лишь хлебом единым, что она обороняется лишь силой оружия? Если все же хоть один такой человек есть, я буду счастлив посвятить все свое время и приложить все свои силы, чтобы изменить превратное мнение. Я буду счастлив, если смогу убедить вас, что Сербия выдержала пятивековое турецкое рабство не столько силой мышц, сколько силой духа».
Для лондонцев он и сам был – душа Сербии. Как-то отца Николая спросили из зала, а есть ли в Сербии, которую он так превозносит, что-то подобное знаменитым шедеврам европейской архитектуры. «У нас в Сербии находится уникальный шедевр азиатской архитектуры. Называется этот шедевр Челе-Кула (Череп-Башня), – ответил проповедник. – Когда турецкое войско пришло подавить сербское восстание под командованием воеводы Стефана Синджелича, препятствием на пути к Нишу была крепость, которую обороняло около пяти тысяч повстанцев. Туркам удалось сломить сопротивление сербов, воевода Синджелич распорядился взорвать пороховой склад и погиб вместе с оставшимися солдатами.
На месте взорванной крепости турки соорудили башню из 952 голов, отрубленных у погибших воинов».
На выступления в лондонском кафедральном соборе отца Николая (Велимировича), этого «сербского апостола», вход был по билетам. Интерес к ученому сербскому священнику еще больше возрос, когда стало известно, что он – самородок, родом из бедной крестьянской семьи и всего в жизни добился сам.
Святитель Николай Сербский рассказывал о своем раннем детстве: каждую субботу, когда основные дела за неделю были закончены, дед собирал всю большую семью на вечернюю молитву. В доме не было места для часовни, поэтому в хорошую погоду молились во дворе, под открытым небом. Дедушка с благоговением читал молитвы, и звездное небо над головой казалось куполом огромного невидимого храма.
Николай Велимирович родился 23 декабря 1880 года в селе Лелич в центральной части Сербии, в крестьянской многодетной семье. Он был слабым и болезненным, но оказался на удивление смышленым, все схватывал на лету и без труда запоминал слова молитв в церкви, куда с ранних лет водила его мать, крестьянка Катерина.
Его отец Драгомир решил, что, пожалуй, сын не пропадет в жизни, если выучится грамоте, и определил Николу в школу при монастыре Челие неподалеку от села. Все, кто попадал в монастырь на обучение к добродушному священнику Андрии, умели «читать извещения от властей и на них отвечать» и пользовались среди неграмотных крестьян большим уважением.
Никола учился с большим рвением, и дни напролет проводил за книгами. Он даже на переменах забирался на колокольню и, пока другие дети развлекались, что-нибудь читал. Школьный учитель Михайло Ступаревич (он потом говорил, что никогда в жизни у него не было такого способного ученика, как Никола) настоял, чтобы родители отдали мальчика в гимназию в городе Валево.
В гимназии Никола Велимирович с первых дней показал себя одним из лучших учеников. Чтобы оплачивать жилье, в свободное время он прислуживал в домах состоятельных горожан. Был готов на любую работу, лишь бы родители позволили ему учиться дальше.
Никола Велимирович хотел после гимназии поступить в военную академию, чтобы бороться за окончательное освобождение сербов от турецкого ига, но из-за слабого здоровья юноши медицинская комиссия признала его негодным для офицерской службы. Тогда Никола сдал экзамены и поступил на первый курс Белградской семинарии.
Первые годы в столичном Белграде неимущему семинаристу жилось особенно трудно: родители, бедные крестьяне не могли ему материально помогать. Никола жил в сыром полуподвальном помещении, питался впроголодь и заболел туберкулезом кожи (в простонародье – золотухой). Потом он долго страдал от этой болезни. Материальное положение немного улучшилось после знакомства с протоиереем Алексой Иличем, издателем газеты «Христианский вестник», который как раз подыскивал себе помощника. Никола стал распространителем газеты, а потом начал публиковать в ней свои статьи – яркие, образные, написанные хорошим литературным языком. У семинариста был явно склад ума мыслителя – произведения Шекспира, Вольтера, Гёте, Гюго, Пушкина, Толстого, Достоевского он пытался осмыслить в свете современных общественных и философских проблем и делал это очень убедительно.
Одним из любимых писателей Николы был Петр II Петрович Негош – митрополит и правитель Черногории, выдающийся мыслитель, философ и поэт начала XIX века. Петр Негош, так много сделавший для становления своей страны как государства, свои идеи выражал и в проповедях, и в стихах, и в поэмах. Никола Велимирович посвятил творчеству митрополита-поэта доклад в семинарии, показав на конкретных примерах, что литературная форма может сделать более доступным содержание проповедей.